Литературные сказки народов СССР
Виктор Калугин
«Это что за невидаль…»
«И Пушкин окончил свою сказку! Боже мой, что-то будет далее? Мне кажется, что теперь воздвигается огромное здание чисто русской поэзии, страшные граниты положены в фундамент, и те же самые зодчие выведут и стены, и купол, на славу векам».
Эти строки из письма Н. В. Гоголя к В. А. Жуковскому датированы 10 сентября 1831 года, а 15 сентября в газетах появилось объявление о выходе в свет первой части «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Создавались «Вечера» в то же лето 1831 года и в том же самом Царском Селе, где молодой, двадцатидвухлетний Гоголь, оказался рядом с Пушкиным и Жуковским («Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я», — сообщал он другу) и где — одновременно, все трое — создавали свои сказки. Пушкин — «Сказку о царе Салтане», Жуковский — «Сказку о царе Берендее» (в ее основе, как известно, пушкинская фольклорная запись), а Гоголь — невидали украинского пасичника Рудого Панько, которые тоже воспринимались современниками как сказки («На сих днях вышли Вечера на хуторе — Малороссийские народные сказки», — запишет 23 сентября 1831 года Владимир Одоевский).
Среди зодчих нужно назвать имена не только Пушкина, Жуковского и Гоголя. Это огромное здание чисто русской поэзии возводили Орест Сомов и Владимир Даль, Николай Языков и Владимир Одоевский, Николай Полевой и Иван Ваненко, Александр Вельтман и Петр Ершов — все они стояли у истоков нового жанра — литературной сказки. Произошло это в самом начале 1830-х годов, когда были созданы все шесть сказок Пушкина, три сказки Жуковского, «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя, «Малороссийские были и небылицы» Ореста Сомова, «Были и небылицы казака Владимира Луганского» (Владимира Даля), «Сказка о пастухе и диком вепре» и «Жар-птица» Николая Языкова, «Пестрые сказки» Владимира Одоевского, романы-сказки Александра Вельтмана, «Конек-горбунок» П. П. Ершова.
Все эти прозаические и стихотворные сказки вышли до 1835 года, когда в Копенгагене появились в свет первый и второй выпуски «Сказок, рассказанных детям» Ханса Кристиана Андерсена.
И это не случайное совпадение, а общая закономерность развития всех национальных литератур, в каждой из которых рано или поздно появлялись свои «короли сказок». Во Франции (еще в XVII веке) — Шарль Перро, в Германии — братья Гримм, в Дании — Андерсен, в Норвегии — Асбьёрнсен, в Англии — Льюис Кэрролл, на Украине — Марко Вовчок, в Армении — Газарос Агаян и Ованес Туманян, в Молдавии — Йон Крянгэ, в Латвии — Карлис Скалбе и Анна Саксе, в Литве — Пятрас Цвирка.
Русская литература в этом отношении не исключение, а правило. Как и все мировые литературы, она обретала национальные формы через фольклор, через обращение писателей к народному творчеству. Когда Пушкин писал в 1826 году: «С некоторых пор вошло у нас в обыкновение говорить о народности, требовать народности, жаловаться на отсутствие народности в произведениях литературы», он имел в виду идеи, волновавшие в равной степени и Вальтера Скотта, первым собравшего и издавшего шотландские народные песни, и братьев Гримм, и Рылеева, Александра Бестужева, Кюхельбекера и американского критика Джеймса Полдинга, начавшего в 1827 году дискуссию о национальном театре Нового Света. В 1834 году Белинский уже называл народность альфой и омегой (началом и концом) эстетики нового времени. Этот путь к народности во всех литературах начинался с народного творчества — с его собирания, издания, изучения и воплощения в литературе, с появления нового жанра литературной сказки.
Обычно, говоря о литературной сказке, мы имеем в виду только детские, наиболее известные, ставшие несомненной классикой литературы для детей. Но «Девочка Снегурочка» Владимира Даля, «Мороз Иванович» Владимира Одоевского, «Аленький цветочек» С. Т. Аксакова, равно как детские сказки К. Д. Ушинского, Л. Н. Толстого, А. Н. Толстого, — только часть того явления, которое называется литературной сказкой. Не говоря уже о том, что детские сказки Владимира Даля появились в 60-е годы XIX века, а современники Пушкина знали «взрослые» сказки казака Луганского, как и «взрослые» сказки Ореста Сомова (да и Пушкин никогда не писал специально для детей). А потому в данный сборник не вошли многие широко известные детские сказки, которые нетрудно найти в любых других изданиях, и многие чисто авторские (Погорельского, Мамина-Сибиряка, Паустовского, Бианки), впрямую не связанные с развитием фольклорных традиций, зато в нем представлены неизвестные, незаслуженно забытые или же «отлученные» от жанра литературной сказки, восстанавливающие общую картину более чем полуторавекового пути развитие этого жанра в русской литературе и в литературах народов СССР.
С Пушкина и Жуковского начинаются традиции поэтических сказок, с Гоголя — прозаических. Перефразируя известное выражение Ф. М. Достоевского, вполне можно сказать, что русская литература вышла не только из «Шинели» Гоголя, но и из его же «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Хотя, как у Гоголя, так и у Пушкина, Жуковского, конечно же, были предшественники. «Пересмешник, или Славенские сказки» Михаила Чулкова вышел в 1766 году, а сказочные сборники Василия Левшина, Петра Тимофеева, Михаила Попова — в 70–80-е годы XVIII века. Самые известные из них, «Русские сказки» Василия Левшина, переиздавались в 1807, в 1820 и в 1829 годах и были едва ли не основным источником сказочных сюжетов для многих писателей, включая раннего Пушкина, который в «Руслане и Людмиле» основывался на стилизациях Левшина. На стилизациях в духе волшебно-рыцарских западноевропейских романов, которые и были образцом для подражания всех русских «сказочников». От народных сказок в них оставались зачастую лишь имена героев. Тот же Василий Левшин в предисловии к «Русским сказкам» признавался, что «для способности к чтению принужден был оные по большей части преложить в нынешнее наречие».
Каким было это нынешнее наречие, можно судить по сцене объяснения богатыря Алеши Поповича со своей возлюбленной:
«Ах! как ты жестока!» — вскричал невидимый Богатырь. Красавица смутилась и робким голосом вопрошала: «Кто ты? дерзкий! телесное ли существо?» — «Я существо тебя обожающее, немогущее дыхать, чтоб дыхание мое неподкрепляемо было твоею любовью». — «Для чего же ты не являешься предо мною в своем виде?» — «Вид мой! ах сударыня!.. Вам он ненавистен… обещаете ли вы простить Богатырю, вас оскорбившему?.. Однако, сударыня, — сказал Богатырь, обернувши камень перстня и бросаясь перед нею на колени, — можете ли вы быть так жестоки, чтоб не простить сей покорности? Позвольте мне за него поцеловать сию прелестную руку».
На таком наречии изъяснялись Алеши Поповичи и Добрыни Никитичи в сказках Левшина и Чулкова, приспособленных к чтению, к литературным вкусам своего времени. Правда в 1794 году Н. М. Карамзин в своей богатырской сказке «Илья Муромец» восклицал:
Нам другие сказки надобны;
Мы другие сказки слышали
От своих покойных матушек…
Но эти другие сказки появились лишь в пушкинские времена. О них поэт скажет в 1824 году в письме к брату из Михайловского: «Вечером слушаю сказки — и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!»
В Михайловском Пушкин не просто слушал сказки Арины Родионовны: он начал записывать их, начал создавать свои сказки-поэмы.
К сказкам покойных матушек, вслед за Пушкиным и благодаря Пушкину, обратились в 1831 году Жуковский и Гоголь. Впрочем, 1831 год — дата условная. Идеи, выраженные Пушкиным, Жуковским, Гоголем, что называется, носились в воздухе, на них основывался романтизм, противопоставивший эстетике «украшенного подражания природе» (В. Г. Белинский) XVIII века стремление к подлинности, к простоте. В теории трех стилей классицизма, как известно, народная культура относилась к самому низшему роду. Весьма характерны в этом отношении извинения Тредиаковского за приведенные им примеры из народных песен. «Прошу читателя не зазрить меня и извинить, что сообщаю здесь несколько отрывченков от наших подлых, но коренных стихов: делаю я сие токмо в показание примера». В данном случае подлый — определение социальное, подлыми назывались рабы, холопы, а потому и песни их тоже были подлыми, простонародными. Романтики обратятся именно к этим коренным стихам, в народных сказках, легендах, преданиях они откроют подлинную, неукрашенную природу, обратятся к истокам, к корням. И в то самое время, когда молодой Гоголь еще только просил у матери «расспросить старожилов», сообщить ему «все возможные поверья и обычаи», эти украинские поверья и обычаи в 1829 году уже появились в свет в «Русалке» и «Оборотне» Ореста Сомова.