Андрей Лукин
ДЕРЕВО ГУРРИКАПА
В каждой радуге семь цветов – это вечно и неизменно.
Но я знаю чудесный край, где порядок совсем иной.
За грядой Кругосветных гор там сияют попеременно
Жёлтый, розовый, изумрудный, фиолетовый, голубой.
Хочешь знать, как туда попасть? В этом нет никакого секрета:
Книгу старую с полки сняв, сказку может прочесть любой.
Для того, кто умеет мечтать, никогда не закончится лето
В Жёлтой, в Розовой, в Изумрудной, в Фиолетовой, в Голубой.
Как бы ни была жизнь трудна, гнёт суровой судьбы не страшен,
И невзгоды тебя не сломят, если будет всегда с тобой
Этот яркий кусочек детства, что волшебной рукой раскрашен
В жёлтый, в розовый, в изумрудный, в фиолетовый, в голубой.
Часть 1 ЗАКОЛДОВАННАЯ ДЕРЕВНЯ
НЕПОКОРНЫЕ ДРОВОСЕКИ
Началась эта удивительная история в те давние-предавние времена, когда в Волшебную страну, отрезанную от всего мира Великой пустыней и Кругосветными горами, заявились неизвестно откуда сразу четыре волшебницы – две добрые и две злые. Каждая надеялась стать единственной правительницей страны, поэтому нежданная встреча ни одну из них не обрадовала. Делиться властью волшебницам ужасно не хотелось, но доводить дело до серьёзной ссоры они не решились и после долгих препирательств попросту бросили жребий. Вечно юной Стелле, как известно, досталась Розовая страна, мудрой Виллине – Жёлтая, вредной одноглазой Бастинде – Фиолетовая...
А злая Гингема получила во владение чудесную Голубую страну.
Для такой противной старухи это было чересчур хорошее приобретение, но сама колдунья, разумеется, так не считала. Будь её воля, она прибрала бы к рукам всю Волшебную страну, всю до последнего камешка, до самой распоследней травинки. О, как она жалела, что пришлось делиться с другими волшебницами, особенно с этими добренькими притворщицами Виллиной и Стеллой!
В Голубой стране жили Жевуны. Они были люди робкие и совершенно беззащитные, и поэтому злая Гингема правила ими без особого труда. Милые Жевуны трепетали перед ужасной старухой и беспрекословно выполняли все её приказы. Они работали днями и ночами, собирая для своей повелительницы пауков, пиявок, лягушек и змей. Всю эту мерзость Гингема любила больше всего на свете. Она любила её в сыром, жареном и сушёном виде.
А Жевуны пиявок, змей, мышей и пауков до ужаса боялись. Но Гингему они боялись ещё сильнее. Они горько рыдали от страха и исправно платили волшебнице дань.
Однако не все Жевуны были такими покорными. Нашлись и среди них отважные люди, посмевшие бросить вызов страшной колдунье. Правда, кончилось это для них очень и очень печально, ведь что ни говори, а Гингема была могущественной волшебницей.
Вот как всё произошло.
На самом краю Голубой страны, в глубине дремучего леса, стояла в те давние времена Деревня Дровосеков. Обитатели этой деревни почти ничем не отличались от прочих Жевунов. Они носили такие же голубые одежды и такие же голубые широкополые шляпы с хрустальными шариками и серебряными бубенчиками. Они так же неустанно двигали челюстями... Но всё же они были не совсем обычные Жевуны.
Во-первых, они почти ничего не боялись. Суровая лесная жизнь приучила их к опасностям, сделала смелыми и отважными, закалила их сердца и души. А во-вторых, Жевуны-дровосеки не только не признали Гингему своей повелительницей, но и наотрез отказались выполнять её вздорные приказы. Как?! Они, отважные дровосеки, не боящиеся дремучих лесов и диких зверей, должны трепетать перед какой-то крикливой старухой? Ещё чего! Да она, может быть, вовсе никакая и не колдунья!
И эти смелые человечки отказались платить Гингеме дань.
– Не будем собирать лягушек! – заявил старшина дровосеков Скан Фитур. – И вообще не будем подчиняться этой противной Гингеме! Пусть ей пиявки подчиняются и пауки! Жили мы раньше без таких правителей, проживём и сейчас!
Все дровосеки согласно закивали головами, и бубенчики на их шляпах нежно зазвенели.
Бедные Жевуны! Им ещё никогда не доводилось сталкиваться со злыми волшебницами и они даже представить себе не могли, какую страшную беду накликали они на себя и на свою деревню. Если бы в эту минуту Гингема появилась вдруг перед ними в чёрной развевающейся мантии и прокричала ужасные заклинания, вызывающие ураган, то даже самые отважные дровосеки живо бросились бы собирать пиявок и пауков.
Но Гингема было далеко, на другом краю страны. А путешествовать она не любила, хотя у неё имелись чудесные серебряные башмачки, которые могли доставить её куда угодно в одно мгновение. Это было очень удобно, но колдунья смертельно боялась их потерять и потому пользовалась ими очень редко и лишь в самых крайних случаях. Да и зачем бы ей, скажите на милость, путешествовать по своим собственным владениям? Её – могущественную и страшную волшебницу – должны бояться все, даже те, кто никогда в глаза её не видел. Так думала Гингема.
Но жители Деревни Дровосеков почему-то думали иначе. Они решили, что колдунья им не страшна, и без долгих разговоров спокойно занялись обычными делами.
* * *Прошёл месяц, потом другой. Ничего страшного не случилось. Жизнь шла своим чередом, солнце светило всё так же ярко, мир был прекрасен, и дровосеки почти забыли о Гингеме. Они решили, что злой волшебнице нет никакого дела до их деревни.
Ах, как жестоко они ошибались!
Верный слуга Гингемы филин Каритофилакси неустанно доносил своей хозяйке обо всём, что происходило в её обширных владениях. Рассказал он ей и о том, как взбунтовалась Деревня Дровосеков.
Выслушав филина, Гингема довольно хлопнула в ладоши и расхохоталась. Жевуны подчинились ей слишком легко, никого даже не пришлось наказывать и заколдовывать. А колдунья до ужаса любила наказывать, проклинать, расправляться, запугивать и заколдовывать. Случай с дровосеками подвернулся весьма кстати. Пришло время показать свою силу! Она сделает с упрямцами что-нибудь столь страшное, что никто больше не посмеет сомневаться в её могуществе.
Сначала Гингема хотела напустить на дровосеков ураган, который смёл бы с лица земли их дома. Ураганы, надо сказать, получались у Гингемы лучше всего.
Потом, немного подумав, колдунья решила, что будет гораздо веселее, если она сама полетит в деревню и расправится с дровосеками на месте. Она даже достала из сундука серебряные башмачки и смахнула с них пыль. Но... Нет, пожалуй, башмачки лучше не трогать. Ещё потеряются, чего доброго.
Гингема спрятала башмачки и решила изобрести такую месть, чтобы никуда не нужно было летать или ходить. Она забросила все свои колдовские дела и принялась думать. Она думала два месяца, но, как назло, в её голову не приходило ни одной по-настоящему чёрной мысли. А Гингеме хотелось сотворить что-нибудь особенно гадкое, что-нибудь пострашнее и поужаснее. Она обожала делать всяческие подлости, и если ей удавалось сделать эти подлости ещё более подлыми, в её гнусной душе наступал настоящий праздник. В такие дни она злобно хохотала и варила себе угощение из отборных пиявок.
Однако на это раз у Гингемы почему-то ничего не получалось. Не было настоящего злодейского вдохновения. Устав от бесплодных раздумий, она отправила к дровосекам филина с последним предупреждением. Она рассчитывала, что строптивые Жевуны сами подскажут ей, как их лучше наказать.
Как она и ожидала, Каритофилакси вернулся из деревни ни с чем. Непокорные дровосеки по-прежнему не желали платить дань. Они не собрали для Гингемы ни единого паучка, ни одной самой малюсенькой пиявочки. А какой-то дерзкий мальчишка даже посмел запустить в филина камнем.
– Убирайся, пока цел! – крикнул мальчишка. – Пусть твоя хозяйка сама собирает себе пауков, если они ей так нравятся!
Камень пролетел мимо, но Каритофилакси всё равно был очень рассержен. И он нарочно соврал Гингеме, что все дровосеки насмехались над ней, обзывали её всякими обидными словами и грозились побить её палками, если она вздумает заявиться в их прекрасную деревню.
Филин знал, что делал. Гингема рассвирепела. Она даже подавилась лягушкой, которую как раз собиралась проглотить.
– Ах так! – завопила она, прокашлявшись. – Ну, погодите же вы у меня, ничтожные лесорубишки! Я вам покажу, кто такая Гингема! Вы узнаете, каково со мной спорить! Я навсегда отучу вас насмехаться над своей повелительницей!.. Слишком долго я ждала, вот они и осмелели. Но больше я ждать не намерена! Сусака, масака, сэма, рэма, пэма!