— Значит, я могу ехать? Завтра? Ой, спасибо, тетя Амабель!

— Я буду о нем очень заботиться, — сказал Розмари. — И спасибо за такой замечательный день!

Миссис Пэндэлбери Паркер рассмеялась и окликнула Джона, который был уже на полпути к двери:

— Ланселот, скажи Джеффрису, чтобы он отвез миссис Браун и Розмари домой в пять часов. Иначе, я не знаю, как они справятся с котом.

Розмари с мамой поблагодарили Джеффриса (шофера) и выбрались из машины у дома 10 по Тоттенхэм Гров. Розмари очень надеялась, что их увидит кто-нибудь из ее друзей, но заметил их только мальчишка, разносивший вечерние газеты. И обратил внимание он только на Карбонеля у Розмари на руках.

Он грубо пропел:

Розмари почувствовала, как Карбонель сердито фыркнул.

— Ну, как, детка, тебе понравилось? — спросила мама, когда они зашли в комнату, и сняла шляпу.

— Ой, мамочка, это было замечательно! Мне так понравился Джон, и сад, и восхитительный пудинг. И миссис Пэндэлбери Паркер была так ласкова со мдай! Но ты ела только рис и фрукты, когда мы к тебе зашли.

— Это был замечательный рисовый пудинг, — ответила миссис Браун и провела рукой по волосам. — А насчет Карбонеля…

В дверь постучали.

— Ой, малыш, это, похоже, снова миссис Уолкер. Войдите, — отозвалась она.

— Вот и вы, милые мои, — хозяйка тяжело дышала. — Эта лестница сведет меня в могилу! Я только пришла посмотреть, вернулся ли кот. Странная вещь! Как только я поставила перед ним блюдце с печенкой, он начал урчать, как поливальная машина, и вдруг поднял голову, мяукнул со злостью, и только я его и видела, будто за ним гналась свора собак. С того момента он не появлялся. Мне не хотелось бы…

— Не волнуйтесь, миссис Уолкер, — успокоила ее миссис Браун. — Самое интересное, что он вдруг прибежал к миссис Пэндэлбери Паркер. Здесь почти шесть миль.

— Ничего себе! — сказала миссис Уолкер.

Розмари взглянула на Карбонеля, но тот все еще не обращал на нее внимания. Ей было неловко, что она воспользовалась заклинанием. Может быть, зря она его произнесла? Но, как правило, когда мы чего-нибудь боимся, начинаем делать глупости. Она весь день ждала длинного разговора, но, увидев, что кот выходит вслед за миссис Уолкер, даже не взглянув на нее, Розмари сказала самой себе, что это ее совершенно не волнует, и разговаривать с ним она без необходимости не станет. Может быть, это образумит его!

Когда пришло время ложиться спать, Розмари захотелось увидеть, как Карбонель свернется калачиком на ее одеяле. Она могла произнести заклинание, но постеснялась снова прибегать к колдовству. И кроме того ей показалось странным вызвать кота с первого этажа с помощью потусторонних сил. То же самое, что вызвать такси, чтобы доехать до ближайшего угла.

Она знала, что в конце концов он вернется, так что оставалось только терпеливо ждать.

На следующее утро, когда мама ушла, Розмари прибрала квартиру и пошла за продуктами. Она купила фунт сосисок, тех, которые потолще, большую банку консервированных бобов, две булочки с кремом, две бутылки сладкого напитка на десерт и букетик васильков, а также две унции мелкой рыбешки для Карбонеля. Васильки стоили всего два пенса, потому что уже начали белеть по краям. Она хотела поставить на стол кукольный сервиз, но не была уверена, что это понравится Джону, и решила не рисковать. Розмари заглянула в гардероб, посмотреть, на месте ли метла, и, решив, что бедняжке, наверное, скучно, вытащила ее и положила на кровать — драгоценными прутиками на подушку.

В одиннадцать часов она смотрела в окно, ожидая Джона. К дверям подъехала большая черная машина, а не серая, которая привезла их вчера вечером. Джон поднимался наверх, и Розмари сбежала по лестнице ему навстречу. Она видела, что миссис Уолкер поглядывала на него недоверчиво.

— Здорово, что ты приехал. Я так боялась, что что-нибудь случится и помешает тебе.

— Все в порядке. Тетя Амабель уехала на машине в комитет. Джеффрис приедет в три часа и отвезет нас обоих обратно в Туссок к чаю. Все спланировано. Ну, где кот и метла?

— Карбонель ушел по своим делам. Знаешь, он иногда так поступает. Боюсь, что он сердит на меня из-за вчерашнего. Но метла… ой, аккуратнее, пожалуйста!

Джон бесцеремонно схватил ее и начал с любопытством рассматривать.

— Ну и развалина! — сказал он весело.

— Неправда! — горячо возразила Розмари. — А если даже и так, то с твоей стороны нелюбезно говорить с ней подобным образом. С ней нужно обращаться вежливо.

— Слушай, а как заставить ее покатать меня?

— Ты не должен заставлять ее. Нужно вежливо попросить в стихах.

— Ты хочешь сказать, что мне придется сочинять стихи? — Джон сказал это таким голосом, будто ему предложили запрыгнуть на Луну.

— Ладно, раз уж это моя метла, — сказала Розмари, — на худой конец, я попробую. Но только катайся недолго, чтобы она не теряла волшебной силы. Один разочек облети комнату.

Они сходили за листком бумаги и после небольшой дискуссии у них вышел стишок, который им обоим очень понравился.

— Теперь оседлай метлу, произнеси стишок вслух и держись крепче!

Джон сделал все, что ему было сказано, и громко произнес:

Рывком, из-за которого Джон чуть не свалился, метла поднялась в воздух и влетела в гостиную. Она кружилась по комнате на высоте трех футов от пола. Было не очень удобно, потому что, когда Джон сгибал ноги, он задевал мебель. Он сбил вазочку с васильками, и вода вылилась на лучшую скатерть миссис Браун, которую Розмари взяла без разрешения. Метла яростно срезала углы, так что не уступала хорошему грузовику. Джон с сияющим видом продолжал кружиться по комнате, подражая гудению самолета.

Розмари была в восторге. Теперь он убедился, что вся история была чистой правдой! Метла кружилась и кружилась. Джон уже перестал подражать самолету, а вскоре — и улыбаться.

— Рози, по-моему, я уже накатался. Как мне ее остановить?

— Ой, милый! — сказала Розмари, — мы не упомянули в стишке, сколько кругов она должна сделать.

— Ну, давай быстрее, скажи это сейчас… Мне немного нехорошо.

— Я постараюсь, — забеспокоилась Розмари, — но мне нужен листок бумаги. Без этого я ничего не сочиню.

Она не помнила, куда они дели карандаш, а когда, наконец, нашла его под кроватью, от волнения уже не могла ничего придумать. К этому времени Джон сильно побледнел и вцепился обеими руками в метлу. Розмари схватила карандаш и стиснула зубы до боли, но все было бесполезно. Она не могла ничего сочинить. Джон только слабо шептал:

— По-моему, я сейчас… — как вдруг в комнату тихо вошел Карбонель.

— Ой, Карбонель, милый! Пожалуйста, пожалуйста, останови метлу! Мы забыли сказать, сколько ей нужно сделать кругов, и она теперь не останавливается! А Джон, по-моему, сейчас просто умрет. Что нам делать?

Ответа не было, только Джон издал слабый стон.

— Нет толку говорить мне, потому что я все равно не слышу! — сказала Розмари.

Кот вырвался из ее объятий и встал в центре комнаты. Последовала пауза. И, запинаясь, как будто в ожидании, что его поправят, Джон слабо произнес:

И в тот же миг мягко, как лодка, плывущая по спокойному морю, метла спланировала в спальню и приземлилась на кровать Розмари, где Джон и остался лежать рядом с метлой, полный благодарности к комковатому матрасу, за вновь обретенное ощущение «земли под ногами». Розмари с округлившимися от волнения глазами вбежала за Карбонелем в спальню. Черный кот положил передние лапы на кровать и посмотрел на закрытые глаза Джона и его бледное лицо, а Розмари быстро дотронулась до метлы.

— Через минуту он поправится. А все из-за того, что вы все так любите выпендриваться, — строго сказал Карбонель. — Сначала вчера ты произнесла заклинание, и я должен был оторваться от моего обеда… Самого очаровательного куска печенки, какой я когда-либо видел… бежать шесть миль с бьющимся сердцем и для чего? Ни для чего! — добавил он с горечью. — Если тебе хотелось показать мальчику, что ты умеешь колдовать, почему ты не выкинула чего-нибудь поинтереснее… Например, превратила бы его в жука или во что-нибудь в этом роде…

— Не надо! — закричал Джон и сел на кровати, его щеки начали розоветь.

— Но ведь я не умею превращать людей в жуков, — запротестовала Розмари.

— Еще бы ты умела, — нехотя ответил Карбонель. — Но этот спектакль, который ты устроила с метлой, совершенно непростителен. Бедной старушке нужны покой и тишина, а я видел несколько прутиков, валявшихся рядом с дверью. Ты ее, видимо, сильно обидела. Поэтому я вставил в стих строчку: «Прости мне грубый мой язык…». Она так срезает углы, только если ее очень расстроить.