Сверкнул волк клыками от радости и помахал в лес волчий век доживать.

Но с тех дней, как он вместо мужика перевозчиком послужил, шея у него не гнулась, хвост висел поленом, а шерсть на подошвах не вырастала. И до сих пор волчий след на снегу очень четкий, печатный, потому что пальцы у волка без шерсти.

Одним летом довелось мне жить на крутом берегу Ветлуги над самым обрывом. Изредка я спускался по тропинке к реке и снизу разглядывал земные пласты, наслоения песка и глины, пытаясь угадать, сколько времени прошло со дня их рождения.

Карабкаясь по обрыву, я заглядывал в щели и пробоины — не найду ли бивень мамонта или клык пещерного медведя. Никакой такой диковинки не попадалось, зато среди груды камней я нашел гладкий желтый камень величиной с гусиное яйцо. Он был необыкновенно тяжел, чуть не вырвался из руки, когда я его поднимал. По виду это был ком настоящего золота. И было заметно, что самородок когда-то хорошо послужил людям. От такой пули, брошенной рукой первобытного человека, трещал лоб мамонта, раскалывался череп пещерного медведя. Налюбовавшись камнем, я положил его в карман куртки и, поддерживая рукой, поднялся в гору. На крайней скамеечке сидел старик и глядел на Ветлугу. Я подсел к нему, достал свою находку и стал перекладывать ее с руки на руку. Старичок взял камень, покачал в руке, прикидывая на вес, поскоблил ногтем и, возвращая, сказал:

— Золотишко!

— Да, золотишко. Хотите, отрублю половину? — спросил я. — Золотые зубы вставите!

— Нет, спасибо, — ответил старик. — От золота меня с малых лет отшибло. Давно это было, чуть помню. Мальчиком я любил вместе с ровесниками отворять деревенские ворота для проезжающих. За это нам иногда бросали мелочь. Один раз ехала к Святому озеру богатая богомолка и бросила за отворянье денежку. Мы стали ее в пыли разыскивать. Вдруг богомолка выпрыгнула из тарантаса и тоже стала искать свою денежку. Оказалось — она золотую монетку в пыль обронила. Так мы все и ползали по пыльной дороге, вместе с барыней. На мне штаны с заплатками на коленях были. Заплатки тоже давно прохудились, и образовались на коленках кармашки. Пока я ползал по дороге, золотой вместе с пылью и попал под заплатку. Не найдя золотого, богомолка обыскала ребятишек. И когда она вывернула мои карманы, прощупала штаны, то нашла свой золотой под заплаткой. Потом меня отвели к отцу с матерью, а я не знал, как оправдаться, и получил порку. С того дня я на всю жизнь невзлюбил золото. Так что носите свою находку в своем кармане! — закончил старик и улыбнулся мне доброй улыбкой.

А я встал и пошел по угору, и все люди, сидевшие на скамейках, оглядывались и дивились тому, как оттянулся карман моей куртки. На одной скамейке сидела одинокая старушка. Я подсел к ней и достал камень. Она протянула свою сухонькую руку, подивилась тяжести самородка, сказала, что золото настоящее, и возвратила. Я спросил:

— Хотите, я подарю вам его?

В ответ старушка рассказала, как девчонкой-подростком жила у купчихи в нянях. Как только она от утомления засыпала над люлькой или только дремала, входила хозяйка и тюкала ее по темени согнутым пальцем. Только пальцем, на котором было золотое кольцо, а в кольце — злой зеленый камень. И было от этого нестерпимо больно.

— С тех пор я не люблю золота! — тихо закончила рассказчица.

Попрощавшись со старушкой, я пошел берегом дальше и совсем не радовался своей находке. Но тут мне встретился счастливейший человек Андрейка, который строгал прут для удочки. Недавно он перешел во второй класс, и мать подарила ему ножичек с двумя лезвиями и шильцем. Присев на скамью, я положил рядом свой ком золота. Мальчик еле приподнял его ручонкой и с удивлением воскликнул:

— У-юй! Какой тяжелущий — тяжелее свинца! Хорошая штука для блесны и грузила!

Андрейка поскоблил золото ножичком, и оно заблестело еще ярче, а я предложил:

— Хочешь, поменяемся на ножичек?

— Жалковато. Он ведь у меня дареный. Уж лучше я тебе крючок и три перышка отдам. Вот, хочешь?

Отдал я мальчику свой ком золота, взял у него коробку с крючком и перышками и стал разглядывать.

— Ты не гляди, что они не новые, — утешал меня Андрейка, — они везучие! На крючок такие огромные окуни брали! А перышки всегда на пятерки писали и совсем не царапают. А если тебе потом будет обидно, то приходи опять сюда, и мы разменяемся. Ладно?

Коробку с тремя перышками я сунул в карман, а везучий крючок с поплавком и леской вернул мальчику и, простившись с ним, пошагал прямиком через поля, леса и болота в керженские края, где прожил почти всю жизнь. Там среди сосновых боров над дикой речкой Керженец стояла избушка. Радостно скрипя, она повернулась к лесу задом, ко мне передом. Из избушки вышла моя старушка, и я рассказал ей без утайки про все свои удачи и огорчения и похвалился коробочкой с везучими перьями. В ответ же услышал почти есенинское:

— Старый — смешной дуралей! Чем наш Керженец хуже Ветлуги! Поливал бы лучше грядки, чем по чужой стороне шататься. Огурцы совсем засохли, а он по диким крутоярам лазит, золото промышляет!

Это правда, пропали наши огурцы. Зато многие мальчишки на Ветлуге теперь ловят рыбу на золотые блесны и мормышки. Все самые везучие блесны и грузила понаделали из Андрейкиного кома золота. Правда, порой они тускнеют и кажутся медными, но стоит потереть их о рукав или штанину, как они снова заблестят золотом.

И три перышка, что я выменял на ком золота, оказались везучими. Три года подряд они служили безотказно, не царапая бумаги и не ломаясь, и обещают помогать еще три года. А если иная сказка не совсем хороша получается, то это не их вина. Один раз, когда у меня трудно писалось, я брался попеременно за все три пера, но сказка что-то не получалась. Тогда перья сами собой написали самое для меня важное:

«Новое время — новые песни. И сказок для детей немало новых написано. Но не подлаживайся подо все новое. И помни, что никто еще не постиг до конца детский ум и сердце, как никто не доказал, что взрослые умнее детей. Поэтому не бойся написать сказки, совсем не похожие на другие. И ты напишешь целую книжку.»

И вот кажется мне, что я написал ее. И хочется выразить свою радость чужими словами: «Если бы я раньше знал, какая это канитель — писать книжку, то нипочем бы не взялся».

Совсем маленький мальчонка сидит за околицей на низеньком столбике и напряженно вслушивается в шорох ржи, колышущейся под ветром:

А рожь все шумит и убегает волнами далеко, далеко. Мальчику вспоминаются все новые и новые стихотворные строки, раз услышанные и запавшие в память глубоко и надолго.

Мальчик любит слушать, наблюдать.

Он жадно прислушивается и к звонкому гулу светлой березовой рощи, и к мрачному, таинственному гудению соснового бора, и к бойкому журчанию лесной речонки. Ему все время кажется, что окружающая его природа наполнена голосами, и нужно только очень внимательно прислушаться, и тогда поймешь, о чем говорят эти голоса.

Это было давно, более полувека назад.

Сейчас увлеченно рассказывает о своей судьбе высокий, чуть сутуловатый человек с сердитыми кустистыми бровями и пытливым взглядом голубых глаз.

Родился Сергей Васильевич Афоньшин в селе Владимирское, что стоит около легендарного озера Светлояр.

Легенды, сказки вошли в его жизнь с детства. Позднее на смену им пришли книги, открывшие мальчику мир неведомый ему и сложный.

Окончив в 1927 году среднюю педагогическую школу в Семенове, более 30 лет проработал Афоньшин учителем в самых глухих селах и деревнях лесного Заволжья. Поэтому-то первобытная природа керженских лесов, самобытность исконного русского слова живут в его сказках.

Жадное стремление изучить историю края, понять характеры и судьбы предков, первыми пришедших на большие и малые реки Заволжья, заставляло Афоньшина обращаться к местным названиям. Плюхино, Чернозерье, Рустай, Комаровский Скит, Батыева Тропа, Яры и Тихая Заводь, Синий Камень и Красная Рамень — Афоньшин исходил все эти места и проселочными дорогами и лесными тропами.

Легенды, сказы, сказки С. В. Афоньшина около 10 лет регулярно появляются на страницах газет «Ленинский путь», «Борская правда», «Горьковская правда» и в журнале «Лесная новь».

Что объединяет сказки, составившие сборник «Солнечное дерево»?

«Бывало, читая ученикам сказки современных авторов, никак не мог понять их истинное происхождение: то ли это творчество народное, то ли детище самого автора, так сильно смахивают они на старинные русские сказки!»