— Вы: представляете, — частенько говорил он доктору Дулиттлу, — она читает и пишет в совершенстве.

Джон Дулиттл не представлял, что значит «читать и писать в совершенстве», но не спорил и согласно кивал головой.

Да и зачем ему было спорить, если Теодора вела дневник, то есть записывала в толстую тетрадь все, что происходило в цирке. Выглядело это примерно так: «Сегодня прибыли в город Банбери. На чаепитием разбили две чашки. Мальчишка влез в загон к тяни-толкаю, и тот боднул сорванца, а при этом порвал ему штаны. За порванные штаны пришлось уплатить полтора шиллинга».

Время от времени доктору надо было вспомнить, когда и куда они приехали, сколько дней давали представление, и тогда он обращался за помощью к Теодоре. Она раскрывала толстую, потрепанную тетрадь и быстро отвечала на все вопросы доктора.

В тот день, когда фургоны с надписью «ЦИРК ДОКТОРА ДУЛИТТЛА» въехали в Лондон, Теодора записала в дневнике: «Сегодня утром встали у лондонского Риджент-парка. Здесь же и будем давать представление. Доктор Дулиттл начал готовить птичью оперу».

Эту запись в дневнике Теодора подчеркнула красным карандашом. И не зря, потому что этот день был началом грандиозного успеха.

Пока артисты сколачивали помосты для выступлений и ставили шатры, доктор, не теряя времени, взялся за поиски птиц для хора. Дело было очень и очень непростое, поэтому для начала доктор попросил пролетавшего мимо воробья слетать к собору святого Павла, найти там Горлопана и сказать ему, что доктор Дулиттл желает его видеть.

Джон Дулиттл был прав — кто еще, как не родившийся в Лондоне нахальный воробей, мог ему помочь? Горлопан не заставил себя ждать, он прилетел и с лету зачирикал:

— А вот и я, доктор! Рад вас приветствовать в Лондоне!

— Здравствуй, Горлопан, — ответил ему доктор. — Мне нужна твоя помощь.

— Приказывайте, доктор, я всегда к вашим услугам. Очень приятно, что и старый Горлопан на что-нибудь вам сгодится.

— Погоди, не чирикай так много, дай мне объяснить, что от тебя требуется. Подскажи мне, где в твоем родном городе можно найти птиц с хорошими голосами.

— А чем вас не устраивает мой голос? Ну да ладно, я не обижаюсь. Если вам нужны голоса потоньше, ищите их в птичьих лавках. Если потолще, погрубее, то мы их с вами найдем в один миг. Для начала отправимся в зоопарк. Конечно, птиц из зоопарка вам никто не продаст, но главное для вас сейчас — решить, кто вам нужен, а потом уж моя забота отыскать вам то, что вы выбрали. Можете заказывать хоть пеликана. Ну что, идем в зоопарк на смотрины?

— Да, идем, — согласился доктор. — Я только возьму с собой Пипинеллу, канарейку, которая будет исполнять главную роль в моей опере.

Джон Дулиттл открыл клетку, и канарейка вылетела наружу и запорхала над головой доктора.

— Рад познакомиться с тобой, певунья, — любезно прочирикал Горлопан. Он вел себя вызывающе и даже нахально только с теми, кто был больше него, — наверное, он хотел показать, что никого не боится. А маленьких и беззащитных он не задевал и относился к ним покровительственно.

Доктор Дулиттл шагал по улице, а над ним летели воробей и канарейка. Горлопан без умолку чирикал:

— Лети с нами, не бойся, пичуга. Я стреляный воробей и не дам тебя в обиду. Сейчас я покажу тебе зоопарк, там можно будет поклевать травки. Я знаю зоопарк вдоль и поперек, ведь я раньше там жил.

— В зоопарке? — удивилась Пипинелла. — Но там такие большие и неудобные клетки!

Горлопан в ответ рассмеялся:

— Зачем же мне жить в клетке? Я птица вольная. У меня было гнездо под крышей домика, где живут сторожа. Я всех там знаю: и сторожей, и полицейских, и зверей. Я даже знаком со львом! — И Горлопан гордо выпятил грудь. — Иногда я у него обедал… — Тут воробей понял, что перегнул палку и справедливости ради скромно добавил: — Но только тогда, когда лев спал.

— А чтобы тебя сейчас не потянуло в клетку ко льву, — сказал Джон Дулиттл, — и чтобы не пришлось выручать тебя из беды, мы сначала перекусим. Да и я сам что-то уже проголодался.

У входа в зоопарк было небольшое кафе. Доктор Дулиттл присел за столик, и, пока он пил чай, птицы лакомились крошками пирога. Горлопан развлекал доктора и Пипинеллу веселыми рассказами о тех временах, когда он жил в зоопарке.

Перекусив, они отправились осматривать зоопарк. Доктор и Горлопан хотели было пойти прямиком к птичнику — так назывался большой павильон, где держали птиц, — но не тут-то было.

Любознательная Пипинелла останавливалась у каждой клетки и во все глаза смотрела на невиданных зверей. Доктор торопил ее:

— Пипинелла, пожалуйста, поскорее. Здесь так много клеток, что ты не успеешь осмотреть их все до темноты, а нам еще надо подобрать хор.

— А это кто? — спрашивала Пипинелла, не обращая внимания на слова доктора.

Они стояли перед клеткой, в которой сидел большой и грациозный зверь в красивой меховой шубе.

— Это пума, — объяснил доктор, — она родом из Южной Америки.

— Уж не знаю, откуда она родом, но таких чистоплюек свет не видал, — принялся злословить Горлопан. — Хороша! Она следит за собой как старая дева. Я не раз встречал таких на улицах — волосы уложены, чепец накрахмален, а смотреть не на что. Вот так и эта: прихорашивается целыми днями, а кто она такая? Большая кошка, да и только.

— Ей здесь, наверное, скучно, — сказала канарейка. — Когда сидишь в клетке, кажется, что время тянется очень медленно. В таких случаях я начинаю петь.

— Я представляю, что бы было, если бы пума запела, — ужаснулся Горлопан. — К счастью, Бог не дал ей голоса. А дел у нее хватает. То она расчесывает мех, то точит когти, то убирает клетку. Мальчишки бросают ей орехи, думают, что все звери в зоопарке их едят. С тем же успехом они могли бы угощать орехами мраморную статую. Вот она и занимается тем, что подметает клетку хвостом. Никчемное, а все-таки дело.

Горлопан, как и все птицы, терпеть не мог кошек, а большие они или маленькие, ему было все равно.

Наконец они добрались до клеток с птицами.

— Попробуйте вот этих хохотунов, господин доктор, — прочирикал воробей и махнул крылом в сторону большеголовых, длинноносых птиц. — Их хлебом не корми, дай посмеяться. Мне кажется, они смеялись бы даже на похоронах. У них сильные голоса, может быть, они вам подойдут.

Доктор всмотрелся в птиц.

— Да это ведь кукабарры из Австралии! — воскликнул он. — Конечно, голоса у них громкие, но не музыкальные.

И, словно в подтверждение, стая кукабарр в ту же минуту разразилась хохотом, таким громким, что бедняжка Пипинелла зажала уши крыльями.

— А вы не хотите поставить комическую оперу? — спрашивал воробей. — В комедии хохотуны были бы на месте.

— Ну уж нет, — возразил доктор. — Даже в комедии должны смеяться зрители, а не актеры. Веди нас в птичник.

Птичником называлась большая, просто огромная, клетка под открытым небом. Внутри клетки росли деревья, кусты, трава, там же был небольшой пруд и скалы. Птицы всех размеров и расцветок летали, сидели на ветках или бродили в воде. Там были белые и розовые фламинго, чайки, гагары, пингвины, пеликаны, райские птицы и конечно же павлины.

Доктор встал у птичника и объяснил его жителям, зачем он пришел. В птичнике начался переполох. Все птицы хотели во что бы то ни стало попасть в оперу «самого доктора Дулиттла».

— Нет, так дело не пойдет, — сказал доктор, — так я не слышу ваших голосов. Подходите ко мне по одному и пойте вашу любимую песню.

Первыми, конечно, подошли красавцы павлины.

Пипинелла во все глаза смотрела на прекрасных птиц. «Какой же у них должен быть голос, если у них такие перья», — думала она.

Павлины открыли клювы и… не запели, а затрубили.

— Ха-ха-ха! — не выдержал и рассмеялся Горлопан. — Им бы работать на море ревунами.

— Работать кем? — не поняла Пипинелла.

— Прости, я забыл, что ты выросла клетке и многого не знаешь. На скалах в море ставят звуковые маяки, и они в туман ревут, чтобы корабли обходили скалы стороной. Мне приходилось бывать и на море, я многое повидал…

Горлопан еще долго хвастался бы, если бы доктор не осадил его.

— Погоди, о своих невероятных приключениях расскажешь в другой раз.

Битый час птицы пели перед доктором Дулиттлом и Пипинеллой. Доктор внимательно выслушивал и тех, кто замечательно пел, и тех, кто пел не лучше Хрюкки.

Наконец он выбрал певцов для хора — пеликанов и фламинго.

— Ну вы и удружили мне, господин доктор, — жаловался воробей. — Я ведь сказал для красного словца, что раздобуду вам хоть пеликанов. Где теперь я их буду искать?

Воробей на прощанье обескуражено чирикнул и улетел. Но уже на следующее утро он вернулся и радостно сообщил: