Говорит дед:

— Вот и хорошо! Свари, баба, хоть этот бобочек.

Поглядела старуха на бобок:

— Дед мой, дед, да какая ж с одного-то бобочка еда? Я для него и горшка не подберу. Лучше давай-ка посадим его. А как вырастет, испечем целый бобовый пирог.

— А где ж мы его посадим? — спрашивает дед.

— В поле.

— В поле его ворона выклюет.

— Ну, во дворе.

— Во дворе его курица выгребет.

— Давай посадим его тогда под полатями, в хате.

— Ладно, — согласился дед и посадил бобовое зернышко под полатями, в хате.

Взошел бобок и давай расти. Рос, рос, уперся в полати.

— Что нам, баба, делать? — спрашивает дед.

— Надо полати разбирать.

Разобрал дед полати, а боб растет и растет — вырос до самого потолка.

— Что нам, баба, делать? — опять спрашивает дед.

— Надо потолок разбирать.

Разобрал дед потолок, а боб растет и растет — вырос под самую крышу.

Дед и крышу разобрал. Выглянул бобок на свет и давай расти еще веселей. Вырос до самого неба.

Взял тогда дед мешок, полез по стеблю на небо, собрал спелые стручки и назад воротился.

Обрадовалась баба — принес дед целый мешок бобовых стручков.

— Ну, теперь-то мы уж пирога наедимся!

Пошелушила баба стручки, высушила бобы на печи, смолола и замесила в деже[120] на пирог тесто.

А тесто подымается и подымается — лезет вон из дежи. Положила его баба на лопату, вылепила из него пирог, разукрасила разными узорами, чтоб был покрасивей, — и в печь.

А пирог растет и растет — из печи на шесток лезет. Открыла баба заслонку, а он прыг в хату, из хаты за порог и убежал.

Бросились дед с бабой догонять пирог. Да где там!.. Так и не догнали.

Прикатился пирог в лес. А тут навстречу ему рыжая лиса. Схватила она пирог, выела мякиш, в середку шишек напихала и побежала с пирогом к пастушкам.

Нашла в поле пастушков и говорит:

— Пастушки, пастушки, дайте мне бычка-третьячка, я вам за это пирог дам.

Видят пастушки — хорош пирог у лисы: желтенькая корочка так и блестит, так и хочется его отведать. Подумали и отдали лисе бычка-третьячка.

— Только смотрите ж не ешьте пирог, пока я не заеду за горку, — говорит лиса.

Села она верхом на бычка и поехала. И только скрылась за горкой, пастушки и говорят:

— Сядем на песочке, съедим по кусочку!

Разломили пирог, а в нем одни только шишки еловые… Обманула их лисица-хитрица!

Едет лиса на бычке, видит — стоит на дороге пустая повозка, а недалеко человек пашет. Подкралась она тихонько к повозке, запрягла в нее бычка-третьячка, уселась на мягкой соломе и едет себе дальше, кнутом бычка погоняет.

Приехала в лес. Идет ей навстречу волк. Набегался, уморился, еле ноги волочит.

— Куда, кума, едешь? — спрашивает.

— За тридевять земель, в тридесятое царство.

— Зачем?

— Там, говорят, столько кур, что и коршуны их не клюют.

— А бараны в том царстве водятся? — облизнулся волк.

— Да там их хоть пруд пруди!

— Ох, лисичка-сестричка, возьми и меня с собой: подвези хотя бы мой хвост.

— Что ж один-то хвост везти? Садись весь ты.

Сел волк. Едут дальше. Встречают медведя.

— Куда, кумовья, едете?

— За тридевять земель, в тридесятое царство…

— Зачем?

— Там, говорят, и коршуны кур не клюют, — отвечает лиса.

— Да там, говорят, и баранов хоть пруд пруди, — поддакивает волк.

— А меду там много?

— Да там, говорят, медовые реки текут!

Обрадовался медведь:

— Так возьмите и меня с собой. Хоть одну лапу подвезите.

— Что ж одну лапу везти? Уж садись ты весь.

Уселись втроем, едут дальше. Вдруг сломалась оглобля.

Говорит лиса медведю:

— Ступай, кум, принеси оглоблю.

Пошел медведь в лес, нашел вывороченную ель и притащил к повозке. Увидела лиса, раскричалась:

— Ах ты, медведище, ах ты, дурачище, разве это дерево для оглобли! — и к волку: — Ступай, кум, принеси-ка оглоблю потоньше.

Пошел волк и принес кривой еловый сук. Лиса и на него накричала, плюнула и пошла сама за оглоблей. А тем временем медведь с волком съели бычка-третьячка, шкуру соломой набили, на ноги поставили и пошли себе, посмеиваясь.

Вернулась лиса, глядь — ни волка, ни медведя, только бычок стоит. Приладила она оглоблю, села в повозку, махнула на бычка кнутом, а тот — брык! — и повалился.

Поглядела лиса на бычка и обо всем догадалась.

— Постойте же вы у меня! — пригрозила она волку и медведю и пошла своею дорогой.

Долго ли она шла, а в пути уж осень ее застала. Встречает волка, того, что бычка съел:

— Здравствуй, кум! Как поживаешь?

— Плохо, — говорит волк. — Видно, простыл под дождем, так весь и трясусь. Зуб на зуб не попадает.

— Значит, надо новый тулуп сшить, — советует лиса.

— Ты верно, кума, говоришь, — согласился волк.

Побежал на выгон, схватил овечку и притащил в лес.

— Хватит на тулуп? — спрашивает у лисы.

— Мало, — говорит лиса.

Принес волк еще одну овечку.

— А теперь хватит?

— Нет, надо еще одну.

Притащил волк и третью.

— Ну а теперь, — говорит лиса, — надо портного искать.

— Где ж мне искать его, кумушка?

— Я знаю хорошего портного. Пойдем к нему Привела лиса волка на луг. А там в кустах на привязи жеребец пасся.

— Вот он, портной.

Засмеялся волк:

— Да какой же это портной? Нет, кумушка, как хочешь, а ума у тебя мало.

Обиделась лиса:

— Ты о моем уме не слишком-то языком болтай! Была я умной и буду, а ты как был дураком, так дураком и останешься.

Тут уже волк обиделся, даже обозлился:

— Еще посмотрим, кто из нас поумней!

— Не хвались наперед, — говорит лиса, — вот увидишь, как с тебя сейчас шкуру сдерут.

— Кто сдерет? — щелкнул зубами волк.

— Хозяин этого коня.

— Не может быть! — не верит волк.

— Вот увидишь. На чем жеребец привязан? — спрашивает лиса.

— На веревке.

Засмеялась лиса:

— Вот и видать, что ты дурак!

— Почему? — подскочил волк.

— Жеребец к колу привязан.

— Не может быть! — захлопал глазами волк.

— Идем покажу.

Подвела лиса его к колышку, к которому был привязан конец веревки, сняла веревку, сделала петлю и закинула волку на шею. Не успел волк и опомниться, как очутился в петле. Тут подбежала лиса к жеребцу, замахала хвостом. Жеребец испугался и как бросился бежать домой.

Вот так и притащил он в петле волка своему хозяину. Ну а там с него и шкуру сняли.

Вернулась лиса в лес, закопала овечек в мох про запас, одни только мозги на обед оставила. Села под елью и ест.

Идет медведь, тот, что бычка съел.

— Что это ты, кумушка, жуешь? — спрашивает.

— Мозги. Ты слепой, что ли?

— А где ж ты достала их?

— Из головы. И ты можешь достать, если хочешь.

— Как?

— Очень просто: разгонись да стукнись головою об дуб, вот мозги и выскочат.

— Спасибо, кума, за добрый совет. Так я и сделаю. А то есть давно хочется.

Нашел он самый толстый дуб, разогнался изо всей силы да как грохнулся об него лбом!

Тут ему и конец.

А лисица-хитрица наелась и пошла запивать водой из ручья. Увидали ее пастушки.

— А-а, старая обманщица! — закричали они в один голос. И напустили на лису собак.

Обработка Гр. Ботезату.

ил-был чабан, и была у него большая отара овец, которых сторожил старый преданный пес… Много волков и медведей уничтожил он на своем веку. Да с некоторых пор стали ослабевать его силы — с трудом поднимался он с земли, начала облезать шерсть. Чабан, увидев, что в один прекрасный день может остаться без охранителя, нашел где-то щенка и стал его приручать. А так как он был хорошим хозяином, то продолжал ухаживать за обоими псами. Но вот стал щенок задираться со старым псом из-за пищи. Жадный и ненасытный, он все боялся, что останется голодным.

Как-то подластился он к чабану, потерся об его ноги, а потом и говорит ему:

— Хозяин, ты бы прогнал этого старого пса, он только еду зря переводит. А так мне больше достанется: быстрее вырасту, окрепну, ведь вся твоя надежда на меня, а он пусть идет на все четыре стороны, все равно пользы от него уж ждать нечего.

Чабан послушался совета и принялся покрикивать на старую собаку, сегодня тихо, завтра — громче, когда словом обидит, когда и палку пустит в ход. Увидел бедный пес, что не житье ему у хозяина, а каторга, и, понурив голову, побежал прочь. Бежал он сколько, бежал и добежал до леса. Там принялся рыскать в поисках еды, ищет то там, то здесь, но ничего не находит. От голода и напрасных поисков совсем уж лишился он сил. Но вот повстречалась ему на пути избушка. Вошел он в нее, сел и призадумался: «Ну и удружил мне этот щенок! Теперь, видно, не останется ничего другого, как распрощаться с жизнью».