Псаммиад помолчал, а затем кивнул.
— Прекрасно. Стало быть, богатыми и знаменитыми, — повторил он и начал раздуваться. Он увеличивался в размерах, пока глаза-стебельки не выпучились, а сам он не превратился в шар, — потом резко выпустил воздух, вяло завозился в песке и исчез.
— Большущее спасибо, милый псаммиад! — Я пихнула локтем Шлёпу — давай, мол, тоже.
Но она отвлеклась: к нам кто-то шел.
— Смотри! — кивнула она в сторону.
К нам через лес широким уверенным шагом приближался огромный бугай. Высоченный, здоровенный дядька, с краснющей лысой головой и почти без шеи — ужасающий гигант в светло-сером спортивном костюме и начищенных коричневых ботинках.
Я вцепилась в Робби, а Шлёпа схватила Моди.
— Бежим! — крикнула я. — Явно бандит! Вдруг он хочет нас убить?!
Но подойдя ближе, мужчина остановился и коснулся пальцами пунцового лба, вроде как отдавая честь.
— Добрый день, мисс Шлёпа, мисс Розалинда, мастер Робби, маленькая мисс Моди. Надеюсь, хорошо провели время на семейном пикнике, — почтительно сказал он. — Простите, что заставил ждать.
Мы уставились на него.
— Э-э… а вы кто? — спросила Шлёпа.
Здоровяк опустил огромную голову. Вид у него был довольно нелепый.
— Шутить изволите, мисс Шлёпа? Я ж Бульдог, телохранитель ваш. Извольте проследовать за мной, Боб уже машину подогнал.
— А что за машина? — не поняла Шлёпа.
— Он думал, вы розовый лимузин на сегодня просили, раз вас четверо, но если предпочитаете «Роллс-Ройс» или красный «Феррари» — сделаем, — угодливо сказал он.
Шлёпа сглотнула.
— Ну, полагаю, розовый лимузин сойдет, — хихикнула она. Потом встала и взяла Моди под мышку. — Пошли, что ли, — повернулась она к нам.
— Ты что, нельзя садиться в машину к незнакомому дядьке! — зашипел Робби.
— Он знакомый дядька. Он нас знает. Он работает на нас, — поняла Шлёпа. — Мы богатые и знаменитые.
— Это точно, — сказал Бульдог. — Про вас опять во всех газетах пишут, мисс Шлёпа, а телевизионщики прям ошалели — так мечтают вас на свои шоу заманить. Грэм Нортон и Пол О’Грэди разругались и не разговаривают, а Опра собирается свой личный самолет аж из Америки прислать, только бы заполучить вас к себе на передачу[10].
— Ого! — с восторгом воскликнула Шлёпа. — Ну пойдемте же, ребята. Айда в лимузин!
— Надо ж папу и Элис предупредить, нет? — тормознула я.
— Ага, можно подумать, они нас отпустят, если мы скажем, что едем с вот такенным дядькой-гориллищей по телику выступать, — зашипела Шлёпа. — Это всё ненастоящее, Розалинда. Это волшебство — и это всего на один день. Можешь остаться и всё испортить, если тебе так хочется, а лично я собираюсь отрываться.
— А мы что, тоже знаменитые? — спросил Робби. — Жалко, нельзя папе рассказать. А чем я знаменит? — Он потянулся к ближайшему дереву — просто проверить — и попробовал подтянуться. Не вышло.
— На сей раз ты точно не гимнаст, — сказала Шлёпа. — Всё, мы идем, Бульдог.
Она зашагала рядом с ним, унося с собой Моди.
— Пошли посмотрим, правда там розовый лимузин или нет, — шепнула я Робби. — Не бойся. Я не дам ей сесть в машину, и уж конечно не с Моди.
Держась за руки, мы поспешили за ними. Вдалеке послышался шум. Он все нарастал и нарастал — а потом мы увидели за деревьями толпу народа. Люди чего-то ждали, болтая, пихая друг друга локтями и держа над головой наготове мобильники, чтобы фотографировать.
— Чего они ждут? — спросила я, когда мы подошли ближе.
Вдруг толпа заревела. Люди бросились к нам, фейерверками засверкали вспышки фотокамер.
— Они ждут нас ! — поняла Шлёпа.
Бульдог протискивался вперед, широко разведя руки, чтобы прикрывать нас, а два лба-охранника, еще больше его, оттесняли толпу и не подпускали к нам чересчур резвых фанатов.
— И впрямь! — Я оглядела себя в надежде, что, может, уже превратилась в холеную и взрослую звезду, загорелую, на каблуках и в сверкающем платье с вырезом. Но нет, я осталась собой: мышиные косички, не очень чистая футболка и джинсы с прорехами на коленях после вчерашнего лазанья по сосне. Робби тоже внешне не изменился — волосы сзади торчат, очки немного набекрень. Шлёпа выглядела по-прежнему — футболка маловата, пузо торчит, блестящие кроссовки все в песчаной пыли. Моди всегда загляденье — чудные светлые волосы, и большие голубые глаза, и милая улыбка, — но сейчас у нее текло из носа и она беспокойно сосала палец.
Так почему же вся эта толпа рвалась увидеть четырех обычных, растрепанных детей? Шлёпа шла не торопясь, улыбалась до ушей, махала фанатам, которые выкрикивали ее имя, умоляли посмотреть то сюда, то туда и подсовывали альбомы для автографов. Люди жаждали не только Шлёпу — нас с Робби тоже! Так обалдели, что даже у Моди просили автограф, а она пока что только печатную «М» кое-как корябает. Несколько оголтелых теток окружили ее со всех сторон и протягивали подарки: огромных шоколадных кроликов, розовых плюшевых мишек и целое стадо резиновых жирафов-грызунков. Малютку хватали и щипали, все охали и ахали над ее белокурыми локонами и ямочками на щеках.
Шлёпа крепко держала Моди и при этом пыталась отбиться от теток, но тут кто-то цапнул ее за футболку, а еще кто-то потянул за волосы. Тогда Бульдог подхватил Моди и Шлёпу своими могучими ручищами и побежал к огромному ярко-розовому лимузину, окруженному бугаями-охранниками. Я завопила им вслед и, мертвой хваткой вцепившись в Робби, попыталась увернуться от людей, размахивающих книжками, — и тут два крепких телохранителя схватили меня, схватили Робби и тоже рванули к машине.
Нас забросили в открытую дверцу лимузина, и мы плюхнулись рядом со Шлёпой и Моди. Водитель газанул, и автомобиль ракетой рванул вперед.
— Уф! — выдохнула Шлёпа и истерически засмеялась. — Народ прям с ума сходит, особенно по мне! Слышали, как орут?
— Да, но… как же папа и Элис? Их же удар хватит, когда они проснутся и обнаружат, что нас нет. А мы в какой-то дикой тачке и даже сами не знаем, куда едем! — затараторила я.
— Не переживай, Розалинда. Вот твое подробное расписание, — сказала миловидная женщина с гладким каштановым каре. Бульдог с Бобом, улыбчивым шофером, сидели впереди, а дама с каре сзади, с нами. Она выхватила из своей необъятной сумки телефон «Блэкберри», что-то в нем посмотрела и улыбнулась: — В два у нас по плану «Хэрродс». Для нас закроют весь магазин, так что все должно быть тип-топ.
— Доверьтесь Наоми — она решает любые проблемы! — сказал Бульдог.
— Что за «Хэрродс»? — спросил Робби.
— Такой огромный шикарный универмаг, — объяснила Шлёпа. — Значит… мы пойдем по магазинам?
— Боюсь, галопом по Европам, — улыбнулась Наоми. — Но тебе много времени и не надо, Шлёпа, ты всегда знаешь, что тебе нужно.
— А мы будем всё только Шлёпе покупать? — спросила я.
Наоми рассмеялась:
— Ну что ты, Розалинда. Я попросила подобрать для тебя несколько вариантов, скоро сама все увидишь.
— А… обувь? Можно мне вроде таких вот… — Я показала на сверкающие изумрудами Шлёпины кроссовки.
— Разумеется. Будет несколько пар кроссовок, сапоги «Конверс», эспадрильи[11] под шорты, джинсы и пляжные сарафаны плюс маленькие классические лодочки под строгие платья и шпильки на выход, — перечислила она.
— Просто потрясающе! — воскликнула я.
— Тебе же нельзя шпильки, Розалинда, — напомнил Робби.
— А ты попробуй мне запретить, — огрызнулась я.
— Шпильки, шпильки! — Моди выставила вперед ножку, как будто тоже захотела туфли.
— Будем таскаться по магазинам шмотья? Скука, — буркнул Робби.
— Я знаю, куда тебе хочется, Робби! — улыбнулась Наоми.
— И куда мне хочется? — взглянул на нее Робби.
— Думаю, первым делом — в кухонную утварь, но я позвонила в зоомагазин — там тебя тоже очень ждут.
Слова «кухонная утварь» нас всех слегка озадачили, но услышав про зоомагазин, Робби от восторга запрыгал на сиденье:
— Ой, Шлёпа, просто мировое желание!
— Слегонца поинтереснее, чем по деревьям лазить, — сказала Шлёпа. Она потыкала в кнопки в обивке салона — и вдруг заорала музыка. Потом Шлёпа показала на розовую бутылку с горлышком, обернутым золотой фольгой, и четыре бокала. Все это добро стояло в небольшом углублении.
— Можно?
— Ну конечно, — сказала Наоми. Она достала бутылку и ловким движением откупорила ее.
— Шлёпа, это розовое шампанское! — предостерегала я.
— И что? — спросила Шлёпа.
— Моди шампанское нельзя. И Робби тоже лучше не стоит.
— Нет, я буду! — сказал Робби. — Всегда хотел попробовать шампанское.
— Ну хорошо. Один глоток, и всё. Мы все выпьем по глоточку, — сдалась я. — Мы же не хотим наклюкаться.