— Да ладно, — сказал Тим. — Давайте-ка лучше поиграем.

Он свистнул в болтавшийся на шее свисток и созвал ребят:

— Вы все отлично поработали, а теперь самое время поиграть. Как насчет… «Кораблекрушения»?

Под радостные крики «ура!» Тим раскидал по залу обручи и принес еще маты. Я посмотрела на папу. Он уставился на свои коленки, качая головой. Я тихонько подошла к Робби и хотела взять его за руку, но он отдернул ее. Сжав губы так, что его рот превратился в тоненькую полоску, он быстро-быстро моргал, чтобы не расплакаться при всех.

«Кораблекрушение» — сумасшедшая игра, но ужасно веселая, даже если ты не силен в гимнастике. Мы носились кругами по залу, а когда Тим кричал: «Кораблекрушение!», надо было запрыгнуть на какой-нибудь спортивный снаряд, встать в обруч или сесть на мат. Потом по свистку перескочить на другой островок. Если поблизости ничего нет — дуешь на шведскую стенку, пробираешься по ней вправо или влево — и спрыгиваешь. Если коснешься земли — выбываешь и садишься в шлюпку, в смысле на длинную скамейку у стены.

Робби играл еле-еле, очень осторожно, так что, слава богу, выбыл не самым первым. Мне удалось продержаться, пока не осталось всего человек десять, но потом я соскользнула с мата и задела ногой пол. Похоже, победить должна была Шлёпа. У нее классно получалось — она скакала газелью, легко приземлялась, то и дело срезала путь по шведской стенке. Скоро остались только она и высокий белобрысый парень. Они так уверенно нарезали круги по залу — казалось, до бесконечности могут играть и ни разу не оступятся.

— Давай, Шлёпа! — крикнула я и сама удивилась. Даже Робби оживился и с интересом следил за игрой.

Шлёпа разулыбалась, довольная, что мы все на нее смотрим, и решила блеснуть. Стоя на мате, она подпрыгнула и ухватилась за канат. Раскачавшись, перемахнула на следующий и снова принялась раскачиваться, все сильнее и сильнее, долетая почти… почти… почти до коня — а затем прыгнула и приземлилась ровнехонько на снаряд. Всё бы хорошо, но она для пущего эффекта раскинула руки. Мы зааплодировали, она отвлеклась, завалилась на бок и шлепнулась с коня.

— Эх, не повезло! — вздохнул Тим, помогая ей подняться. Потом повернулся к белобрысому и хлопнул его по спине: — А ты молодчина!

Шлёпа скривилась.

— Это всё из-за них! Они разгалделись, из-за этого я и соскочила! Давайте переиграем!

— Увы, — сказал Тим. — Мне все равно пришлось бы тебя дисквалифицировать — на канатах качаться нельзя. Я тебе уже говорил. Пришла в мой зал — надо меня слушаться.

— Раз так, больше не приду в ваш дебильный зал, — обиделась Шлёпа.

— Шлёпа, не груби, — строго сказал папа. — Никто из вас больше сюда не придет. Тим, ты уж прости, что отняли у тебя время.

— Да ерунда, Дэйв, — махнул рукой Тим. — Жалко, что дочка у тебя такая ершистая — у нее настоящий талант.

— Она не моя… — Папа сделал глубокий вдох. Что тут скажешь. Шлёпе никто не указ.

— Надеюсь, вы не скучали, — любезно добавил Тим.

— Да уж, не скучали! — бубнил папа уже в машине. — Какой позор! Со мной в жизни такого не было.

Мы молчали. Шлёпа дулась, я страшно переживала, а Робби весь сгорбился от стыда.

Когда мы подъехали к дому, папа постарался взять себя в руки:

— На самом деле это все ерунда, Робби. Я все равно тобой горжусь, ты ведь мой сын. Кому какое дело до этой дурацкой гимнастики! Ты вот только мне объясни: вчера ты был изумителен, великолепен, а сегодня тюфяк тюфяком — что за игры?

Робби ничего не ответил.

— Ну ладно, может, это и впрямь волшебство, как ты и говорил. Ха-ха, — невесело сказал папа.

— Ха-ха-ха, — отозвались мы.

Элис с Моди дожидались нас.

— Боже мой, что случилось? — спросила Элис.

— Не спрашивай, — сказал папа.

— Робби не справился? — не отставала Элис.

— Зато я справилась, — похвасталась Шлёпа. — Почти что выиграла в это их дурацкое «Кораблекрушение». Я там лучше всех была. Этот папин Тим чуть ли не умолял меня ходить к ним туда заниматься, но мне неохота. Шустрый такой, хлебом не корми — дай покомандовать. Прям как в школе.

— Ох, Шлёпа, — с укоризной сказала Элис и вздохнула: — Я бы на твоем месте помалкивала про школу.

Похоже, Шлёпу уже отчисляли из школы за поведение.

— Она вела себя отвратительно, хамила Тиму. Я чуть со стыда не умер, — наябедничал папа.

— Давайте, наезжайте на меня. Я не виновата, что все вышло не так, как вам хотелось, — буркнула Шлёпа.

Робби повесил голову. Я поежилась. Даже Моди забеспокоилась и принялась сосать палец, хотя и не понимала, о чем разговор.

— Ну что вы такие кислые! — Элис сделала над собой заметное усилие. — Веселей, народ. Чем сегодня займемся?

— Хотим на пикник в Оксшоттский лес! — хором сказали мы.

— Как, опять в Оксшоттский лес? — удивился папа. — Мы же только вчера там были. Может, что-нибудь новенькое придумаем? Можно в Ричмонд-парк поехать или в Сады Кью. Уж как-нибудь втиснемся в машину.

— Может, вы, ребята, поедете, а мы с Моди останемся дома? — с надеждой предложила Элис.

— Нет, мы очень-очень-очень хотим пойти к той яме с песком в лесу, — сказала Шлёпа. — Пожалуйста, мам. Пожалуйста, Дэйв.

Шлёпа «пожалуйста» говорила не часто, так что подействовало вмиг.

Мы помогли собрать провизию для пикника. Я пристроилась резать морковку и сельдерей, Шлёпа присматривала за колбасками на гриле, а Робби делал шоколадные хрустики. Я переживала по поводу желаний и в задумчивости вместо морковки порезала палец — пришлось заклеивать пластырем. Шлёпа тоже явно что-то обдумывала — и сожгла колбаски, хотя утверждала, что сделала это нарочно — обожает, мол, горелое. Робби растопил шоколад, всыпал в него кукурузные хлопья и разлил пирожные по бумажным розеткам. Шоколадные хрустики — самый простой десерт в мире. С ними и Моди бы справилась. Но папа с Элис восторгались так, как будто Робби соорудил роскошный торт в три яруса. Папа чмокнул в щепотку сложенных пальцев, а потом их растопырил. А Элис попросила Робби непременно дать ей рецепт.

— Они со мной сюсюкаются, потому что я вчера в спортзале опозорился, — сказал мне Робби.

— Да, но это из лучших побуждений, — ответила я.

— А когда же со мной кто-нибудь посюсюкается? — спросила Шлёпа. — Я не опозорилась. Я была звезда спорта, а мне все равно устроили разнос. Никто никогда не скажет: «Молодец, Шлёпа, ты просто отпад».

— Молодец, Шлёп-Шлёпа, — сказала Моди и улыбнулась ей.

Шлёпа рассмеялась и обняла сестру.

Моди и со мной обнималась, но уже не так охотно, как прежде. Я очень старалась не ревновать. Вместо этого я обняла Робби, и он наконец-то улыбнулся мне от всей души.

На этот раз мы очень бодро двинулись в путь. Поход уже вовсе не казался утомительным. Шлёпа бежала впереди, я скакала за ней, а Робби шагал следом, в одной руке зажав льва, в другой — тигра и устраивая им гонки. Он вроде повеселел и снова был самим собой — до тех пор, пока мы не зашли в лес.

— Как насчет по деревьям полазить, сынок? — предложил папа.

— Нет! — сказала Элис. — Ну что же ты, Дэвид! Никакого лазанья по деревьям — тебя это тоже касается, Шлёпа.

Папа заворчал, что он ничего не понимает, мы же все вчера видели, как Робби лазает, что ж такое с ним стряслось? Он всё бубнил, и бубнил, и бубнил.

— Вот бы папа, наконец, варежку закрыл, — буркнула я.

— Ты с этим поосторожней! — сказала Шлёпа. — Вдруг псаммиад услышит. Не хватало нам еще одно желание прошляпить — хотя я бы не отказалась посмотреть на твоего папаню с отключенным звуком. Так достал уже нудить!

— Он хороший, — неуверенно сказала я, хотя сама была того же мнения. — А твой папа — он какой?

— Раньше был классный. Нам вместе здорово было. Никогда меня не ругал. Всегда всё покупал, что ни попрошу, и всюду брал с собой. Как-то даже в шикарный французский ресторан ходили, и он мне разрешил три разных десерта заказать. Девицы у него всегда были — но мне-то какое дело? Он вечно повторял: «Ты, дочка, у меня на первом месте». А потом у них с Тессой началось. — Шлёпа скорчила жуткую рожу.

— Это на ней он женился? — спросила я.

Шлёпа кивнула.

— Я никогда не женюсь, — сказала она. — Поддайте газку, народ. Нас ждет песчаная яма!

Прежде чем искать псаммиада, надо было поесть. Пикник снова удался на славу. У нас были булочки с тунцом и кукурузой, бутерброды с бананами, Шлёпины горелые сосиски, моя овощная нарезка и к ней два разных соуса — из авокадо и хумус. Потом еще фрукты со взбитыми сливками в стаканчиках, и воздушный бисквит, и Робсовы шоколадные хрустики, а напоследок — большая гроздь темного винограда. Мы пили домашний лимонад, а папа с Элис опять взяли с собой вино. И немало. Поев, они легли, скормили друг другу несколько виноградин — и уже через пару минут спали без задних ног.