— Но прежде, — чинно добавил старший Пассат, — надо пробраться на дорогу мёртвых. Только эта дорога выведет к озеру. По дорогам мёртвых дуют четыре ветра — с востока, запада, севера и юга — и доносят души людей до того света. Но главный путь указывает заходящее Солнце. Оно строго следит…

— …Чтобы по дорогам не шастали всякие, вроде нас, — перебил нетерпеливый младший Пассат. — Поэтому приходится откупаться от него клыками Смерча. Говорят, клыки ценятся у Солнца на вес золота.

«Сказки!» — чуть было не выпалил Сальто. Но только он раскрыл рот, Орехоколка снова принялась допекать аборигенов вопросами. И тут уж стало яснее ясного: отделаться от Орехоколки можно лишь одним способом — откупиться от нее клыком Смерча.

Однако напоследок она всё-таки задала последний и самый главный вопрос. Она спросила, как разыскать Океанского Бриза. На это старший Пассат-абориген устало ответил, что сейчас Бриз дует где-то около мыса Стип-Пойнт. Затем он самоотверженно пожертвовал своей вечной жизнью, расставшись с амулетом, и поскорее улетел прочь. Орехоколке амулет понравился. Она вертела его в облачной руке и так, и эдак и уже больше ни о чем не спрашивала.

У мыса Стип-Пойнт было шумно и весело. Волны игриво мчались к скалистому берегу, со звонким плеском ударялись о камни и резво, как на эстафете, убегали обратно в океан. Там же не спеша прогуливался вдоль берега Океанский Бриз. Бриз был до невозможности дружелюбен и жизнелюбив. Он казался прирожденным оптимистом. Если светило Солнце, он дул на разогретое Солнцем побережье. Ночью, когда Солнце садилось, Бриз ничуть не расстраивался и с воодушевлением менял свое направление. На любую неприятность у него находилось оправдание. Он старался оправдывать даже грозы, хотя гроз боялся больше всего на свете.

— Добрый день, друзья! — с улыбкой поприветствовал он ветерков. — Как вам в Австралии? Вы ведь, кажется, не местные?

— Мы с севера, — сказал Виэллис. — Насилу тебя разыскали.

— Оно и понятно, — отозвался Бриз. — Зимой и осенью меня не так-то просто заметить. А всё из-за разницы температур между сушей и прибрежной полосой воды. Зимой эта разница почти не ощущается. А летом она достигает наибольших значений, и тогда я могу разгоняться до целых пяти метров в секунду!

— Маловато, — прокомментировал Сальто. — Вот Ураган…

— Тоже мне, нашел, кого вспомнить, — перебила его Орехоколка. — Бриз ветер мирный, не так ли?

— Пожалуй, так, — согласился Океанский Бриз и не без зависти добавил: — Гляжу, вы даже с Ураганом пообщаться успели? Счастливчики. Вы вольны лететь, куда вздумается. Не то, что я. Я прикован к побережью законом природы. Закон природы, знаете ли, намного прочнее любых цепей и кандалов. Но надо радоваться тому, что имеешь. Если не радоваться, однажды отнимется и это.

Виэллису подумалось, что не так уж и счастлив Океанский Бриз. Он стремился выглядеть счастливым и настраивать себя на позитивный лад. Но его мысли и рассуждения раз за разом скатывались к горькой печали.

— Не сгущай краски, дружище, — сказал Виэллис и ободряюще похлопал Бриза по воздушному плечу. — Закон природы вовсе не столь суров, как ты полагаешь. Надо просто дать волю воображению и выпустить на волю свои порывы. Может, ты и не порывистый ветер, но порывы есть у всех. Что если немного разбушеваться? Первый день весны уже не за горами. Присоединяйся к всемирному шествию ветров. Это шествие, или праздничный полёт, начнется с Гринвичского меридиана ровно в полдень. А пока вот тебе письмо от ночного ветра Эль-Экроса. Читай, лечи свои мысли и помни: в первый весенний день мы будем ждать тебя на нулевом меридиане.

Океанский Бриз вздохнул, и в его дыхании ветерки уловили свежесть небесных просторов, ароматы горных лугов и древесной смолы. Бриз по-прежнему хотел казаться счастливым. Но теперь это счастье, как дивный цветок, начало распускаться и в его свободолюбивой ветреной душе.

Напоследок ветерки решили полетать над Австралией. Им было очень любопытно, действительно ли на этом континенте водятся коала, кенгуру и утконосы.

— Насчет утконосов не уверена. Но говорят, здесь развелось столько кроликов, что их можно просто отлавливать и жарить на костре, — сказала Орехоколка, когда друзья проносились над оранжевой пустыней Танами.

— Захватнический агрессивный вид, — припомнил Виэллис из рассказов дедушки Ветрило. — Вот уж никогда бы не подумал, что кролики могут быть захватническими и агрессивными.

За пустыней Танами расположился небольшой населенный пункт, где играли в мяч непоседливые дети. С высоты птичьего полета дети выглядели почти одинаково — разноцветные майки, разноцветные кепки и рваные запачканные штаны. Все эти майки, кепки и штаны бегали туда-сюда, смеялись и, как сумасшедшие, гоняли по стадиону многострадальный мячик. Единственным, кто не смеялся, был мальчуган лет десяти. Он тихонько стоял на краю стадиона и тёр грязными кулачками заплаканные глаза. И тут Виэллис понял: агрессивными бывают не только кролики. Дети, что пинали мяч, смеялись не просто так. Они потешались над этим бедолагой. Сперва потешались, а потом ни с того ни с сего запустили в него мячом. Удар пришелся ровнёхонько по макушке. Мальчуган пошатнулся, упал на песок и разревелся. Его тотчас окружила толпа разноцветных кепок и маек. Толпа скакала, как стадо козликов, гоготала и сыпала оскорблениями.

— Пурга-Деруга! — вознегодовал Сальто. — Да как они смеют! Ух, я им сейчас задам!

Виэллис схватил брата за воздушный рукав.

— Не вмешивайся! В обществе людей свои порядки. А этот малыш — изгой. Мы ничего не можем поделать.

— Если подумать, — глубокомысленно заметила Орехоколка, — мы тоже изгои. Вас двоих, — указала она на ветерков, — по ложному обвинению выставили из дворца. Меня выбросило на безлюдный остров. А облачный пёс… Ну, у него наверняка тоже есть своя история.

Облачный пёс припал на передние лапы и дружески завилял хвостом. Похоже, ему страсть как хотелось поведать Орехоколке свою историю.

— Но вы кое-чего не учли, — сказал Сальто. — Когда изгои объединяются, они перестают быть изгоями. Я не могу спокойно смотреть, как издеваются над этим ребенком. Давайте, я превращу его в облачного!

— Даже не думай об этом! — завихрился Виэллис. — Если всех, кто страдает, превращать в облака, то скоро на земле не останется ни одного живого существа. А в небе случится перенаселение, и нам придется искать прибежища в Стратосфере (или и того хуже — в Сфере Рассеивания). Нет. Считаю, люди должны сами решать свои проблемы.

— Погодите! Расшумелись тут, понимаешь! — зашипела на ветерков Орехоколка. — Сорванцы выдвигают ему условия!

Все трое затихли. Даже облачный пёс приподнял уши, чтобы лучше слышать.

— Мелкий, ты до сих пор так и не забил ни одного гола, — говорил мальчишка с подбитым глазом. Подбитый глаз, судя по всему, свидетельствовал о том, что среди местных забияк этот мальчишка авторитет. — Так вот, — продолжал он. — Попадешь в ворота, и мы тебя отпустим. А не попадешь — пеняй на себя.

— Уж мы-то ему быстро физиономию разукрасим, — развязно сказал кто-то.

Сальто в небе тем временем отрабатывал удары из ветерковых кулачных боёв, чтобы преподать задирам урок, но Виэллис придумал кое-что поинтереснее.

— Давай, мы забьем этот гол! — предложил он. — Тебе когда-нибудь приходилось играть в облачный футбол?

— Фут-бол? — переспросил Сальто, нечаянно направив удар воздушного кулака в сторону Орехоколки. Орехоколка отскочила и презрительно фыркнула.

— Вот именно, — сказала она. — На земле футбол весьма распространен. Тебе стоило бы попробовать.

— А что? Я с радостью! — воспрянул Сальто. — Вы, главное, расскажите, как нужно дуть.

Виэллис рассказал, а Орехоколка снабдила его инструкцию четкими указаниями. У Сальто сложилось впечатление, будто всю жизнь она только тем и занималась, что забивала голы.

— Вперед! Покажи им! — ободряюще крикнул Виэллис, когда Сальто устремился вниз.

Запуганный мальчуган нерешительно стоял перед зловещим, черно-белым мячом. Казалось, мячик отскочит от ворот или пролетит мимо при любом раскладе. Справа и слева от мяча в нестройных шеренгах расположились задиры и забияки. Они ухмылялись и уже представляли себе, как поколотят «мелкого».

До земли Сальто оставались считанные метры. Разноцветные кепки и майки покрупнели и стали ярче, а фонарь под глазом у авторитета приобрел такие глубокие оттенки, что по синеве мог бы вполне поспорить с вечерним небом.

— Чего он копается? — недовольно протянул «синеглазый». — Поторопите-ка его, ребята!

— Н-не надо. Я сам, — сквозь слёзы сказал мальчуган. Отойдя на порядочную дистанцию для разгона, он побежал. Бежал он медленно и неуклюже, потому что от страха ноги у него сделались ватными. Самые наблюдательные из задир уже смекнули: эдак гола нипочем не забить.