«Хорошо, что я оказался в нужном месте и в нужное время», — подумал Сальто. Он сделал несколько оборотов вокруг собственной оси, как советовал Виэллис, и припомнил, что Орехоколка назвала этот приём «сжатой пружиной». Когда «пружина» распрямится, воздушная голова Сальто должна будет попасть по мячу. Только бы не промахнуться!

Когда наступил решающий момент, Сальто не промахнулся. Его удар был таким точным и красивым, что мальчишки обомлели от восхищения.

— Видали? А? — приглушенно воскликнул кто-то из толпы.

— Э-э-э, да ты парень не промах! — с уважением заметил второй по значимости забияка. Этот забияка считался сведущим во всём, что касалось футбола. — Принимаем тебя в нашу команду.

Мальчуган, которого Виэллис чересчур уж поспешно окрестил изгоем, заулыбался и порозовел. Он больше не выглядел подавленным и, судя по тому, как потеплела атмосфера на стадионе, отныне не нуждался в помощи ветерков.

«Вот и славно», — сказал себе Сальто. Но, улетая, он всё-таки не удержался и наподдал «синеглазому» авторитету.

— Ой! — испугался тот. — Призраки атакуют!

На его возглас отреагировали дружным смехом, после чего кто-то предложил отправиться в гости к старине Уильяму и устроить небольшой пикник с сэндвичами и барбекю.

Виэллис встретил брата рукоплесканиями, Орехоколка — свистом сквозь четыре неплотно сомкнутых зуба, а облачный пёс — заливистым лаем.

— Всем спасибо! — самодовольно, прямо как Солнце, отозвался Сальто. — Налаживать атмосферу на Земле — это вам не шутки шутить. Такое не многим под силу.

— Конечно, конечно, — шутливо поддакнула Орехоколка. — Наш герой!

Тут Сальто, конечно, расхохотался. А потом ветерки вместе с Орехоколкой и облачным псом принялись водить хоровод прямо в небе, среди недоумевающих облаков. На ходу сама собой сложилась задорная песенка о непроветримых героях и сногсдувающих подвигах:

— Ка-ра-ка! Кара-ка-ка! — дико вращая глазами, подпевала Орехоколка.

С этой веселой песенкой они не заметили, как добрались до стылого, мёрзлого Урала. По пути Солнце коварно плело в небе сети из лучей, но ветерки успешно их миновали. Наверное, потому, что песенка у них была не только задорная, но еще и волшебная.

Ветерки поняли, что их занесло на Урал, когда различили вдалеке серые изгибы горы Ямантау. Набрякшие, сизые тучи юга уступили место северным бесцветным облачкам, и вновь повеяло холодом.

— Брр! — поёжился Виэллис. — Мало того, что континентальные зимы морозные. Они вдобавок страшно упрямые и жадные. Вечно отхватывают себе кусочек весны. Уверен, этой весной будет то же самое.

— Так-та-а-к, — протянул Сальто, перебирая оставшиеся в пачке облачные письма. — Вот оно! «Южный Урал. Степному Бурану и его сестрице Вьюге». Наши адресаты должны быть где-то поблизости. Кто-нибудь видел белую заверть?

Орехоколка решительно помотала головой. Виэллис пожал воздушными плечами, а облачный пёс повёл носом и зарокотал, как вертолетный винт. Снежную бурю он чуял за версту.

— Туда! — оживился Виэллис. — Следуйте за облачным псом!

Деловито помахивая хвостом и время от времени принюхиваясь, облачный пёс вскоре привел друзей к цели. Впереди, на голой, засыпанной снегом равнине, простуженно и с присвистом дул Степной Буран. Ему было сложно усидеть на месте — он носился туда-сюда, размахивал своим ветряным шарфом и подметал белые просторы земли полами гигантской зимней шубы.

— О! Гости с экватора! — пробасил он, не переставая метаться по равнине. — Ваше тёплое дыхание едва не сбило меня с толку. Какими судьбами?

— Мы от ночного ветра Эль-Экроса. С посланием, — деликатно ответил Сальто и передал Бурану письмо. Он мгновенно сообразил, что Буран среди ветров долгожитель. Его седины были видны невооруженным глазом и внушали необъяснимое благоговение.

— А как у вас дела? Метёте? — поинтересовался Виэллис.

— Метём, метё-о-о-ом, — протяжно ответил тот. — На пару с моей сестрицей Вьюгой. Вон она, за холмом. Заклинания бормочет.

Из-за холма, и правда, слышалось странное бормотание.

— Зилим-Сакмара-Агидель, — колдовала сестрица Вьюга. — Миасс-Инзер-Караидель. Нургуш-Ялангас-Арвякрязь. Джеллом-Иремель-Ямантау.

Она наколдовывала белизну снега, нулевую видимость на дорогах и замысловатые морозные узоры на всех окнах в округе.

— Ну и мудреные же у нее чары! — поразился Сальто. — Уж не дедушка ли ее научил? Дед Ветрило знал много полезных заклинаний.

— А давай спросим, нет ли у нее вестей о дедушке? — предложил Виэллис.

— Э-э-э! — предостерегающе прохрипел Степной Буран. — Вы с ней поаккуратнее. Сестрица становится ужасно въедливой, когда речь заходит о других ветрах.

Сказав так, он сонно протёр глаза, закутался в шубу и тут же, на месте, с умиротворяющим храпом завалился спать.

Сестрица Вьюга кружилась в каком-то обрядовом, известном только ей танце, успевая одновременно произносить заклинания и любоваться своим вьюжным, составленным из снежинок платьем.

— Вью-у-у-у! Странники-чужестранцы! — окликнула она ветерков. — Кто такие? Откуда родом?

— Посланники Эль-Экроса, подданные Короля-Ветра. Родом с севера, — как на духу отчеканил Сальто.

— Говоришь, с севера? А отчего ж вы тогда, голубчики, такие тёпленькие? — въедливо поинтересовалась Вьюга.

— Вероятно, мы потеплели за время пребывания в южном полушарии, — рассудил Виэллис. — Когда долго живешь среди иностранцев, волей-неволей перенимаешь их манеры.

— Это да. Это верно подмечено, — скрипучим голосом одобрила она. — Слышала, у вас ко мне вопросы? Задавайте. Я сегодня добрая. Вью-у-у-у!

Вьюга сделалась доброй с того самого момента, как ее братец Буран улёгся спать из-за наплыва Тёплого Фронта. При Буране обычно никогда не шел снег. В воздухе кружилась одна лишь позёмка, а на голубом небе светило «Ясно Солнышко», как прозвали Солнце местные неотёсанные ветры. Позёмка, голубое небо и «Ясно Солнышко» смущали и раздражали Вьюгу. Однако как только в атмосфере устанавливался Циклон, глупые игры с позёмкой прекращались, и начинался снегопад. Для Вьюги на свете не существовало ничего приятней снегопада. Когда небо заволакивалось тучами, Солнце уже не могло ее контролировать. Никакого надзора. Мети, как душа пожелает! Вот Вьюга и мела. Среди ветров Южного Урала она слыла очень творческой и своенравной старушенцией.

Пока братья допытывались у Вьюги о дедушке, Орехоколка решила слетать и посмотреть на горбатую гору Ямантау, а предоставленный сам себе облачный пёс скрылся в неизвестном направлении.

Снегопад всё усиливался. Завывания Вьюги становились всё неистовее и несдержанней. Похоже, она собиралась разбуяниться всерьёз. Скоро видимость, и правда, сделалась нулевой. Искать в ненастье сбежавшего облачного пса было бы настоящим безрассудством. Но ветерки увлеченно расспрашивали Вьюгу о дедушке Ветрило, а Орехоколка путешествовала по горам, где метель даже и не ночевала. Поэтому эта безрассудная идея никому в голову не пришла. Никто и не подумал, что облачный пёс мог вот так запросто, в одиночку, отправиться в глухомань.

А облачный пёс в снежной буре чувствовал себя как дома. И чем гуще мело вокруг, тем уютнее ему становилось. Почему-то именно в метель он различал запахи лучше всего. Запах костра и похлебки, которую едят где-то в поселении, куда еще не успела добраться буря. Запах жареной курицы и дыма, струящегося из печной трубы. Запах отчаявшегося человека, которого снегопад застал на безлюдной равнине…

Последний, горьковатый, дегтярный запах привлек особенное внимание облачного пса. Что понадобилось посреди степи незадачливому путнику, да еще в такую пургу? Как следует принюхавшись, пёс быстро определил дорогу и затрусил напрямик, через снежно-воздушные стены, где дверей не было и в помине. Снежно-воздушные стены колыхались, изгибались, опадали на землю и с шорохом вырастали вновь. Но облачного пса со следа просто так не собьёшь. Облачный пёс всегда находит, что ищет. Вскоре он услыхал, как пахнущий дёгтем человек зовет на помощь. А через минуту разглядел расплывчатую фигуру этого самого человека. Они столкнулись почти нос к носу. Вернее, столкнулись бы, если б не заоблачно огромный рост облачного пса. Псу казалось, что он семенит по воздуху, как грациозная беленькая собачонка. А на деле он топал, как далеко не грациозный белый слон.

— Что?.. Что это такое? — стуча зубами то ли от холода, то ли от страха, спросил себя «дегтярный человек». Он протянул вперед обе руки, и пальцы прошли сквозь облачную сущность облачного пса. — Мне мерещится!