Девочки мучились над платьем. Игнат в огороде пугал скворцов. Барбоска в роще загнал бурундука на корявый дуб и жалел, что не умеет лазить. Акуля присела на кучку хвороста возле Спиридона, и тут он как раз заговорил.
— Ась? — переспросил Спиридон. — Сундучок, говоришь? Так ты же, как барыня, на него уселась. Встань да и бери свое богатство. — И проскрипел три раза: — Хр, хр, хр! Насмешила ты меня, Акулина. Давненько я так не хохотал.
Соскочила бабушка полудница с хвороста, оттянула его в сторону, а под хворостом — её сундучок! Обрадовалась полудница, окликнула Барбоску, а он тут как тут. Прибежал, спрашивает:
— Что, домой?
— Домой, домой, — обрадовала и его Акуля.
Попрощалась она со Спиридоном, пообещала, что обязательно придёт к нему в новом платье. Хотела и Тишке сказать «до свидания!», но он побаивался Барбоску и спрятался в кустах. И правильно сделал: Барбоска собирался на прощание потрепать его за уши.
И припустили Акуля и Барбоска домой. Барбоска к деду, Акуля в свой огород.
Бегут они, торопятся. Полудница сундучок тащит, пёс след вынюхивает. Добежали до того места, где знакомый бычок пасётся. А он, лентяй, и не пасётся вовсе, а прилёг в траву и дремлет.
Когда к лешаку Спиридону бежали, Барбоска дважды хотел бычка облаять, да другие заботы не позволяли. А уж теперь-то нельзя было пробежать мимо.
— Р-рр! — зарычал на него Барбоска. — Гав! Р-рр-гав! — И залился сердитым лаем. Что примерно обозначало следующее: «Тебя зачем на луг отпустили? Пастись? А ты чем тут занимаешься? Спишь! Нет, вы на него посмотрите — вместо того, чтобы травку щипать, он дремлет!»
Испугался бычок, поднялся и потрусил в сторону от тропинки, туда, где трава росла погуще.
Пока Барбоска объяснялся с бычком, Акуля присела на свой сундучок, отдохнула, и опять побежали они к деревне, до которой оставалось уже совсем немного.
Возле переулка Акуля остановилась и велела Барбоске самому бежать дальше.
— А я уж ночью прошмыгну в свой огород, а то сейчас по улице много людей ходит.
Послушался Барбоска и побежал в свою родную конуру. А полудница по чужим огородам к вечеру добралась до усадьбы дедушки и бабушки Сидоровых, свиньи их Хавроньи Сидоровны, а также их молочницы коровы. Дождалась у них за сарайчиком темноты и перебежала через улицу в свой огород. Одни пауки Гоша и Федька Сломанная Лапа видели, как она прокралась по двору. Видели, но промолчали, такие уж у них характеры.
Так закончилось это дальнее и опасное путешествие.
Утром Акуля поднялась чуть свет. Да и вы бы в постели не залежались, если бы у вас в сундучке лежало новое платье. Умылась Акуля, как всегда, росой и принялась открывать сундучок. Чтобы его открыть, надо было вставить в замочек гвоздь и нажать на его шляпку. Гвоздь бабушка полудница давно припасла и хранила тут же, в малиннике. «Эх, — думала она, — наряжусь сейчас и пройдусь по огороду. Интересно, узнает меня Игнат такую нарядную?»
Вставила Акуля гвоздик, надавила на шляпку. Щёлкнул замочек, сама собой откинулась крышка, а там… Нет, нет, никто не утащил платье. Лежало оно в сундучке, аккуратно сложенное, но всё в дырочках. То ли его муравьишки изгрызли, то ли ещё кто. Взяла бабушка Акуля своё платье, а оно прямо в руках расползлось…
Опечалилась Акуля, закрыла сундучок и никуда в это утро не пошла.
Всё выше поднималось солнце. Закуковала в роще за огородом кукушка. Заиграла на своей дудочке иволга:
— Аку-ли-на! Аку-ли-на!
Не отзывается бабушка полудница. Сидит в малиннике, пригорюнилась. Догадалась о чем-то иволга, жалобно закричала:
— Слу-чилось! Слу-чилось!
Хорошенько вслушайтесь в пение иволги. Она ведь до сих пор кручинится и сейчас кричит: «Аку-лина!» — а немного погодя: «Слу-чилось!»
Некоторые иволги не знают ничего про полудницу Акулю, а всё равно зовут: «Акулина!», а потом грустят: «Слу-чилось! Слу-чилось!»
«Почему это Акулю не видно?» — раздумывает Игнат.
Тень его добралась до грядки лука — двоюродного брата ворчуна чеснока. Акуля всегда в это время выходила, а тут вместо неё кот Нестор Иванович по своим делам к старой черёмухе важно прошагал, будто он тут самый главный.
Вышла бы Акуля, да не в чем. Старое её платье всё в заплатах. Шаг шагнёшь — оно расползётся. А новое, неношеное, просто рассыпалось.
Двоюродный брат чеснока зелёный лук вообще-то неразговорчивый был, а в это утро вообще ни одного слова не прошептал, только вздыхал. Беспокоился — куда это девалась полудница?
В самый полдень, когда тень Игната стала показывать в сторону курятника, со двора в огород вошли Ика и Лида. Лида держала в руках что-то завёрнутое в бумагу и даже перевязанное голубой ленточкой. Шли девочки потихоньку и вели непонятный разговор.
— Ты её правда видела? — допытывалась Ика.
— Видела, — отвечала Лида.
— А куда мы положим посылку, если её не встретим?
— Туда, — показала Лида, — в малинник.
Девочки потихоньку подошли к малиннику.
— Позвать? — шёпотом спросила Лида.
— Не надо, — ответила Ика. — Положим вот здесь рядом с малиной и потихоньку уйдём.
Так они и сделали.
Хорошо было в огороде. Припекало солнце, и ему подставляли бока помидоры, чтобы поскорее поспеть. Зато одна морковка жаловалась другой: «У меня так загорели плечики, так загорели…» Конечно, на всех не угодишь. Пахло укропом. Гудели пчёлы над жёлтыми цветочками огурцов. От огромных цветов подсолнухов доносился запах мёда. Это они звали к себе пчёл. Цветы ведь разговаривают запахами. Они и пчёл запахами зовут, и бабочек: «Мы здесь! Мы здесь!»
Акуля из своего шалашика слышала разговор девочек. Когда Ика и Лида ушли, она потихоньку выбралась из малинника и увидела свёрток, обвязанный голубой ленточкой. А на нём надпись: «Бабушке Акуле». «Кто же это прислал мне посылочку?» — подумала она. Пощупала бабушка полудница свёрток, а там что-то мягкое. Спряталась Акуля в шалашик, развернула свёрток — и оказалось, что сшили ей девочки новое платье, да такое красивое, о каком полудница и не мечтала. Во-первых, голубое, во-вторых, с двумя кармашками, и в каждый можно что-нибудь положить. А в-третьих — с пояском.
В этом-то платье под вечер, когда хозяева ушли из огорода, отправилась бабушка полудница в гости. Игната проведала. Увидел её Игнат и только одно слово произнёс: «Акуля», и всё. Больше он от восторга ничего произнести не мог. К тыкве зашла, погладила её, как маленькую. А какая она маленькая, выросла уже больше футбольного мяча и ещё растёт, старается. Потом свёклу проведала.
— Ну, Акуля, — с завистью сказала ей свёкла, — ты теперь такая же красавица, как и я! Ничего, будет у нас две красавицы — я и ты!
Акуля в гостях у Лиды
Все мы иногда мечтаем о чём-нибудь особенном. Научиться, например, летать. Представляете, вместо того чтобы толкаться со всеми в школьные двери, влететь в окно родного класса, да ещё бы рядом с учительским столом. Ребята кричат, девочки визжат, а ты, как ни в чём не бывало, опускаешься прямо на своё место и спрашиваешь: «А что нам задали на дом?»
Вот и Акуле очень уж хотелось, но не летать, а побывать в настоящем доме, пожить в нём немного, хотя бы часок. А ещё Акуля мечтала покататься на трёхколёсном велосипеде со звонком. Промчаться на нём во весь дух по улице, потрезвонить в звонок и попугать гусей!
И вот однажды дед Юрий ушёл на речку. Лиде сказал: «Обедай сама и Барбоску покорми. Я вернусь только к вечеру».
Лида поиграла на улице с девочками и решила, что пора обедать. Пошла она в огород за огурчиком и помидором и встретила Акулю.
— Наверное, спелые помидоры дедушке на обед ищешь? — спросила полудница.
— Мне всего один надо. Дед на рыбалку ушёл.
— Значит, ты одна сегодня домовничаешь?
— Не, вместе с Барбоской.
— Ну, вдвоём вам веселее. Ладно, я побегу, сорочат с кукурузы погоняю. Ишь, повадились початки клевать. А потом тыкву посмотрю — как она подросла за ночь. А ты Барбоске привет передавай.
— А зачем передавать? — удивилась Лида. — Он же тут рядом. Пойдём ко мне в гости, сама и передашь…
Обрадовалась бабушка полудница. Много лет она в огороде живёт, а в доме ни у своих городских хозяев, ни у деда Юрия не бывала. Не приглашали. Барбоска как-то звал Акулю к себе в конуру, а больше никто.
— Пойдём! Пойдём! — запрыгала она, как маленькая девочка. И они пошли.
— Ку-ка-реку! — удивился петух Костя, когда Лида и Акуля вошли во двор.
Иногда Косте надоедало кричать «дядя Юр-pa!» или спрашивать «кто приехал?», а покукарекать хотелось, тогда он, как многие другие петухи, кричал просто: «Ку-ка-реку!» Вот и сейчас, увидев Акулю, Костя от удивления закукарекал.
Услышав знакомые шаги, Барбоска загремел цепью и, виляя хвостом, выбрался из конуры.
— Чего не лаешь-то? — упрекнула его полудница. — А если это не мы с Лидой, а плохие люди?