– Фуф… Так ты собираешься выгнать меня из собственной норы?
– Выгнать? Да что ты! Конечно, ты останешься, ведь ты же будешь у нас метрдотель.
– Вы ещё и отель устроите?!
Ещё немного, и Пронырсен потерял бы сознание. Октава вылила на себя столько крепких духов, что Пронырсена одурманило. В разгар зимы от неё пахло летом, весной и осенью одновременно. Пронырсен почувствовал, что дрожит. Он только не мог понять, дрожит ли он от запаха, от холода или ещё от чего. И ему всё больше хотелось поскорее попасть домой, к лопате. Да-да, он вдруг поймал себя на мысли, что хочет очутиться у себя в норе и затопить печь, чтобы им с лопатой согреться. И он рассказал бы ей, какой несносный дурень оказался этот Сдобсен. А ещё он рассказал бы лопате, что Октава зверски надушилась и нацепила огромную шляпу. Бедная лопата, подумал Пронырсен, стоит там одна в холодной норе.
– Метрдотель, – объяснила Октава, – встречает гостей и провожает их на места, больше ничего тебе делать не придётся. Ковригсен лепит марципаны, я сделаю сок из кудыки и фрукты в глазури. Потом культурная программа и всё прочее.
– Всё прочее? – спросил Пронырсен.
– Ну да. Всё такое, что делает жизнь в тёмные трудные времена чуть легче.
– Нет, – твёрдо сказал Пронырсен. – Сумасбродства и дуракаваляния в моей норе не будет. У меня там дрова. И я занят по горло. Если вам непременно надо бить баклуши, бейте их у пекаря. Фуф! Наше вам с кисточкой!
В этом весь Пронырсен. Сказал «фуф» и ушёл. А Октава осталась одна благоухать в снегу. А ей тоже было чем заняться. Но она дала Ковригсену слово, что в этом году праздник будет не у него.
К счастью, голова у Октавы была так устроена, что в ней всё время ходил по кругу поезд гениальных идей. И одна из них как раз блеснула на повороте. В следующую минуту Октава уже бежала к Сдобсену. Она постучала в дверь и вошла.
– Вот как? – сказал Сдобсен. – Решила всё-таки проверить, жив ли твой сосед?
– Да я была уверена, что ты плесневеешь тут как обычно, – ответила Октава.
– Плесневею не плесневею, но всё к тому идёт, – ответил Сдобсен.
– Зато у меня для тебя хорошая новость, – сказала Октава.
– Да? Ты принесла мне сладенького?
– Никакого сладенького до марципанов! Но в этом году Пронырсен сказал, что мы можем провести праздник у него. А хорошая новость в том, что ты должен пойти помочь ему всё украсить.
– Пронырсен? Да ты что! И почему это я, в мокрых башмаках и с больными ногами, должен…
– Ты должен. Если ты не пойдёшь ему помогать, праздника в этом году не будет.
– Но, Октава…
– Именно так. Я побежала домой глазировать фрукты и ягоды и разучивать новую песню. А ты поторапливайся побыстрее.
Кто прячется в доме, кто падает в яму, а дни коротки, и смеркается рано…
В то утро Простодурсен с Утёнком проснулись поздно. Вечером они засиделись у печки, разговаривая о празднике. А поскольку дятел улетел на юг, их никто не разбудил.
Утёнок открыл глаза уже с мыслью о празднике. Причём думал он не о марципанах. Какой номер он покажет – вот чем была занята его голова. Он мечтал сразить всех фокусом, каких здесь, у реки, ещё не видали. Бесподобный номер с исчезновением. Снип-снап-снибеда, Утёнок исчезает без следа. Все хлопают в восторге и трут глаза! Мурра-снурра-снибедам, Утёнок вернулся к нам, к восторгу господ и дам! Так примерно виделось ему выступление.
Всё пройдёт как по маслу: он исчезнет волшебным образом.
Это будет потрясающий фокус.
О нём станут слагать легенды.
Оставалась лишь маленькая загвоздка. Исчезнуть у Утёнка пока не получалось. Но он верил, что получится. Главное – терпение и труд.
Не сдаваться, а тренироваться. Сказано – сделано. Не тратя времени даром, Утёнок немедленно юркнул под одеяло. Теперь его никто не видит, верно? Потом он осторожно высунул голову… Оп-ля, его видно!
Он повторял и повторял номер, пока не проснулся Простодурсен.
– Что такое? – спросил он. – Ты заболел?
– Нет, я бодр и здоров. Готовлюсь к своему выступлению. Я же буду показывать фокус на празднике!
– Надо затопить печку и съесть пару ложек пудинга.
– Слушай, Простодурыч…
– Да?
– Ты меня видишь?
– Тебя? Вижу, ну да. Вон ты стоишь.
Утёнок и правда стоял на подушке. Но внезапно юркнул под одеяло.
– А теперь? – закричал он.
– Теперь ты залез под одеяло.
– Нет, не говори так! Ответь, ты меня видишь?
– Нет, я тебя не вижу.
Утёнок вылез наружу.
– Класс, да? Сначала ты меня видел, а потом – нет.
– Ты спрятался под одеялом.
– Это был фокус. Номер с исчезанием.
– Холодно что-то, – поёжился Простодурсен.
– Подожди, сейчас я покажу этот номер красиво!
– Надо печку затопить, – ответил Простодурсен.
Пока Простодурсен растапливал печь, Утёнок искал, где бы показать фокус так, чтобы сразить зрителей наповал. Один ящик комода был наполовину выдвинут. Утёнок запрыгнул туда.
– Смотри опять! – закричал он.
– Я занят печкой, – ответил Простодурсен.
– Нет, посмотри! Мне надо тренироваться к празднику!
– Давай, давай.
– Но ты должен смотреть! Как я стану невидимым, когда на меня никто не глядит?
– Хорошо, исчезай, я смотрю. Только быстро.
– Нет, ты неправильно с Утёнком разговариваешь.
– Неправильно? А как надо?
– «Великий маг и волшебник Утёнок, – должен ты сказать, – представьте публике ваш знаменитый трюк с исчезанием».
– Великий маг и волшебник, представьте скорее, пожалуйста.
Утёнок встал на краю ящика. Он взмахнул крыльями, проговорил «фокус-покус-бумс», плюхнулся в ящик на спину и замер. И тихо лежал две секунды, ожидая аплодисментов. Но не услышав их даже после трёх секунд, высунул голову посмотреть, в чём дело. Простодурсен стоял на коленках перед печкой и дул, раздувая пламя.
– Бессовестный! – закричал Утёнок.
– Что такое? – удивился Простодурсен.
– Зачем ты не хлопаешь?
– Чем я не хлопаю?
– В ладоши не хлопаешь! Или ты не видел великого трюка с исчезанием меня?
– Чему же мне хлопать, если ты пропал? Мне тогда плакать надо.
– А ты не плакал. Ты возился с печкой.
– Я замёрз и хотел поскорее затопить.
– А вдруг бы я пропал насовсем? И не появился бы?
– Тогда бы я пошёл искать тебя в ящике комода.
– Какой ты противный! Вечно тебе надо всё испортить…
– Да что я испортил?!
– Всё! Я на ваш дурацкий праздник не пойду. Марципаны, очень интересно. Все будут развлекаться, показывать номера. А на меня всем наплевать, никто обо мне не думает.
– Все только о тебе и думают. Просто мне надо было сначала затопить печку.
– Даю тебе последний шанс, смотри хорошо. Сейчас я исчезну за стулом, это очень трудно.
– После завтрака можем сходить к Ковригсену, ты потренируешься вместе с его золотой рыбкой.
– Этой лупоглазой? Да что рыбы понимают в трюках!..
И пока они так проводили утро, Сдобсен месил снег своими мокрыми башмаками. День был погожий, с розовыми и фиолетовыми облаками и проблесками солнца. Идти к Пронырсену душа у него не лежала. Уж больно этот парень странный, думал Сдобсен. Честно говоря, даже противный. Поэтому Сдобсен тащился в горку так небыстро, что иди он ещё медленнее – просто примёрз бы к месту.
Хоть он и плёлся медленнее некуда, а всё-таки неуклонно приближался к норе Пронырсена. И вскоре уже стоял у него под дверью.
Массивная дверь была заперта. Надо бы постучать, но Сдобсен тянул время. Хотя… Раз Пронырсен согласился отдать свою нору для праздника, он наверняка ждёт, что придут помогать её украшать. Быть может, он печку затопил. И даже, как знать, повеселел и подобрел.
Сдобсен стоял в нескольких шагах от двери и думал. В доме кто-то был, это Сдобсен слышал. Вроде бы голос Пронырсена? И он, похоже, разговаривает с мелкой домашней зверушкой?.. Тогда это не так опасно. Главное – нахваливать хозяйские дрова.
Смелее, подбодрил себя Сдобсен, марципаны уже лепятся. Давай, крендель, твой выход.
Он сделал широкий шаг к двери.
Потом ещё один.
И тут же, проломив снег, ветки и мох, ухнул под землю. Так глубоко он ещё не падал.
Сдобсен очутился в мерзкой норе. Здесь было ещё более сыро и гадко, чем даже у него дома. Да что там говорить, по сравнению с этой грязной дырой его дом – прямо-таки торт с розочками.
Так вот чего он всех позвал, подумал Сдобсен. Гости придут на праздник, а угодят в западню. В холодную, мокрую яму.
Выход светлел далеко вверху. По краю из него торчали обломки веток и целились в Сдобсена. Не переставая падал снег.
Что теперь делать – позвать на помощь?
Разумно ли звать на помощь?
Услышать его может только Пронырсен. А он не сказать чтобы спешил прийти на выручку или поддержать попавшего в беду. Яму эту он копал явно с другими намерениями.