По словам Дуранте, земля там источала чудное благоухание, а лёгкий и нежный ветер всё время приятно овевал лицо путешественника. Ветер никогда не стихал, но и не усиливался, и благодаря ему листья на деревьях были повёрнуты в одну сторону. Этот ветер совсем не тревожил птиц, живущих в их кронах, а, наоборот, добавлял басовые нотки к птичьим трелям. Ещё Дуранте писал о полноводной речушке: её легкие волны пригибали к земле траву вдоль берегов, усыпанных красными и жёлтыми цветами. Он утверждал, что самый чистейший ручей на всём белом свете покажется мутным по сравнению с той речкой, хотя она и несла свои воды в коричневой тени деревьев, недоступная свету солнца или луны. Скорее всего, он решил, что в Стране Северного Ветра стоял вечный месяц май. Вряд ли здесь уместно описывать необыкновенные красоты, встретившиеся на его пути, ибо музыка тех мест слишком не похожа на музыку нашей истории. Я лишь добавлю, что, по свидетельству этого путешественника, люди там свободны, справедливы и полны здоровья, и каждый из них увенчан царской короной и священной митрой.
Рассказ крестьянской девочки Килмени не столь возвышенный, как у Дуранте, потому что, по словам пастуха, поведавшего о её приключениях:
Килмени там побывала, где нам не бывать.
Килмени то повидала, что не рассказать.
Никогда не бывает дождя там, не шумят ветра,
И петух не кричит, как часы, с утра.
Но небесная арфа звучит и звучит в ушах,
И любовь проникает всё, изгоняя страх.
Никогда не касалась земли той и тень греха,
И любовь словно воздух всегда легка,
В той стране, где ни ночи, ни дня, только свет,
И не знаемо там ни солнце, ни круг планет,
Лишь живая река там струит золотой поток,
Бесконечный, как сон, о каком и мечтать не мог.
Той страны никогда не найти…
Последнюю строчку пастух прибавил от себя. По-моему, ясно, что Килмени рассказывает о той же стране, в которой побывал и Дуранте, только, не обладая его познаниями, она не могла понять и описать всё так хорошо.
А теперь настала очередь рассказать, какие же воспоминания принёс с собой Алмаз.
Очнувшись, он обнаружил, что стоит за спиной северного ветра. Самой Царицы нигде не было видно. Вокруг больше не было ни снега, ни льда. Солнце тоже пропало, но это было неважно, потому что всё вокруг заливал какой-то ровный немеркнущий свет. Откуда он исходил, Алмаз так и не понял и решил, что светится сама страна. Временами ему казалось, что это лучатся цветы, такими яркими они были, хотя цвет их определить было сложно. Он рассказывал о реке, — реку упоминают все трое — которая бежала прямо по траве: её русло устилали не камни, не булыжники, не галька и не песок, а невысокая луговая трава. Алмаз твёрдо стоял на том, что даже если люди и не слышат музыку той реки, она всё равно звучит у них в душе. В доказательство его слов могу сказать, что потом среди всех бед мальчик часто напевал какую-то мелодию, а на вопрос, что это за песенка, отвечал: «Так пела река в Стране Северного Ветра». Напоследок должен признаться, что Алмаз никому не говорил про эту страну, кроме… — но нет, лучше мне не раскрывать, кому он всё рассказал. Кто бы ни был этот человек, он передал слова мальчика мне, а я решил записать его историю для моих маленьких читателей.
Нельзя сказать, чтобы Алмаз был там совершенно счастлив, ведь рядом не было мамы и папы, но в его сердце царили спокойствие, умиротворение, терпение и радость, а эти чувства больше, чем счастье. За спиной северного ветра не случалось ничего плохого. Правда, и хорошему там чего-то недоставало, признавался мальчик. Должен был настать день, когда хорошее станет совершенным. Слова Алмаза насчёт ветра расходятся с описанием Дуранте, но совпадают с рассказом Килмени. Мальчик уверял, что ветра там вообще нет. Наверно, он просто его не заметил. В любом случае, без ветра не обойтись. Всё зависит лишь от наших лёгких, насколько они большие, и насколько сильным кажется нам ветер.
Когда у Алмаза спросили, не встречал ли он там знакомых, он ответил:
— Только маленькую дочку садовника. Он думал, что потерял её, но ошибался, она цела и невредима. Однажды она к нему обязательно вернётся, как вернулся я, надо только набраться терпения.
— Ты с ней разговаривал?
— Нет. Там никто не разговаривает. Люди просто смотрят друг на друга и всё понимают.
— Там холодно?
— Нет.
— Жарко?
— Нет.
— А как же тогда?
— Там не думаешь об этом.
— Странное место!
— Чудесное место.
— Ты бы хотел туда вернуться?
— Нет, я словно бы и не покидал эту страну. Она всегда где-то рядом.
— А люди там выглядят счастливыми?
— Да, счастливыми, но чуточку грустными.
— О чём же они грустят?
— Они будто ждут, что однажды станут счастливей.
Вот что отвечал Алмаз на расспросы о Стране Северного Ветра. А теперь время снова вернуться к нашей истории и рассказать вам, как Алмаз вернулся домой.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Алмаз возвращается домой
сли кому-то в Стране Северного Ветра хотелось узнать, как поживают его близкие, он шёл к одному большому дереву, забирался на него и устраивался повыше в ветвях. Сидеть надо было неподвижно, тогда через несколько минут вдалеке становилось видно, что происходит с дорогими сердцу людьми.
Однажды, когда Алмаз сидел на том дереве, ему вдруг очень захотелось вернуться домой, и неудивительно, ведь он увидел свою маму в слезах. Дуранте говорит, что люди в этой стране всегда следуют своим желаниям, ибо ничего кроме добра не желают. Алмазу захотелось вернуться, и он тут же решил отправиться обратно.
Как же ему попасть домой? Если бы увидеть Царицу Северного Ветра! Но стоило ему очутиться у неё за спиной, как она тут же пропала из виду. Он никогда не видел её сзади. Может быть, она так и сидит на пороге, бледная и почти прозрачная, устремив взор ярко-синих глаз на юг и ожидая, когда её призовут. А может быть, она уже обрела прежнюю силу и отправилась в дальние края по разным делам. Но где-то она точно должна быть. Без неё Алмазу не попасть домой, значит, нужно её отыскать. Не могла же она навсегда разлучить его с мамой. Была бы хоть малейшая опасность, что они с мамой больше не увидятся, Царица обязательно бы его предупредила, оставив решать, отправляться с ней или нет, ему самому. Ведь она самая честная на свете! Итак, все мысли Алмаза были заняты тем, как найти Царицу.
Страдая за маму, он лазал на дерево каждый день и подолгу сидел в ветвях. Хотя многие жители поступали так же, они никогда не мешали друг другу, потому что как только человек забирался наверх, он становился невидимым для других, а дерево было таким раскидистым, что на нём хватало места всем жителям Страны Северного Ветра, и никто никого не тревожил. Иногда, спускаясь вниз, двое встречались под деревом, и тогда их лица озаряла ласковая улыбка, словно бы говорившая: «А, и вы оттуда!»
Однажды Алмаз сидел на ветке недалеко от края и смотрел на юг, туда, где был его дом. Вдалеке поблёскивало синее море, усеянное сверкающими белыми пятнами. Это плыли айсберги. Чуть ближе виднелись заснеженные вершины горной гряды, а внизу зеленели прекрасные луга Страны Северного Ветра, по которым бежала к морю речка. Оглядываясь вокруг, Алмаз задумался — ведь вся страна лежала перед ним, точно карта — почему места, что находились рядом, выглядели не больше тех, что лежали, как полагал мальчик, за много миль от него. Ледяные горы, окружавшие страну, казалось, стояли всего в нескольких ярдах и были не больше камушков, которыми дети отмечают границы королевства, построенного на морском пляже. Алмаз был уверен, что по другую сторону гор он смутно различает фигуру Царицы. Она сидела на том же месте, где они расстались. Он торопливо спустился с дерева и с удивлением обнаружил, что Страна Северного Ветра так и осталась картой лежать у его ног. Он на ней стоял. Сделав большой шаг, Алмаз оказался на другом берегу реки, шагнув ещё раз, достиг ледяной гряды, переступил через неё и устало опустился у колен Царицы. Она, и правда, всё ещё сидела на пороге. Позади неё снова возвышались ледяные горы, а страна пропала из виду.
Царица по-прежнему оставалась недвижна. Её лицо было белее снега, а остановившиеся глаза отливали ледяной синевой. Но стоило Алмазу до неё дотронуться, и она точно пробудилась ото сна. Глаза озарились внутренним светом, а вскоре она положила руку мальчику на голову и стала перебирать его волосы. Алмаз поймал её ладонь и прижался к ней щекой. Первой заговорила Царица.
— Сколько в тебе жизни, дитя моё! — прошептала она. — Подойди ко мне.
Мальчик вскарабкался на камни к ней поближе и прижался к её груди. Царица глубоко вздохнула, медленно подняла руки с колен и медленно обняла мальчика. Прошла ещё минута, и она встала, окончательно стряхнув с себя оцепенение. Холод её груди, пронизавший Алмаза до костей, растаял.