Мигг поставила поднос на разделочный стол.

— Эй, погоди, — сказала Повариха, — а посуду кто за тебя вымоет? Давай-ка пошевеливайся!

— Чё? — переспросила Миггери Coy.

— В твои обязанности входит вымыть эту посуду, — прокричала Повариха, схватила салфетку и хорошенько её вытрясла.

Десперо вывалился из салфетки и угодил в стеклянную плошку с растительным маслом. Плюх!

— Чтоб тебя! — ахнула толстуха. — Мышь! У меня на кухне! В моей плошке! В моём масле! Мигг, убей её! Сию же минуту убей!

Мигг наклонилась над плошкой, наблюдая, как мышонок медленно, но верно идёт ко дну.

— Бедняжка, — прошептала она и, сунув руку в масло, вытащила Десперо за хвостик.

Он кашлял, чихал, отфыркивался, жмурился от яркого света и едва не плакал от счастья: он спасён! Но счастье длилось недолго.

— Убей эту мышь! — орала Повариха.

— Ладно, — нехотя согласилась Мигг и отправилась за кухонным ножом.

Она продолжала держать Десперо за хвостик, но хвостик-то был тонкий, да ещё в масле. Поэтому, когда Миггери Coy потянулась за ножом и чуть ослабила хватку, Десперо выскользнул из её толстеньких пальчиков и шмякнулся об пол.

Мигг посмотрела на маленький бурый комочек, неподвижно лежавший у её ног.

— Он и сам, без меня убился, — сказала она.

— Всё равно убей! — твердила толстуха. — У меня для мышей один приговор: убивать. И живых и мёртвых. Всех подряд. Только так можно надеяться, что мышь будет мертва и не сгрызёт у меня никаких продуктов.

— Ух ты! Ясный приговор. Убивать и живых и мёртвых.

— Ну ты, кочерыжка ушастая! Пошевеливайся! — завопила Повариха.

Десперо чуть приподнял голову.

Сквозь огромное окно в кухню проникали лучи предзакатного солнца. Но мышонок не успел полюбоваться светом — его затмило огромное лицо. Миггери Coy склонилась над ним низко-низко и, жарко дыша через полуоткрытый рот, принялась тщательно рассматривать.

— Мышенька, что ж ты не убегаешь? — прошептала она.

Десперо смотрел в её маленькие, полные жалости глазки, но тут вдруг что-то сверкнуло, и воздух прорезало что-то острое, металлическое… Мигг медленно, сколь возможно медленно опускала нож-тесак, и он всё приближался, приближался…

Десперо пронзила резкая боль — где-то сзади, совсем сзади. Он вскочил и побежал. Вполне профессионально, по-мышиному. Сперва вправо, потом влево. Петлял.

— Ух ты! — воскликнула Миггери Coy. — Промазала.

— Чего от тебя ещё ждать? — вздохнула Повариха, следя взглядом за мышонком, который как раз юркнул в щель под дверью кладовки.

— Но хвостик-то я отрубила! — Мигг подобрала хвост Десперо и гордо продемонстрировала его Поварихе.

— И что с того? — возмущённо завопила толстуха. — Какая мне радость от этого хвоста, если вся остальная мышь уже грызёт мои продукты?

— Не знаю, — честно ответила Мигг и съёжилась, потому что Повариха подступала с явным намерением дать ей в ухо. — Я не знаю.

Десперо тоже размышлял о своём хвосте. Если Повариха не знала, что делать с его хвостом, то ему надо было понять, как теперь жить без хвоста. Десперо сидел на куле с мукой на самой верхней полке кладовки и плакал.

Боль на месте отрубленного хвоста была нестерпимой, и он плакал от боли. А ещё он плакал от счастья. Он выбрался из подземелья! Он вернулся назад, к жизни и свету! Спасение пришло очень вовремя, потому что теперь ему надо помочь Горошинке, надо оградить принцессу от ужасной участи, которую уготовил для неё этот ужасный крыс.

Так что Десперо плакал от счастья, боли и благодарности. А ещё от усталости, отчаяния и надежды. Он плакал от всего разом — от всех чувств, которые могут нахлынуть на маленького мышонка, которого сперва осудили на смерть, а потом чудесным образом от неё избавили, чтобы сам он мог спасти от напастей свою возлюбленную.

Короче, читатель, Десперо плакал.

А наплакавшись, так и заснул на куле с мукой. На улице тем временем закатилось солнце, стемнело, и на небо одна за другой высыпали звёзды. Потом звёзды снова уступили место солнцу, а Десперо всё спал и спал. И ему снился сон.

Ему снились высокие разноцветные окна-витражи и мрак подземелья. Свет в его сне ожил, сияющий, всепобеждающий, и превратился в рыцаря с мечом. И рыцарь сражался с мраком.

Мрак тоже принимал разные обличья. Сначала он был похож на маму и говорил непонятные французские слова. А потом он превратился в папу и стал бить в барабан. После он стал братцем Ферло в чёрном капюшоне и говорил «нет» на любые просьбы и мольбы. В конце концов мрак превратился в огромную крысу и начал ухмыляться — угрожающе и зловеще.

— Мрак! — в ужасе восклицал Десперо, глядя влево.

— Свет! — с надеждой восклицал он, глядя вправо.

Потом он воззвал к рыцарю:

— Кто ты? Ты спасёшь меня?

Но рыцарь не ответил.

— Кто же ты? Скажи! — снова попросил мышонок.

Рыцарь перестал размахивать мечом и посмотрел на Десперо.

— Ты хорошо меня знаешь, — уверенно произнёс он.

— Разве? — удивился Десперо. — Откуда?

— Знаешь, — повторил рыцарь.

Он медленно снял с головы шлем, и под ним… не оказалось ничего. Сияющие доспехи были пусты.

— Неужели никакого рыцаря нет? — Десперо был очень огорчён. — Выходит, всё это выдумки? Выходит, прекрасной принцессе не с кем жить-поживать и добра наживать?

Читатель, знаешь, что сделал мышонок Десперо? Он опять заплакал. Прямо во сне.

Пока мышонок спал, Роскуро начал приводить свой ужасный замысел в действие. Хочешь узнать, как он это сделал, читатель? Что ж, слушай. История получилась довольно некрасивая. Гнусная история. И жестокая. Но послушать такую историю очень даже полезно. Ты ведь достаточно пожил на свете и знаешь, что в жизни тоже не всегда всё происходит гладко. Поэтому слушай.

Вот как это случилось. Для начала крыс Роскуро довершил дело, которое начал когда-то давным-давно. Он перегрыз верёвку Грегори. Перегрыз начисто, так что тюремщик мгновенно заплутал в подземном лабиринте. А поздно вечером, когда весь замок погрузился во тьму, по золотой лестнице в покои принцессы прокралась Миггери Coy.

В руке у неё была свечка. А в карманах фартука имелось ещё кое-что, и это кое-что не сулило ничего приятного. В правом кармане Миггери Coy сидела крыса, вернее, крыс в красной мантии на плечах и с ложкой на голове. Роскуро спрятался в карман на случай, если Мигг повстречает кого-нибудь по пути к принцессе. В левом кармане её фартука лежал огромный нож-тесак, тот самый, которым она отрубила хвост известному тебе мышонку.

Свечку, крысу и нож — вот что несла с собой в покои принцессы Миггери Coy. И она уже поднималась по лестнице.

— Ух ты! — крикнула она Роскуро. — Темнотища-то какая!

— Да, да, — прошептал он в ответ. — Хоть глаз выколи.

— Когда я буду принцессой… — громогласно начала Мигг.

— Тсс, — оборвал её Роскуро. — Могу я попросить вас об одолжении? Держите пока ваши блистательные планы на будущее при себе, хорошо? А ещё, если вас не затруднит, перестаньте орать. Будьте так любезны перейти на шёпот. В конце концов, мы прибыли сюда по весьма секретному делу. Вы умеете шептать, милая?

— Умею! — радостно гаркнула Миггери Coy.

— В таком случае, умоляю, немедленно начните применять это умение на практике.

— Ух ты, говорит-то как! — восхитилась Мигг. — Ладно, буду потише.

— Премного благодарен, — сказал Роскуро. — Нам надо ещё раз повторить план действий?

— Так я ж всё запомнила! — громким шёпотом ответила Мигг. — У меня всё туточки, в голове. — И она постучала пальцем по виску.

— Это обнадёживает, — ответил Роскуро и добавил: — Но всё-таки, дорогая, думаю, стоит повторить всё шаг за шагом. Разочек. Чтобы избежать срывов.

— Значит, так… — раздумчиво начала Мигг, — заходим мы в спальню к принцессочке, а она там спит-сопит-храпит, и тут я бужу её, показываю ей нож и говорю: мол, хочешь в живых остаться — пойдём со мной.

— Но вы её не тронете, — вставил Роскуро.

— Не трону, — согласилась Мигг. — Потому что я сделаю её своей фрейлиной, когда сама стану принцессочкой.

— Совершенно верно. Вы — из грязи в князи, а она — в обратном направлении. И всё — по мановению волшебной палочки!

— Ух ты! По мановению! — восхитилась Мигг.

Ей так понравилась эта фраза, что она стала повторять её про себя и вслух на все лады, пока Роскуро не спросил:

— А дальше-то что?

— А дальше я велю ей вылезать из кровати и отправляться со мной. В небольшое путешествие.

— Ха! Именно! В небольшое путешествие. Как таинственно это звучит! Какая удивительная недоговорённость сквозит в этих словах. В небольшое путешествие. Вот уж воистину!