У меня даже в глазах потемнело от испуга. Но чтобы никто об этом не догадался, говорю бодрым голосом:
— Доигрался? Теперь повиси, отдохни немного.
А у самого сердце так и колотится: что будет, если сук треснет или не выдержат брюки?
— Что будем делать? — спрашиваю у ребят.
— Нужно сбегать за стремянкой, — советует один.
— Так она же в кладовой, а кладовая закрыта сейчас, — возразил всезнающи Коля. — Да и не достанет она, пожалуй.
— Что ж, так ему и висеть? — спрашиваю я.
А рыжий мальчишка даже извиваться перестал: понял, что бесполезно.
— Пускай Витя расстегнёт брюки, — придумал кто-то. И сразу выпадет из них. А брюки мы потом достанем.
Рыжий Витя хотел было сделать так, как ему советовали, но здесь, к несчастью, начали сбегаться девчонки. Да и я не разрешил.
— Нельзя ему из брюк выскакивать, может полететь вниз головой, — сказал я. — А он же не кошка, может и не вывернуться.
Задумались ребята.
А Витя всё висит на суку, и вид у него такой, точно навсегда решил попрощаться с нами. Сук длинный, и ни одной ветки вокруг, разве что сверху. А что, если…
И я полез на дерево. Медленно ползу по этой ветке.
Начала она наклоняться всё ниже и ниже.
— Как только сможешь достать ветку, сразу же цепляйся за неё, — советую Вите.
А ветка всё больше прогибается подо мной, уже и потрескивать начала. Посмотрел я вниз и даже глаза зажмурил — высоко… Но лучше уж я ногу сломаю, чем пострадает этот акробат Витя.
Ещё немного… и ещё…
Что-то громко треснуло.
Внизу кто-то приглушённо охнул. Аннушка.
Ещё чуть-чуть.
Наконец Витя ухватился за ветку.
— Обожди, пока я слезу, — говорю ему. — А то она может и не выдержать нас с тобой.
Отполз к стволу, оглянулся — Витя уже верхом на ветке сидит. Как ни в чём не бывало.
А я ниже слезть не могу. Ноги не держат.
— Ура! — запищали внизу.
А Аннушкин голос всех перекрыл:
— Вот что значит — восемьдесят килограммов! Сразу ветка нагнулась.
А я вцепился в ствол, как собака в кость, и подумал о том, что Аннушка на этот раз ошиблась. Хорошо, если хоть семьдесят килограммов во мне осталось. От переживаний…
Как делают варенье
Когда я был маленьким, то думал, что нет на земле более увлекательного дела, чем есть варенье. За это моя мама даже прозвала меня вареньевым долгоносиком. Только это ей не помогло.
Но теперь-то я твёрдо убеждён, что делать варенье не менее интересно, чем пробовать. Уж я-то знаю — мы целых пять дней варили его!
А делают варенье так…
Прежде всего собирают ягоды — вишни, абрикосы, сливы… Об этом заботятся мальчишки, у которых я был за·старшего.
Потом их тщательно моют, вынимают косточки. Это делают девочки — они более аккуратны.
Затем вожатые приносят из кладовой сахар и засыпают им очищенные ягоды.
После этого все сбиваются в тесную кучку и, украдкой облизываясь, смотрят, как из-под толстого сахарного слоя, словно светло-красная проталина, появляется сок. Сладкий-пресладкий! И с кислинкой, если это простая вишня.
И когда сахар, растворяясь, будто проваливается на дно котлов и на поверхности показываются первые, уже засахаренные ягоды, только тогда за дело принимается Вера Николаевна в белом поварском колпаке и чистом халате.
— Внимание! — говорит она, и мы застываем, готовые беспрекословно выполнять любую её команду.
Правда, кое-кто, не понимая торжественности этой минуты, ещё переминается с ноги на ногу, но мой взгляд сразу превращает его в статую.
Развести огонь!
Я не Вася
Как вы думаете, кто самый главный человек при варке варенья? Конечно же, я. Сбылись Колины опасения, но никто не горюет об этом. После случая с Витей ребята избрали меня своим вожаком. И теперь я слежу за огнём.
Если кто-нибудь убеждён, что следить за огнём — занятие никудышное, он никогда не получит от меня даже ложечки варенья. Как бы он ни старался. Во-первых, без огня ничего никогда нельзя сварить. Во-вторых, на огне можно всё сжечь. Не успеешь и глазом моргнуть, как вместо благородного занятия — варки чудесного варенья, — тебе приходится отдирать от стенок подгоревшую горькую корку.
Поэтому, чтобы ничего подобного не случилось, возле плиты всегда должен находиться очень опытный и находчивый человек. Похожий на меня. Иначе никогда не получится настоящего варенья. Только фрукты напрасно переведёт.
Поэтому пусть он сначала поучится у такого опытного человека, как я.
Сначала я с помощниками раскладываю под котлами сильный огонь и жду, пока на поверхности появятся первые пузырьки. После этого внимательно наблюдаю за Верой Николаевной: что она прикажет делать дальше?
Но ещё внимательнее я наблюдаю за своими добровольными помощниками. Как бы не вышло чего. Их у меня видимо-невидимо — все, кто сейчас не собирает ягоды и не вынимает из них косточки. Лица у моих верных помощников до неузнаваемости испачканы соком да сажей; и каждый из них держит в руках полено — старается просунуть его в топку без очереди.
Сейчас я более-менее спокоен. Возле топки, как мне кажется, стоит всезнающий воробышек Коля.
Внимательно смотрю на Веру Николаевну. Посматриваю и за Колей.
А вокруг нас гудят нетерпеливые пчёлы. И откуда только они узнали, что мы собираемся делать? Та, которая прилетела первой, сначала покружилась над котлами, потом пожужжала над Верой Николаевной, точно упрашивая её побыстрее приняться за очень важное и полезное дело, и только после этого принял ась обследовать меня — видимо, я, как человек в здешних местах новый, вызвал у неё какие-то подозрения. Я хотел отмахнуться от неё, но она, сердито вжикнув, спикировала на мои волосы, отчего макушке сразу же стало холодно. Затем, неторопливо поползав по моей шее и правому уху, улетела к котлам, откуда начал показываться кудрявый, вкуснопахнущий пар. Я вздохнул с облегчением и стёр со лба холодные капли.
И в это время Вера Николаевна взмахнула наконец большим черпаком — пора!
— Коля, убавь огня! — командую я неизвестно отчего·осипшим голосом.
— А я не Коля, — донеслось от топки. — Я Вася.
Что за наваждение — ведь только что у топки стоял Коля! Внимательно присматриваюсь к тому, кто первым стоит у топки, и безнадёжно взмахиваю рукой — разве можно их теперь отличить друг от друга?
— Ладно, Вася так Вася, — соглашаюсь с ним. — Только всё же убавь немножко огня.
Вася моментально выполняет мою команду. А я снова смотрю на Веру Николаевну.
Вера Николаевна смотрит на булькающие котлы. Все смотрят на нас.
Работа кипит.
Вот Вера Николаевна быстро-быстро замахала своим огромным черпаком.
— Вася, ещё убавь огня! — командую помощнику.
— А я не Вася, — отвечает мой помощник. — Я Коля.
Ну уж погоди — Колю-то я узнаю наверняка! Сейчас я вас отучу от игры в прятки!
Хватаю покрепче упирающегося помощника за воротник и волоку к умывальнику. Старательно умываю, с мылом. Вымыл, посмотрел — и впрямь воробышек Коля!
Вкусно!
Вкусных вещей на свете не перечесть, уж я это точно знаю. Но вряд ли что-нибудь может сравниться со свежей пенкой от варенья…
Правда, в этом, наверное, были убеждены все, не только я. Потому что каждый пришёл со своей ложкой. И всё же самая большая ложка оказалась у меня.
Стоим мы, переминаясь с ноги на ногу, возле плиты — ждём, пока Вера Николаевна не снимет черпаком с поверхности котлов булькающую пенку.
Потом дружно принимаемся за дело.
Пенку можно употреблять по-всякому. Можно есть совсем уж остывшую, намазывая её толстым слоем на большой кусок хлеба с маслом. Можно и без масла. Некоторые и без хлеба ухитряются есть, и ничего с ними пока не случалось. Вот к ним-то и я отношусь.
Но, оказывается, что самая вкусная пенка именно такая — горячая, густая, с шумно лопающимися сахарными пузырями, на свежем воздухе сваренная. Да ещё сваренная своими собственными руками!
Стоим пробуем. Пчёлы, словно попрошайки, завистливо гудят над нашими головами. Но я сейчас не обращаю на них никакого внимания… Солнце заглядывает в наши ложки. Тоже, наверное, завидует. Ах, какая вкуснотища!
— Всё, еду на БАМ! — решительно заявляю я, вылизывая ложку. — Если, конечно, будете присылать варенье.
— А мы вам целое ведро вышлем, нам не жалко, — отвечает воробышек Коля. Он снова ухитрился испачкаться, на этот раз вареньем. — Прямо хоть сейчас вышлем!
Вот хитрец — моё место хочет занять!
— Ну уж нет, — твёрдо отвечаю ему. — Сейчас я буду есть пенку!
Когда мы прикончили кастрюльку с пенкой и, довольные, начали расходиться по домам, Аннушка призналась:
— Знаешь, Володя, я думаю, что никогда ещё в моей жизни не было так вкусно. И так хорошо тоже, пожалуй, не было. А тебе?