И пока Кристофер Робин искал внезапно пропавший подарок, Иа важно откашлялся и произнёс речь.
— Друзья, включая и всех прочих, — начал он. — Мне очень приятно, во всяком случае, до сего момента было очень приятно, лицезреть вас всех на моём праздничном обеде. Сделанное мною — пустяк. Любой из вас, за исключением Кролика, Совы и Кенги, на моём месте поступил бы точно так же. Да, и Пуха. Мои слова, разумеется, не относятся к Хрюке и Ру, потому что они слишком маленькие. Любой из вас поступил бы точно также. Но так уж получилось, что это сделал я. Нет нужды упоминать, что содеянное мною и то, что ищет сейчас Кристофер Робин, никоим образом не связаны между собой… — тут Иа поднял переднюю ногу, приставил копыто к пасти и громко прошептал. — Поищи под столом… Итак, я совершил этот поступок, потому что убеждён: если мы можем чем-то помочь, надо помогать. Я чувствую, мы все должны…
Ру громко икнул.
— Ру, дорогой, — мягко упрекнула его Кенга.
— Разве икал я? — с удивлением спросил Ру.
— О чём это говорит Иа? — шепнул Хрюка Пуху.
— Не знаю, — по голосу чувствовалось, что Пух обижен.
— Я думал, обед устроили в твою честь.
— Совсем недавно я тоже так думал, но теперь выходит, что нет.
— Я бы предпочёл, чтобы мы собрались ради тебя.
— Я тоже.
Крошка Ру опять громко икнул.
— КАК… Я… УЖЕ… ГОВОРИЛ, — громко и строго продолжил Иа, — когда меня перебили эти неуместные громкие звуки, я чувствовал, что…
— Вот он! — радостно воскликнул Кристофер Робин. — Передайте его глупышу Пуху. Это ему!
— Подарок Пуху? — переспросил Иа.
— Ну конечно. Он же лучший в мире медведь.
— Мне следовало заранее знать об этом, — вздохнул Иа. — В конце концов, грех жаловаться. У меня есть друзья. Только вчера кто-то разговаривал со мной. А на прошлой неделе или неделей раньше Кролик наткнулся на меня и сказал: «Тьфу ты, опять он!» Это и есть дружеское общение. Вокруг меня что-то да происходит.
Но никто не слушал его, потому что все говорили: «Что это, Пух?» или «Я знаю, что это» или «Нет, ты не знаешь», — и многое другое, что принято говорить в подобных случаях. И, разумеется, Пух открывал подарок очень-очень быстро, насколько возможно быстро открыть подарок, не разрезая верёвочки, потому что никогда не знаешь, когда может пригодиться в хозяйстве целая верёвочка. Наконец, Пух снял с подарка бумагу.
А когда увидел, что под ней скрывалось, чуть не свалился со стула, так ему понравился подарок. Он получил специальный карандашный пенал. И лежали в пенале карандаши, с буквой «В», сокращённо от Винни, буквами «НВ», сокращённо от Неустрашимого Винни, и буквами «ВВ», сокращённо от Винни-Выдумщика. А ещё были в пенале ножик для заточки карандашей, и ластик, чтобы стирать написанное, и линейка, чтобы чертить дорожки, по которым будут гулять слова, и дюймовая шкала на линейке, на случай, если кому-то захочется замерить расстояние в дюймах, и карандаши с синими, красными и зелёными грифелями, чтобы писать или рисовать ими что-то совсем особенное — синим, красным или зелёным цветом.
И каждая из этих удивительных вещей лежала в своём отделении, и закрывался пенал с громким щелчком, который сообщал хозяину, что пенал закрыт. И все эти сокровища теперь принадлежали Пуху.
— Вот здорово! — обрадовался Пух.
— Как здорово, Пух! — воскликнули все, за исключением Иа.
— Спасибо! — поблагодарил Кристофера Робина Пух.
А Иа бубнил себе под нос: «Кому нужна вся эта писанина? Карандаши и всё прочее. Раздули из мухи слона, вот что я думаю, если вас интересует моё мнение. Пустяковина. Никому не нужная вещь».
После обеда, когда все распрощались и поблагодарили Кристофера Робина, Пух и Хрюка задумчиво шли рядом, освещённые золотистым сиянием заходящего солнца. Они долго молчали, пока, наконец, Хрюка не спросил Пуха: «Пух, что ты первым делом говоришь, когда просыпаешься утром?»
— Что у нас на завтрак, — без запинки ответил Пух. — А что говоришь ты, Хрюка?
— Я говорю, а что интересного ждёт меня сегодня?
Пух кивнул, а после недолгого раздумья заметил: «Это ведь одно и то же».
* * *— И что же произошло? — спросил Кристофер Робин.
— Когда?
— На следующее утро.
— Я не знаю.
— Может, что-нибудь придумаешь, а потом расскажешь мне и Пуху?
— Ну, раз тебе хочется…
— Пух очень хочет услышать, — ответил Кристофер Робин.
Он глубоко вздохнул, подхватил своего медвежонка за заднюю лапу и направился к двери, таща за собой Винни-Пуха. У самой двери остановился, повернулся ко мне и спросил: «Придёшь посмотреть, как я умываюсь?»
— Скорее всего.
— А пенал Пуха лучше моего?
— Они одинаковые, — ответил я.
Кристофер Робин кивнул и вышел… а вскоре я услышал, как Винни-Пух… бум-бум-бум … поднимается по лестнице следом за ним.
Дом на пуховой опушке
ПОСВЯЩЕНИЕ Настало время оживить
Героев прежних глав,
Где всякий может удивить
И показать свой нрав.
Из-под пера выходят вновь
Как будто на парад,
Чтоб высказать свою любовь
Тому, кто встрече рад.
Я книгу новую дарю
Тебе, о, ангел мой!
И от души благодарю
За жизнь, которую делю,
Бесценная, с тобой!
Антипредисловие
Предисловие нужно для того, чтобы представлять героев книги, но Кристофер Робин и его друзья уже вам знакомы и теперь хотят попрощаться. Выходит, это не предисловие, а что-то ему обратное. Когда мы спросили Пуха, что обратно предисловию, он переспросил: «Что чему?», и этим нисколько нам не помог, хотя мы очень на него надеялись. К счастью, в это время рядом оказалась Сова, которая поспешила сообщить, что обратное предисловию, дорогой мой Пух, называют антипредисловием. А поскольку Сова очень хорошо разбирается в длинных словах, я уверен, что так оно и есть.
Антипредисловие понадобилось нам потому, что на прошлой неделе, когда Кристофер Робин обратился ко мне со словами: «Что за историю ты собирался рассказать о том, как Пух…» — я быстро перебил его вопросом: «Сколько будет девять раз по сто плюс семь»? Покончив с этой задачкой, мы перешли к следующей — о коровах, которые паслись на лугу. Сначала их было триста, но сколько осталось через полтора часа, если каждую минуту с огороженного луга через единственные ворота уходили по две коровы?.. Мы нашли эти задачи очень интересными и решали их, пока не устали и не улеглись спать, свернувшись калачиком… А Пух, он всё сидит на стуле у нашей подушки, думая Великую Думу Ни О Чём. Но вот и у него начинают слипаться глазки. Наконец, он кивает и на цыпочках следует за нами в Лес. Где нас по-прежнему ждут волшебные приключения, ещё более удивительные, чем те, о которых я вам уже рассказал. Жаль только, что теперь по утрам, когда мы пробуждаемся, они, как сны, исчезают, прежде чем мы успеваем их поймать. С чего начиналось последнее из них? «Однажды, когда Пух шёл по Лесу, у ворот стояли сто и семь коров…» Сами понимаете, на этом дело не закончилось, а мы уже всё забыли. Но ничего страшного, есть и другие приключения, которые мы постараемся вспомнить. И, разумеется, Кристофер Робин и все остальные прощаются с вами понарошку, потому что Лес будет всегда… и тот, кто дружен с медведями, сможет его найти.
А. А. М.
Глава 1,
в которой Иа строят дом на Пуховой Опушке
Однажды, когда делать Пуху было совершенно нечего, кроме как думать, (а ведь надо бы что-нибудь и делать), он направился к домику Хрюки, посмотреть, чем тот занят. Пока он топал по белой лесной тропе, снег всё шёл и шёл, и Пух нисколько не сомневался, что Хрюка дома, греет задние копытца перед камином. Но, к своему изумлению, нашёл дверь открытой, а внутри не обнаружилось и следа Хрюки.
— Он тоже гуляет, — пришёл к грустному выводу Пух. — В этом-то всё и дело. В доме его нет. И мне придётся продолжать прогулку одному. Беда да и только!
Потом он решил, что прежде, чем уходить, надо громко постучать в дверь… так, на всякий случай, чтобы окончательно убедиться, что Хрюки нет. Ожидая, ответит Хрюка на стук или нет, Пух подпрыгивал, чтобы согреться, и тут в ему в голову неожиданно пришла бубнилка, по его разумению, Хорошая Бубнилка, какую не стыдно пробубнить друзьям.
Чем дольше снег идёт,
(Трам-пам!)
Чем больше он метёт,
(Трам-пам!)
Чем всё вокруг белей,
(Трам-пам!)
Тем всё мне холодней!
Продрог я и озяб,
(Прыг-скок!)
Совсем не чую лап!
(Прыг-скок!)
На месте не стою,
(Прыг-скок!)
Танцую и пою!
— Если я и должен что-то сделать, — сказал себе Винни-Пух, — так лучшего дела просто не найти. Сейчас вернусь домой, посмотрю, который час, и, возможно, повяжу на шею шарф, пойду к Иа и спою ему мою новую песенку.