Так сказал старый бахши, а караван продолжал свой путь. Тихо позвякивали колокольчики, и шаг за шагом, медленно выступали верблюды вслед за белым ишаком проводника — караван-баши…
Где был караван, там нет его. След ноги и тот заметает горячая пыль пустыни.
* * *Печально встретили это утро старик и старуха. Солнце взошло на полдень, а Ярты не возвращался. Старуха пела:
Где ты, наш сынок,
Проворный сынок,
Подобный цветку и солнцу?!
Старик вздыхал и тоже пел:
Где ты, сынок,
Подобный орлу и барсу?!
Потом старуха заплакала:
— Верно говорят люди, что дитя слаще мёда. Пропал наш Ярты, и жизнь потеряла для нас цену.
Старик ничего не сказал.
Он промолчал. Слова от горя не шли ему на язык.
Они взялись за руки и пошли в пустыню. Они стояли на краю аула и смотрели на бескрайное море чёрных песков. Но никто не приходил. А солнце уже садилось.
Вдруг они услышали тихий свист. Это запели пески, отдавая своё тепло вечерней прохладе. И вместе с этим протяжным пением, словно далёкий вздох, до них донеслось дуновение ветра. Он тронул бороду старика, поиграл концами платка старухи, и в песне пустыни отец и мать услыхали знакомый голос:
— Ата-джан, апа-джан! Ждите меня! Не горюйте! Я скоро вернусь. И я привезу вам подарки. Тебе, отец, — шёлковый халат из Коканда, тебе, мать, — расписную индийскую шаль. Я только немножечко посмотрю, что творится на белом свете….
Так прошелестел ветер и улетел в пески Кара-Кумов, а вместе с ним растаял вдали и голос Ярты-гулока.
Старик и старуха уже не плакали.
Улыбаясь, пошли они к своему дому и стали ждать, когда вернётся Ярты, вернётся умелым и сильным, учёным и умудрённым жизнью.
Старуха сказала:
— Конечно, мальчик вернётся. Много прекрасных земель на свете, много богатых стран, но нет для человека края дороже, чем та земля, на которой он родился.
И мы скажем: Ярты вернётся.
Долго шла сказка, но и она вернулась к дому. Кто слушал, тому спасибо, а кто не слушал, — в другой раз услышит.