— Да, Нахи, я понимаю. А знаешь, в последний период существования страны люди в Алатарисе именно игрались жизнью, или играли в нее.

— И то, и другое верно, Хатарис. Но воспоминания о стране огней нагоняют на тебя тоску. Давай забудем того глупого ребенка, который пошел играть с огнем в сарай с хворостом. Ты только подумай, Хатарис, что теперь у тебя есть свой дом. Это же замечательно!

— И правда, Нахи, собственный дом — хорошо! Пойду-ка, посмотрю на него внимательно. К тому же от любопытства я теперь не умру, а если я не страдаю от любопытства, то начинаю страдать от безделья. Поэтому, Нахи, переселяться мне надо.

— Конечно, Хати. У меня тоже есть дела, а о театре я у тебя все выяснил. Спасибо.

— Не за что, дорогой предсказатель. Только зачем ты сказал мне о своих делах? Мне сразу захотелось спросить, что это за дела? А если я начну о чем-то спрашивать, то, сам понимаешь, ни у тебя, ни у меня никаких дел больше не будет.

— Это я понимаю, любопытный наш, поэтому предлагаю вовремя расстаться. Увидимся вечером, Хати, на новоселье.

— Ладно, Борнахи, пока. Я уже ухожу.

— Привет, любимый предсказатель! Мы с Улсвеей внимательно осмотрели новый дом, перенесли туда свои вещи и разложили их по полочкам, успели погулять по берегу моря, а я даже уже нарядно оделся к празднику. Посмотри, Нахи, какая у меня новая кофта!

— Хатарис, ты просто неотразим!

— Спасибо, Нахи. Но беда в том, что я переделал все свои дела, а до праздничного вечера еще целый час.

— В общем, ты хочешь сказать, что умираешь без работы?

— Да, Борнахи. Поэтому я пришел сюда, может, ты со мной поговоришь этот час?

— Нет, дорогой Хати, говорить я с тобой не буду, но от безделья, так и быть, спасу.

— Правда? А как, Борнахи? У тебя есть для меня работа?

— Я думаю, если ты хорошо знаешь химию, то должен разбираться и в математике.

— Точно. Если твои цифры, Нахи, не больше шестизначных, то я тут же в уме проведу все операции, и через минуту ты получишь готовый ответ.

— О! Неужели мечта моей жизни осуществилась? Наконец-то небо сжалилось надо мной и послало мне помощника!

— Что такое, уважаемый?

— Теперь ты будешь моей ВМ, Хати.

— Чем-чем?

— Вычислительной машиной.

— А-а. Насколько я понимаю, тебе надо что-то подсчитать, Борнахи?

— Да, Хатарис. Я постоянно что-то считаю и высчитываю. Я должен заниматься этим по долгу службы, но математика отнимает у меня очень много времени. Я считаю не так быстро, много раз проверяю себя.

— И правильно делаешь, Нахи. Я уже вижу ошибку в расчетах. В результате сложения и деления этих цифр должно получиться число пи. А у тебя что получилось, Нахи?

— Что-то получилось, однако я даже не знаю, что такое число пи.

— Ты меня удивляешь, любимый предсказатель. Признайся, откуда ты взял эти формулы?

— А что? Мне надо вычислить данные относительно местной долготы и широты.

— Это я понимаю, но ты скажи мне, где ты взял эти формулы, Борнахи?

— А почему это так тебя интересует, Хати?

— Видишь ли, Нахи, у нас в Алатарисе целые научные институты годами бились над решением подобных уравнений. Выведенные таким путем формулы считались научным открытием. Я не хочу тебя обидеть, Борнахи, у тебя, конечно, есть определенные способности к математике, но… извини, с такими способностями открытия не сделаешь. Поэтому скажи, кто дал тебе эти формулы?

— Не беспокойся, Хатарис, никакого другого учёного, кроме тебя, я у себя не прячу. Дались тебе эти формулы!

— Ну, интересно, Нахи.

— Если я не скажу, где их взял, ты, Хати, от меня не отстанешь…

— Это уж точно.

— А если скажу, ты мне не поверишь.

— Откуда ты знаешь? Сначала скажи, а потом видно будет.

— Не поверишь, Хати, или же будешь сомневаться. Знаешь что, давай немного подождём с рассказом о формулах. Сейчас я тебе ничего не скажу, а через несколько дней ты сам все узнаешь. Хорошо?

— Хм, ты меня ужасно заинтриговал, уважаемый. Но разве ты не знаешь, что за несколько дней я могу сгореть от любопытства.

— Ничего, Хатарис, не сгоришь. Я дам тебе столько математической работы, что не заметишь, как три дня пройдут.

— Признайся, Нахи, что ты в восторге от того, что спихнул все формулы и уравнения на меня?

— О чем ты говоришь, Хати, по-моему, это и так видно.

— Я оттого и спрашиваю. Восторг на тебе прямо написан. Сейчас ты очень похож на Фати, который радуется маленькому яркому цветочку.

— Так я же папа моего Фати. Вообще, всем жителям Торнана надо очень мало для большого счастья. Посмотри, Хатарис, они радуются твоему новому дому. Они испекли очень много вкусного и красиво оделись! И все из-за одного новоселья. А еще я вижу необыкновенно нарядную Улсвею.

— Послушай, Нахи, а не пора ли и мне идти на собственное новоселье?

— Пора, Хати, пора.

— Тогда я уже иду.

— А меня не пригласишь на праздник, Хати?

— Зачем я буду приглашать тебя, Борнахи? Я сейчас же возьму тебя с собой. Где твоя семья?

— Я видел, как Эя и Фати шли переодеваться к празднику. Сейчас я их позову, и мы идем.

— Ах, Нахи, какой был праздник! А какие подарки жители Торнана подарили нам на новоселье! А твой подарок, Нахи? Скажи, почему ты подарил нам кристаллы аметиста?

— Мой подарок называется аметистовой друзой, Хати, он вам с Ули чем-то не понравился?

— Что ты, любимый Борнахи! Улсвея просто в восторге от такого подарка, о себе я вообще молчу. Я только хотел спросить тебя, уважаемый, как ты догадался подарить такой чудесный камень цвета фиолетового космоса и прозрачный, как утренняя капелька росы? Мне всегда нравились аметисты.

— О, дорогой Хатарис, подбирая подарок к новоселью, я пользовался даже эстетическими соображениями. Ведь аметист так подходит к твоим фиолетовым глазам, Хати.

— Ой-ой, я сейчас покраснею.

— Ничего, я могу отвернуться.

— Можешь не стараться, Борнахи. Все равно твои глаза смотрят на мир и на всех людей сразу откуда-то с неба. И если ты даже отвернёшься, то и так будешь видеть меня с высоты. Так что можешь не утруждать себя, любимый предсказатель. И вообще, не мог бы ты придумать еще какую-нибудь причину для аметистового подарка? Эстетическая меня как-то в краску вгоняет.

— Пожалуйста, Хати. Вторая причина была несколько… хм… практичной. Дома у меня есть еще аметистовый шар, поэтому друзу я мог спокойно подарить вам с Улсвеей. Ну, Хатарис, как тебе такое объяснение?

— Ничего, Борнахи. Особенно если сложить эстетический и практический варианты вместе. Но какое бы практическое объяснение подарку ни нашлось, он просто замечательный, Нахи. Спасибо. Улсвея до сих пор сидит и рассматривает прозрачный фиолетовый камень. К ее голубым глазам аметист тоже подходит, правда, Нахи?

— Даже очень.

— А какие песни пели жители Торнана! Какие слова, какая музыка! Знаешь, Нахи, что бы я сейчас сделал с огромным удовольствием?

— Что, Хати?

— Я бы пошел на холмы и всю ночь просмотрел бы на звезды.

— Отличная идея, Хатарис. Зови Улсвею, а я схожу за Эей, Фати и Эиной арфой.

— Ну, Хатарис, на каком холме ты хочешь остановиться?

— На самом высоком, Борнахи. Вот здесь хорошо — вокруг звезды, небо и такой простор! Скажи, Нахи, а может человек быть таким же бесконечным, как это небо?

— Насколько я понимаю, в Алатарисе велись споры о конечности и бесконечности человека?

— Угу, Нахи.

— Я не буду сейчас рассуждать о Душе, Духе и других составляющих человека, я задам тебе всего один вопрос, Хати.

— Да?

— Дорогой мой, тебе хочется когда-нибудь исчезнуть окончательно, ты желаешь в один прекрасный момент кончиться и навсегда уйти в пустоту, в темноту, в никуда?

— Любимый предсказатель, что ты такое говоришь?! Мне аж холодно от твоего вопроса стало!

— Ну вот, я думаю, не стоит объявлять вслух, какая теория спора о конце и бесконечности победила?

— Нахи, конец придумал какой-то глупый человек!

— Или тот, кто никогда не поднимал голову вверх, и Душа его никогда не стремилась к чудесной бескрайности неба.

— Хати, Ули, вы оба правы. А я скажу проще: конец придумал скучный человек.

— Тоже верно, Борнахи. Но посмотрите, как здесь хорошо и красиво! Это как раз то, что сейчас нужно моей душе.

— Хорошо, Хати, теперь мы все вместе немного помолчим. Молчание — великая вещь. Истина рождается и постигается в молчании.

— Почему, Нахи? Я думал, что истина рождается в спорах и разговорах.

— Милый Хати, разговоры могут быть глупыми или умными, и только. Молчание не может быть ни глупым, ни умным, оно мудрое. А ты уже знаешь, что истинно только то, что мудро, и все мудрое — истинно. Так что, Хатарис, истина рождается и постигается в мудрости, то есть в молчании. Разговорами истину только запутать можно.