— Страшно, страшно интересно! — продолжала восхищаться шляпа по имени Боб. — Не расскажете ли о том, как сейчас на Луне?

— Да всё так же, — отвечали Очки для Дали. — Ничего особенно интересного. Одни лунные камни — и никакой жизни.

— А Вас когда‑нибудь будут снимать? — любопытствовала шляпа по имени Боб.

— Боюсь, что нет, — устало сообщали Очки для Дали. — Люди ведь страшно близоруки! Обычно они ничего не видят дальше собственного носа.

— А Вас надо снимать, когда спать ложатся?

— Ни в коем случае! — предостерегали Очки для Дали. — Иначе ведь во сне будет ничего не видно: снилось, дескать, что‑то, а что — не разглядел… То ли это был прекрасный Санкт‑Петербург, то ли прекрасная планета Венера! И, знаете что, не наползайте‑ка Вы на Нас так, шляпа по имени Боб! Нам из‑за Вас положение дел в отдалённой китайской провинции плохо видно.

От смущения шляпа по имени Боб тут же уползала почти совсем на затылок, а когда её начинали поправлять, страшно упиралась, чтобы опять ненароком не наползти на Очки для Дали.

Конечно, Очки для Дали сильно преувеличивали свою зоркость: как ни крути, а очки, даже и для дали, — это всё‑таки не бинокль и уж тем более не подзорная труба. Да и спать в них было совсем не обязательно: сны и без очков вполне замечательно видно.

Так что ближе к вечеру Очки для Дали всё‑таки сняли с носа и аккуратно положили на письменный стол.

— Будемте знакомы, — сразу же услышали Очки для Дали — и сразу же возмутились.

— Как это — «будемте знакомы»? — У них от возмущения даже чуть стёкла из оправы не вылезли. — Мы с кем попало не знакомимся!

— А это и не кто попало, — рассмеялись в ответ. — Это тоже очки. Только для близи. Очки для Близи… стало быть, разрешите представиться.

Собеседником действительно оказались очки — в совсем дешёвой проволочной оправе и со стёклами в мелких царапинках. Да и заушники у них, к тому же, были совсем лопоухие: просто непонятно что, а не заушники!

— Добро пожаловать на письменный стол, — сказали они. — Будьте как дома.

— Дома? — чуть не взревели Очки для Дали. — Да Вы знаете ли, где Наш дом? Наш дом — в прекрасной Австралии, на прекрасном Марсе, на прекрасной Луне! А тут у Нас… так, временное пристанище. Пересадочный пункт!

— Экие Вы… важные, — сказали Очки для Близи. — Отсюда такие дали и не видны…

— Разумеется, не видны, — смилостивились Очки для Дали. — А уж тем более Вам и Вам подобным… которые только вблизи видеть способны!

Этот разговор мог бы, наверное, продолжаться и дальше, но прекратился, потому что Очки для Близи были посажены на нос.

— Ну‑ну, — сказали Очки для Дали. — Сейчас‑то всё и откроется! Сейчас‑то и станет понятно, что на нос по ошибке посадили не те очки. Вот смеху‑то будет!

Но Очки для Близи продолжали оставаться на носу и обратно не спешили.

— Эй, Вы там! — крикнули Очки для Дали. — Слезайте‑ка с носа, да поживее! Сквозь Вас все равно ничего не видно: ни прекрасной Австралии, ни прекрасного Марса, ни прекрасной Луны. Только сквозь Нас можно увидеть бескрайние дали!

Однако ответа не последовало. Зато последовали тихие слова, не обращенные ни к кому, — просто тихие слова, сказанные в пустоватом пространстве засыпающего дома:

— Что за чудо — этот маленький цветок! У него такие тонкие прожилки и совсем крохотные, но на редкость искусно выполненные тычинки… Наверное, Господу Богу пришлось немало потрудиться, чтобы создать всю эту красоту. Поистине ювелирная работа! Ну‑ка, ну‑ка… а по краям лепестков — совсем незаметные ворсинки…

— О чём там говорят? — силились понять Очки для Дали, сверкая новенькими стёклами и чуть ли не падая с письменного стола.

Оставим их. Им в жизни, наверное, не увидеть — а уж не понять и подавно — того, что видим и понимаем мы с вами: самое прекрасное всегда находится вблизи. Правда, заметить его очень трудно… особенно если под рукой нет таких специальных очков — Очков для Близи.

Один прехорошенький Бублик внезапно начал стесняться дырки у себя в животе. И пусть тому, кому кажется, что так не бывает, не кажется, что так не бывает: на самом деле так очень часто бывает! Живёт себе, например, прекрасный веснушчатый человек — и вдруг в один самый что ни на есть будний день начинает стесняться своих веснушек… И сколько ни говори, что веснушки ему к лицу, — он только стесняется, да и всё!

Так и с Бубликом. Как‑то раз он оглядел себя пристально — и впервые увидел, что в животе у него дырка.

— Ой, да у меня дырка в животе! — сказал он… с большим, что называется, изумлением.

А сказав — смутился и попытался прикрыть эту дырку чем‑нибудь… да где там! Дырка‑то чуть ли не больше самого Бублика была!

— Как же я с такой дыркой всё время жил? — не на шутку озадачился Бублик. — Заметно ведь очень…

— Конечно, заметно! — услышал он около себя и понял, что говорил вслух. А отвечала ему стоявшая неподалёку Маслёнка. — Будь я Вами, — продолжала она, — я тотчас бы укатилась куда‑нибудь с глаз долой! И дело, между прочим, вовсе не в том, что у Вас дырка в животе.

— А в чём дело? — ещё больше озадачился и так уже довольно сильно озадаченный Бублик.

— Дело в том, — терпеливо ответила Маслёнка, — что это дырка, ничем не заполненная… Сама по себе дырка не беда: мало ли у кого в животе дырка! У меня, например, тоже дырка… но она заполнена маслом. Которое едят! В Вас же, собственно, и есть‑то нечего: Вы почти из одной дырки состоите! А дырок не едят.

— Ну, положим, — не согласился Бублик, которому показалось, что это уж слишком, — во мне ещё и тесто есть… с маком!

— Только так мало, что об этом и говорить не стоит, — безжалостно заявила Маслёнка. — Откусишь от Вас кусочек — и сразу в бездну проваливаешься… Кому такое понравится? То ли дело какая‑нибудь булочка потолще — там уж откусишь так откусишь! Да и масло есть куда намазать. К Вам же и не поймёшь, как подступиться: куда ни глянь — одна сплошная дырка. Вы даже хуже, чем сыр, который… м‑да, хуже которого уже, казалось бы, ничего не бывает! В сыре тоже дырки, да хоть не такие, по крайней мере, большие, как в Вас. И не такие глубокие… не насквозь всё‑таки!

— Что верно, то верно, — согласился на этот раз Бублик. — Во мне до неприличия большая дырка… и совершенно насквозь! В меня хоть смотри как в подзорную трубу… — Он помолчал и спросил у Маслёнки: — Вы, значит, думаете, что меня есть не станут?

— Конечно, не станут, — рассмеялась Маслёнка. — Хотя… чего только не едят, доложу я Вам! Я даже слышала, что в Китае, например, едят крыс — жарят и едят… Конечно, с отвращением едят. Так и Вас будут, если вообще будут… с от‑вра‑ще‑ни‑ем. Потому как Вас есть — всё равно что пустой воздух ртом хватать.

После этих слов Бублик совсем огорчился. И от огорчения решился вот на что: напыжился и — откатился за чайник на столе. За чайником было тепло, но одиноко… а край стола находился совсем близко.

«Вот брошусь сейчас со стола в пропасть, — начал было подумывать Бублик, — и дело с концом. И даже не попрощаюсь ни с кем. Да и не с кем мне прощаться: кому я такой нужен? Меня есть — всё равно что пустой воздух ртом хватать!»

Между тем за столом стало шумно — и Бублик решил пока не бросаться со стола в пропасть, а подглядеть, что там происходит. А там происходило волнение.

Все искали Бублик.

— Ну, как же… — говорил кто‑то, — должен ведь здесь где‑нибудь Бублик‑то быть! Я сам его в булочной покупал и сам на стол клал — куда ж он мог запропаститься?

Из сада срочно вызвали Собаку и устроили ей допрос, не съела ли она ненароком единственный Бублик. Собака клялась и божилась, что Бублика и в глаза не видела, а потом разобиделась в пух и прах и ушла в сад, где даже легла на землю спиной к дому… вот как!

Бублику ничего не оставалось, как незаметно выкатиться из‑за чайника… тут‑то его и нашли. Обрадовались— и стали с удовольствием поедать.

Поедаемый Бублик был счастлив, как будто у него был день рождения. А когда от вкусного теста оставалось совсем немножко, он даже успел услышать такой чрезвычайно приятный разговор:

— Люблю я эти бублики!

— Да за что же, когда там внутри воздух один — такой же, как и вокруг?

— И совсем не такой, как вокруг, а другой! Это воздух тёплый и ароматный, пахнущий полем, печью, дымком и маком… Самый вкусный на свете воздух! Такого воздуха нигде больше не найдёшь, кроме как внутри румяного бублика.

— Ты ещё скажи, что самое вкусное в бублике — это дырка от бублика…

— А вот так и скажу. Именно так и скажу!

Вообще‑то, каждый знает, как заранее угадать, что за секрет спрятан в шоколадном яйце. Конечно, не точно угадать, но хоть приблизительно… Для этого шоколадное яйцо трясут около уха и слушают: раздаётся оттуда стук или нет. Если раздаётся — значит, там какие‑то детали, из которых потом надо будет самому что‑нибудь собирать… например, машинку или самолет, или — еще лучше! — зверя доисторического. Они все обычно в яйце разобранными лежат… например, у зверя — голова отдельно, тело отдельно, ноги отдельно! Но, конечно, лучше всего, если из яйца никакого стука не раздаётся: значит, там целая фигурка. Фигурки эти кол‑лек‑ци‑о‑ни‑ру‑ют и устраивают всякие выставки, так что если кому такое яйцо досталось, — считай, повезло!