– Где?!.. Где чайки?.. – спрашивал Адмирал Моря-Океана стоявших рядом с ним матросов. – Мне что-то нездоровится, я плохо вижу…

– Они слева по курсу, дон Адмирал! И справа!.. И прямо над нами!..

– А я что говорила! – не выдержала и громко выкрикнула, сияя от счастья, Уморушка. – Вот вам и чайки! Я землю за сто верст чую!

– Кому это ты говорила о чайках? – тут же прицепился к ней Гвоздиков. – Что-то я не помню, чтобы кто-нибудь нас о них спрашивал!

– Да так это я… Хотела сказать, да не сказала… – И Уморушка поспешила поскорее улизнуть от дотошливого Ивана Ивановича.

Любуясь на стремительные пируэты белоснежных чаек, никто не заметил, как с востока, следуя тем же курсом, что и испанские каравеллы, стала приближаться какая-то точка. По мере приближения к кораблям точка росла в размерах, и когда очутилась совсем рядом, то стало ясно, что это – огромный трехглавый крылатый змей.

– Тревога! Тревога! – закричал, наконец, кто-то из матросов, случайно оглянувшись назад. – Морской змей! Мы погибли, дон Адмирал!

Как по команде взоры всех стоявших на палубе устремились к корме каравеллы. И тут же полсотни хриплых матросских глоток издали вопль ужаса: почти над каравеллой, ярдах в пятидесяти-семидесяти от нее, и на такой же приблизительно высоте, лениво помахивая тяжелыми крылами, двигалось какое-то трехглавое чудовище.

– Спокойно! – скомандывал побледневший Колумб, подходя к борту корабля, чтобы лучше видеть страшного преследователя. – Всем соблюдать спокойствие! Морские змеи живут в морской пучине и нападают на путешественников, выныривая внезапно. А это чудовище летит по небу и, кажется, настроено весьма миролюбиво.

– Кто же это все-таки, дон Христофор? – спросил рулевой Корридо, подходя к Адмиралу поближе. – На святого эта образина тоже совсем не похожа.

– Скорее всего, не известное нам животное, дорогой Мигель. Вряд ли оно нас тронет. – Колумб подумал немного и тихо добавил: – Однако, приготовьте на всякий случай пушки. Если оно передумает и нападет на нас, мы дадим чудовищу достойный отпор.

Маришка, которая стояла вместе со своими друзьями в толпе перепуганных моряков и тоже глазела на «морского змея», вдруг схватила Гвоздикова за руку и взволнованно прошептала:

– Смотрите, Иван Иванович, да это же наш Змей Горыныч!

– Не может быть… – ахнул Гвоздиков. – Здесь, в другую эпоху…

– Точно-точно! – подтвердила Уморушка правоту Маришкиных слов. – Он самый!

– И она крикнула что было силы:

– Горынушка-а!.. Миленька-ай!.. Возьми нас отседа-а-а!..

Горыныч, который хотел было убираться восвояси, удивленно повернул правую голову и посмотрел на столпившихся на палубе корабля людей. «Кажется, кричала одна из девчонок…» Змей Горыныч сделал плавный разворот и завис над каравеллой.

– Что ты делаешь, глупая негодница! – закричал Уморушке перепуганный до смерти Пиранья. – Ты погубишь нас всех своими воплями!

Но Уморушка даже не обратила внимания на его шипение.

– Горынушка, миленький, ведь это же я – Уморушка! – крикнула снова юная путешественница. – А это – Маришка, Иван Иванович… Ты что, не узнаешь нас, что ли?

– Первый раз вижу, – отозвался Змей Горыныч, чуточку сбитый с толку. – Простите, но вы обознались, уважаемые.

И он продолжил свой прерванный полет.

– Куда же ты?! – крикнула ему вслед огорченная Уморушка.

Но Горыныч уже не услышал ее жалобного зова.

– Похож, очень похож… – приходя в себя, произнес Иван Иванович, поправляя на носу очки. – Та же гордая посадка голов, то же ехидное выражение левой головы… Редчайшее совпадение!

– Да не совпадение это! Это – наш Горыныч! – рассердилась Уморушка. – Только молоденький совсем, лет сто ему – не больше.

Поддержала Уморушку и Маришка:

– Точно, наш Горыныч! У него на левой шее розовое пятнышко в виде яблока. У других Горынычей есть такие пятнышки? Наверняка нету!

– Чудеса… – развел руками Иван Иванович. – Хотя я к ним и привык за последнее время, но признаюсь, они продолжают меня удивлять.

– А ничего чудесного тут и нет, – объяснила ему Маришка, – просто полтыщи лет назад Змей Горыныч решил размяться и совершил кругосветное путешествие.

– Молодому только и дел, что летать! – подхватила Уморушка. – Это он потом, на старости лет, таким соней стал.

Пока Гвоздиков и его подопечные выясняли личность крылатого чудовища, моряки понемногу стали приходить в себя. Первым опомнился Гонзалес Пиранья. Проводив завороженным взглядом исчезающего за горизонтом трехглавого змея, коварный толедец подошел к Христофору Колумбу и заговорщицки прошептал Адмиралу:

– Дон Христофор… Наш повар и его помошницы знаются с нечистой силой… Пусть съедят меня акулы, дон Христофор, но они продали свои души всем змеям, что есть на свете: и морским, и земным, и небесным.

– Не спеши в пасть акулам, Гонзалес, это всегда успеется. Твои подозрения ничем не оправданы. – Колумб посмотрел на перекошенное злобой лицо Пираньи и, не скрывая брезгливости, добавил: – Ты жаждешь крови? У нас еще будут впереди тяжелые испытания, и тогда мы ее волей-неволей прольем. А пока уйми свой пиратский пыл и ступай к ампольетам.

– Но они разговаривали с чудовищем! Мы все это слышали, дон Христофор! Они разговаривали с ним на каком-то варварском языке!

– Разговаривала с чудовищем только одна девчонка, дон Жуан и Мария молчали, – сухо заметил Колумб. – Может быть, девочка молила Змея пощадить корабль и всех нас заодно? Тогда ее молитвы достигли цели: чудовище не тронуло нас и улетело прочь.

Пиранья не ожидал такого объяснения и, смешавшись, отошел от Христофора Колумба к своим ампольетам, шепча под нос проклятья в адрес странного повара и его девчонок. Остальные же матросы, воздав хвалу небесам за чудесное спасение, тихо разбрелись по местам. В отличие от Гонзалеса они были уверены, что спасло их от неминуемой гибели только небесное провидение, да еще, может быть, сытый желудок трехглавого чудища.

И вот наступил исторический день: одиннадцатое октября 1492 года. В этот день моряки Колумба наконец-то увидели долгожданную землю. Догадливый читатель, конечно же, сообразил, что первой увидела ее Уморушка, которая с рассвета и до заката сидела теперь на носу «Санта-Марии» и, вглядываясь в даль, ждала исполнения своих предсказаний.

И она дождалась.

– Земля! Я вижу землю! – раздался одиннадцатого октября счастливый вопль мореплавательницы из Муромской Чащи. – Вон там!.. Какие-то деревья!.. Похожие на сосны!..

Весь экипаж «Санта-Марии» высыпал на палубу и дружно уставился в ту сторону, куда показывал дрожащий от волнения палец юной поварихи. Но увы, даже самые глазастые моряки не увидели в знойном мареве и слепящей синеве океана и неба каких-нибудь признаков земли.

– Померещилось… – вздохнул Мигель Корридо и ласково погладил свою знакомую святую по кудрявой головке. – Смотри, совсем перегреешься на жарком солнце.

– Да не перегрелась я! – возмутилась Уморушка. – Точно землю вижу! Три больших сосны и две маленьких. А за ними – кустарник густой. Видимо-невидимо!

– Пальмы, наверное, это, – предположила Маришка, ни минуты не сомневаясь в словах подруги. – Откуда здесь сосны?

В этот момент с «Пинты» раздался выстрел бомбарды.

– Земля!.. Действительно – земля!.. – прошептал Колумб и, обняв Маришку и Уморушку, крепко расцеловал их обеих.

На «Пинте» первым увидел землю моряк Родриго де Триана. Как было условлено, он сообщил об этом капитану, и тот тут же приказал выстрелить из бомбарды, оповещая команды «Санта-Марии» и «Ниньи» о радостном событии. Вскоре увидели загадочные сосны и остальные моряки. Три огромных пальмы и две поменьше выплыли из слоистого марева и стали отчетливо видны всем, кто стоял на палубе.

– Кажется, это – остров… – сказал Колумб. – Узнаем, впрочем, попозже. А пока позовите ко мне нотариуса Родриго Эсковеду.

– Я здесь, дон Христофор, – поклонился Адмиралу нотариус, который стоял до этого позади Колумба, а теперь вышел вперед. – Все бумаги готовы.

– Хорошо, дон Родриго. Запишите в документе под присягой и скрепите печатью факт нашего вступления на эту землю.

– Вы первый должны сделать шаг по этой земле, – подтвердил Эсковеду правоту слов Адмирала. – Тогда никто не станет отрицать вашего права на нее.

– Они думают, что земля ничья, – прошептала Маришка Ивану Ивановичу, – но она наверняка чья-то! Разве это честно – присваивать чужую землю?

– Средневековье… Что поделать, Мариш… – вздохнул Гвоздиков, отводя взгляд свой от взгляда подопечной девочки. – Главное, что вы должны запомнить с Уморушкой, это не влезать в историю.

– А я никуда и не влезала! – тут же заявила Уморушка, ухватив острым слухом конец гвоздиковской фразы. – А если вам Мигель что-нибудь наговорил про мачту, так это ему показалось!