— Ай, что ты натворила, лисица, пусть рухнет твой кров. Зачем мне дочка царя? Бедняк я, тело даже нечем прикрыть… Что мне теперь делать?..

— Не бойся, положись на меня, — успокаивает лисица мельника и бежит обратно к царю.

— Царь Чахчах с большой свитой ехал венчаться. По дороге на него напало вражье войско, перебили всех его людей, унесли все добро. Сам он едва спасся, укрылся в мельнице. Скорее пошлите ему одежду, чтоб мог приехать, обвенчаться, а потом отомстить врагу.

Царь тут же дает лисице царские одежды и посылает множество всадников, чтобы с почестями доставить зятя во дворец.

Процессия останавливается перед домом мельника. Лисица наряжает мельника в царские одежды, сажает на коня. Торжественно, в сопровождении всадников, привозят мельника в царский дворец. Бедный мельник только диву дается.

Садятся за стол. Приносят различные блюда. Мельник не знает за что взяться и как есть.

— Почему он не ест, лисица? — спрашивает царь.

— Все думает о том, как его ограбили, сколько добра у него забрали. Как ему перенести такой позор! — вздыхает лисица.

— Ничего, не горюй, дорогой зять, — просит царь. — Сейчас надо радоваться, пировать.

И пируют, едят, пьют, играют, танцуют. Семь дней, семь ночей справляют свадьбу. Лисица становится кумой.

После свадьбы царь дает дочке богатое приданое и торжественно провожает ее в страну царя Чахчаха.

— Постойте, я отправлюсь вперед, все приготовлю, а вы езжайте следом за мной, — говорит кума-лиса и пускается бегом.

Бежит, бежит, видит — в поле пасется большое стадо.

— Чье это стадо?

Отвечают:

— Шах-Мара.

— Эй, вы! Не вздумайте называть его имя, царь на него очень сердит, идет вслед за мной с большим войском. Кто назовет Шах-Мара, тому царь прикажет голову отрубить. Если спросят, чье стадо, скажите — царя Чахчаха. А не то — горе вам!

Бежит дальше, бежит, видит — на горе видимо-невидимо баранов.

— Чьи бараны?

— Шах-Мара.

Лисица слово в слово повторяет свою угрозу пастухам. Бежит дальше, бежит, видит — обширные нивы. Жнецы жнут.

— Чьи это нивы?!

— Шах-Мара.

Жнецам наказывает то же самое. Бежит дальше, бежит, видит — луга.

— Чьи луга?

— Шах-Мара.

То же самое говорит косарям. Прибегает ко дворцу Шах-Мара.

— Шах-Map, эй, Шах-Map, — видишь, пыль облаком стоит? То царь идет с большим войском. Он разграбит твои владения, заберет имущество и казну и убьет тебя. Когда-то я съела у тебя курочку и до сих пор помню твою доброту. Прибежала предупредить тебя. Спасай свою голову, пока не поздно.

— Что мне делать, куда деваться? — в ужасе заметался Шах-Мар. — И правда, облако пыли стоит.

— Поздно уже бежать, скорей влезай в этот стог, спасайся…

Шах-Map лезет в стог.

А в это время приближается свадебная процессия с барабанным боем, зурной, песнями, в сопровождении войска. Царь Чахчах и его жена едут в золоченой карете, спереди и сзади — бесчисленные всадники.

Доехали до поля. Видят — пасется большое стадо.

— Чье это стадо? — спрашивают всадники.

— Царя Чахчаха, — отвечают пастухи.

Едут дальше. Подъезжают к горам. Видят — на горах видимо-невидимо белых баранов.

— Это чьи стада? — спрашивают всадники.

— Царя Чахчаха, — отвечают пастухи.

Едут дальше. Видят — обширные нивы.

— Чьи это нивы?

— Царя Чахчаха.

Все в изумлении. Сам Чахчах от удивления не может слова вы молвить.

Едут, едут, добираются до дворца Шах-Мара. Кума-лиса принимает гостей. Пируют семь дней и семь ночей. После этого гости возвращаются домой.

Царь Чахчах, его жена и кума-лиса остаются жить во дворце Шах-Мара.

А перепуганный Шах-Map и по сей день, говорят, спасается бегством.

Жил-был царь.

Однажды этот царь объявил по всей стране:

«Кто придет ко мне и расскажет небылицу и в ответ услышит «неправда» — тому отдам полцарства».

Является к царю пастух:

— Жить тебе, царь, долго, — говорит, — а знаешь ли ты — у моего отца дубинка была, отсюда до самого неба доставала, отец ею звезды в небе перемешивал.

— Возможно, — отвечал царь. — У моего деда был чубук — дед один конец ко рту подносил, другим от солнца прикуривал.

Пастух, почесывая голову, уходит ни с чем.

Является портной.

— Извини, — говорит портной с порога, — извини, царь, я раньше должен был прийти. Вчера большой дождь был, молнией небо разорвало, я штопать ходил.

— Хорошим делом был занят, — отвечает царь. — Да заштопал плохо — утром снова моросило.

Уходит ни с чем и портной.

Является бедняк — с мерой под мышкой.

— А тебе что здесь понадобилось? — спрашивает царь.

— Ты мне меру золота должен.

— Меру золота? — изумляется царь. — Неправда!

— Неправда? Отдавай полцарства.

— Правда, правда, правда! — испугался царь.

— Правда? Меру золота отсыпай!

Когда-то в городе Багдаде сидел халиф Гарун-Аль-Рашид. Этот Гарун-Аль-Рашид имел обычай переодетым гулять по городу, чтобы выведывать таким образом, что происходит в столице. Как-то ночью, когда, переодевшись дервишем, он шел глухой улицей, до него внезапно донеслись музыка и звуки песни. Остановился халиф и, после долгого раздумья, решил из любопытства войти в домик. Войдя, он увидел голые стены; на коврике перед огнем за скудным ужином — хозяин и музыканты; все они поют, играют и веселятся.

— Мир вам, о, веселые люди! — с низким поклоном приветствует дервиш.

— Добро пожаловать, дервиш-баба, милости просим откушать с нами хлеба и соли, повеселимся вместе, — пригласил его хозяин.

И, усадив дервиша рядом, продолжает кейфовать.

Настала ночь, и хозяин расплатился с музыкантами. По их уходе дервиш спросил хозяина:

— Как тебя зовут, приятель?

— Гасан.

— Не в обиду будь сказано, братец Гасан, чем ты занимаешься, сколько зарабатываешь, что так беззаботно кейфуя коротаешь время?

— Чтобы кейфовать, не надо много денег, дервиш-баба, — ответил хозяин. — И на самый маленький доход можно жить без печали. Я — лапотник, шью и чиню лапти; доход у меня не больно велик. Одну половину я трачу вечером на еду, на другую нанимаю вот этих самых музыкантов. И в радости пробегают мои дни. А когда мне бог пошлет такого доброго гостя, как ты, мне делается еще радостней.

— Да продлится надолго радость твоя, братец Гасан, но если вдруг эта ненадежная радость тебе изменит, что ты будешь делать тогда?

— Зачем она мне изменит, дервиш-баба?

— Да вот, сказать к примеру, вдруг халифу придет на ум приказать: чтобы не было лапотников в Багдаде!

— Вот еще! Разве нет у халифа другого дела? Да чем провинились лапотники перед халифом? А коли что-нибудь такое случится, тогда и подумаем. Теперь же, дервиш-баба, пора на боковую, бог не без милости: у кейфующего кейфа не убудет. Уж таковы все мирские дела — как ты примешься за них, так они и пойдут.

— Ладно, дай бог, чтобы так было, — молвил дервиш, и оба легли.

Рано утром дервиш удалился. Вскорости придворные вестники обежали улицы и площади, возглашая:

— Халиф приказал всем лапотникам закрыть свои лавки, а кто посмеет заниматься лапотным ремеслом, с того голову долой!

У бедного Гасана вырывают шило; осыпая его ударами, выгоняют из убогой лавчонки и запирают дверь.

Ночью Гарун-Аль-Рашид, переодевшись дервишем, опять пускается бродить по Багдаду. Из лачуги весельчака Гасана ему слышатся музыка и пение. Он входит.

— Добро пожаловать, дервиш-баба! Садись, тебе место готово!

Дервиш уселся; все начинают петь и веселиться до поздней ночи.

В полночь музыканты, получив плату, уходят. Хозяин и гость остаются вдвоем.

— Слыхал, что случилось, дервиш-баба?

— А что такое?

— Все, что ты напророчил вчера, сегодня сбылось: вышел приказ халифа о запрещении лапотникам работать…

— Не может быть! — удивился гость. — Откуда же ты взял денег для нынешнего кейфа?

— Я отыскал глиняный кувшин и вот теперь продаю воду. Что заработаю за день — половина идет на прожиток, а остальное на музыкантов; так я и продолжаю кейфовать.

— Но ежели халиф и воду продавать не позволит, тогда что делать будешь?

— Ведь я продажей воды халифу убытка не причиняю, за что же не позволять? Да и стоит ли думать об этом? Вот когда запретит, тог да и подумаю. Не бойся, братец, кусок хлеба я всегда добуду, да и уголок для кейфа всегда найдется.

— Пусть вечно осеняет радость твой очаг, Гасан! — промолвил дервиш, удаляясь.

Чуть свет весь Багдад содрогнулся от крика придворных вестников: