По дороге, когда он шел мимо пруда, увидел — в воде полощутся дикие утки. И говорит он себе. «Черт с ним, не вышло там, попробую здесь: авось убью уточку да снесу жене». И с этими словами, размахнувшись, швыряет топор в утиную стаю. Но утки с кряканьем взлетают, а топор идет ко дну.

Стоит Панос на берегу пруда и думает: как быть? Раздевается, одежду оставляет на берегу, а сам лезет в воду искать топор. Чем дальше, тем глубже: «Да этак, пожалуй, утонешь», — думает он и вылезает на берег.

И что бы вы думали? Покуда Панос разыскивал в воде топор, какой-то прохожий, увидя на берегу его одежду и не заметив хозяина, скрывшегося в камыше, подобрал ее и унес.

Вылез Панос из воды, а одежды нет. Стоит бедняга голый и думает: «О господи, куда теперь я денусь?» И решил подождать, пока стемнеет. На закате возвращается домой. Приближаясь к селу, он опять начинает размышлять: «Ежели я, раздетый, покажусь домашним, что они скажут? Пойду-ка лучше к брату за одеждой, а там и к жене».

И сворачивает к брату.

А у брата в эту самую ночь была пирушка. Панос явился к нему в самый разгар веселья. Едва он открыл дверь, один из гостей, решив, что это собака, швырнул в него обглоданной костью и угодил прямо в глаз.

Бедняга, закричав от боли, отскочил, но тут на него накинулись со всех сторон собаки. На лай выскочили гости и видят: бежит голыш, а за ним собаки. И, недолго думая, решили: да никак это сам нечистый.

Долго гонялись за ним с шумом и криком, с воем и гоготом и за гнали его в лесную чащу, собаки же искусали бедняге ноги… Несчастный Панос, голый, кривой и хромой бежал и исчез…

На следующий день по селу пошла молва, что Панос-де пропал: поехал в лес за дровами и не вернулся. Пустились односельчане на розыски. Вскоре в лесу нашли разбитый воз и раздавленных волов, а Паноса и след простыл.

Спрашивают тут, спрашивают там и, наконец, находят его одежду у одного из крестьян.

— Братец, как могла эта одежда попасть к тебе?

— Да вот, братцы, так: валялась она на берегу пруда, взял и принес домой.

Приходят к пруду, ищут и кричат:

— Панос! Панос! Нет Паноса.

Тут решают: Панос утопился.

Заказывают панихиду и устраивают поминки. А жена его, немного поплакав, погоревав, вышла замуж за другого.

Отправился однажды мастеровой в далекие края на заработки. Попал он в село. Смотрит — а люди в этом селе дрова руками разламывают.

— Слушайте, — сказал он, — что же вы руками дрова ломаете, неужто у вас топора нет?

— Топор — это что такое? — спросили крестьяне.

Достал мастеровой свой топор из-за пояса, топором этим дров наколол, в сторонку сложил. Увидели такое крестьяне — побежали по селу, стали кричать друг другу:

— Эй, подите-поглядите, что там братец-топор выделывает!

Сбежались крестьяне со всего села, окружили мастерового, упросили-уговорили, добра всякого надавали и топор забрали.

Взяли себе топор, чтобы по очереди колоть дрова.

В первый день топор староста взял. Только он топором размахнулся — ногу себе поранил. Увидел такое — побежал по селу:

— Идите! Глядите! Братец-топор с ума сошел — дерется!

Крестьяне сбежались, схватили по палке, давай по топору дубасить. Лупили они топор, лупцевали — видят, ничего топору не делается. Сложили дубинки — подпалили топор.

Пламя поднялось, на все четыре стороны раздалось. Когда огонь улегся, крестьяне пришли, разгребли золу — смотрят, топорище сгорело, а топор раскраснелся, весь пунцовый стал.

Заорали тогда все:

— Эй, смотрите, братец-топор рассердился, глядите, красный какой, — еще беду накличет, — что ж делать?!

Подумали-поразмыслили — решили топор в тюрьму засадить. И закинули топор в сенник. Сенник был полон сена. Сено тут же загорелось — пламя в небо поднялось.

Крестьяне всполошились, бросились за хозяином топора:

— Иди, — кричат, — скорей иди, образумь свой топор!

Да будет бог милостив и к вам и к двум братьям, о которых сказ пойдет.

Жили-были два брата бедняка.

Задумались они однажды, стали голову ломать — чем бы таким заняться, чтобы семью прокормить. И решили: младшему брату оставаться при хозяйстве, старшему — в работники к богачам идти и что заработает — домой отсылать.

Так и сделали.

Младший брат остался дома.

Старший подрядился к богачу работать, до весны, до первого кукушкиного крика.

Одно только смутило старшего брата: неслыханное условие поставил богач: «Если, — сказал он, — рассердишься хоть раз за это время — платишь мне тысячу рублей. Если я рассержусь — я плачу».

— Где же это я тысячу рублей возьму? — засомневался старший брат.

— А ты вместо этого десять лет даром на меня поработаешь, — предложил богач.

Парень поначалу испугался необычного уговора, потом подумал: не стану я сердиться ни на что — и все тут, а ежели богач рассердится — пусть на себя пеняет, сам ставил условие.

Согласился старший брат, стал работником у богача. На следующее утро, чуть свет, хозяин поднимает работника — отправляет его в поле.

— Иди, — говорит, — коси, покуда светло. Стемнеет — вернешься.

Работник уходит, целый день на хозяйском поле косит и вечером, усталый, возвращается домой.

Хозяин выходит ему навстречу:

— Ты зачем это вернулся? — спрашивает.

— А солнце ведь зашло.

— Нет, так не пойдет. Я тебе что сказал — коси пока светло. Солнце-то, верно, зашло, но гляди: его братец-месяц на небе, чем он хуже светит?

— Это как же? — удивляется работник.

— Что, уже сердишься? — спрашивает хозяин.

— Не сержусь, говорю только, что устал, передохну вот малость… — стал заикаться перепуганный работник и возвратился на поле.

Всю ночь косит он на хозяйском поле — пока месяц с неба не скрывается. Но только месяц заходит — солнце тут как тут — заступает на его место. Работник без сил валится на землю.

— Пропади пропадом твое поле! — кричит он в сердцах. — И хлеб, которым кормишь! И заработок, который даешь!

— А ты сердишься, я вижу, — словно из-под земли вырастает хозяин. — А раз сердишься — напоминаю тебе про уговор, чтоб не говорил, что беззаконно с тобой обошлись.

И требует, чтобы работник уплатил, согласно уговору, тысячу рублей или же работал на него десять лет даром.

Работник приходит в отчаяние — денег нет, чтобы отдать и душу освободить, а отслужить у такого человека — дело не из легких. Думает он, думает, под конец дает богачу расписку на тысячу рублей и пригорюнившись возвращается с пустыми руками домой.

— Ну, рассказывай, — говорит младший брат, — где был, что делал.

И старший садится и все, как было, рассказывает без утайки.

— Ничего, — говорит младший брат, — не горюй. Теперь ты оставайся дома, а я пойду поработаю.

Приходит младший брат- нанимается работать к тому же богачу.

Богач ставит свое условие: ежели работник рассердится до весны, до первого кукушкиного крика — платит тысячу рублей или же десять лет бесплатно на него работает, а ежели он, богач, рассердится — платит он работнику тысячу рублей и отпускает его на все четыре стороны.

— Мало, — говорит младший брат, — ежели ты рассердишься — ты две тысячи платишь, рассержусь я — плачу две тысячи я. Или же работаю на тебя двадцать лет даром.

— Согласен, — радуется богач.

И вот уже младший брат — работник у богача.

Наступает утро, занимается заря, а новый работник и не думает вставать. Хозяин то и дело заходит — смотрит: спит работник крепким сном.

— Эй, парень! Вставай, время к обеду идет! Эй!

— Уж не сердишься ли ты? — поднимает голову работник.

— Вовсе не сержусь, — пугается хозяин, — говорю только: в поле бы пойти, покосить немного…

— А, ну ежели так, сейчас оденемся и пойдем, спешить нам не куда.

И начинает не спеша надевать постолы. Хозяин то и дело заходит — смотрит; работник все с постолами возится.

— Скоро ты свои постолы наденешь?!

— Сердишься вроде? — спрашивает работник.

— Что ты, что ты… Я только хотел сказать, как бы нам в поле не опоздать…

— А, ну это дело другое, а то ведь уговор.

И пока работник надевает постолы, да пока они с хозяином на поле приходят, время и впрямь к обеду идет.

— Кто же в такое время работает, — говорит работник, — смотри, все люди обедают, надо и нам подкрепиться, там уж и за работу можно…

Садятся, обедают.

После обеда работник говорит: «Люди мы работящие, после обеда передохнуть не мешает — верно?» — и, зарывшись лицом в траву, спит до вечера.

— Вставай, стемнело уже! — вопит разъяренный хозяин. — Все давно со своих полей домой ушли, одно наше поле осталось. Да кто же это тебя ко мне послал! Чтоб тому шею переломило! Будь проклят твой хлеб! Подавись своей работой!