— Ты его очень ушибла? — спросил Доктор.

— О, нет, — сказала лошадь — я его лягнула, куда следует. Теперь коновал лечит его. А когда же мне придти за очками?

— Во вторник на будущей неделе, — сказал Доктор.

— До свидания!

Джон Дулитль раздобыл для лошади большие зеленые очки. Она перестала слепнуть на один глаз и могла опять работать, как прежде.

Скоро в окрестностях Грязеводска стали постоянно встречаться лошади в очках; зато слепых лошадей и в помине не было.

Доктор удачно лечил и других животных, которых к нему приводили. Узнав, что он может говорить на их языке, они рассказывали ему, что у них болит, я что они чувствуют и, конечно, ему было легко им помочь.

Выздоровевшие животные, возвратившись домой, рассказывали своим братьям и друзьям, что в маленьком домике с большим садом живет настоящий доктор. И всякий раз, когда кто-нибудь из животных заболевал, — не только лошади, коровы или собаки, но даже зверьки поменьше, в роде полевых мышек, барсуков, летучих мышей — все они приходили к его домику на окраине города; и в его саду всегда толпились животные, желавшие посоветоваться с ним.

Их приходило так много, что для разных пород пришлось сделать отдельные входы. Доктор прибил дощечку с надписью: «Лошади» на парадной двери, «Коровы» — на боковой и «Овцы» — на кухонной двери. У каждой породы животных был свой вход — даже у мышей была своя маленькая дырочка в погребе, и они, выстроившись в ряд, ожидали там прихода Доктора.

Так, в короткое время слава о Джоне Дулитле, Д. М., разнеслась среди живых созданий на тысячи верст. А птицы, улетавшие на зиму в теплые края, рассказали там чужеземным зверям об удивительном Докторе из Грязеводска на Болоте, который понимает звериный язык и так хорошо помогает всем больным.

И Доктор прославился среди животных со всего света больше, чем славился когда-либо в своей стране среди людей, и был очень счастлив и доволен.

Однажды после обеда, когда Доктор записывал что-то в свою книжку, попугай Полинезия по обыкновению сел на окно и стал смотреть на осыпающиеся листья в саду. Вдруг он громко рассмеялся.

— В чем делю, Полиневия? — спросил Доктор, поднимая глава от книги.

— Я думаю, — сказал Полинезия, продолжая смотреть на листья.

— О чем?

— Я думаю о людях, — ответил Полинезия. — Не люблю я их. Уж очень много они о себе воображают. Мир существует тысячелетия, верно? А из звериного языка люди научились понимать только одно: когда собака виляет хвостом, это значит — «радуюсь». Смешно, Не правда ли? Вы — первый человек, разговаривающий по-нашему. Как меня раздражают иные люди, — задирает нос, толкуют про «немых животных»! Немых! Тьфу! Я знал одного попугая, который мог сказать «Здравствуйте!» на семь разных ладов, ни разу не открывая рта. Он говорил на разных языках, даже по-гречески. Его купил старый учитель с седой бородой. Но попутай у наго не остался. Он находил, что старик плохо говорит по-гречески, и не мог слышать, как он неправильно преподает этот язык. Интересно было бы знать, куда он делся. Этот попугай знал географию лучше всякого человека. Подумаешь — человек! Я уверен, что если бы люди научились летать, ну хоть, как самый простой воробей, то разговорам конца бы не было!

— Ты — умная старая птица, — сказал Доктор. — А вправду сколько тебе лет? Я слышал, что попугаи я слоны живут очень, очень долго.

— Не могу в точности сказать, — ответил Полинезия. — Не то сто восемьдесят три, не то сто восемьдесят два. Но я помню, когда я в первый раз прилетел сюда из Африки, — это было при Царе Горохе.

Доктор опять стал хорошо зарабатывать. Его сестра Сара купила себе новое платье и была очень довольна.

Из животных, приходивших лечиться, некоторые были настолько больны, что Доктор оставлял их у себя на неделю. А когда они начинали поправляться, то сидели в креслах на лужайке. Даже, когда они уже совсем выздоравливали, то не торопились уходить — они любили Доктора и его домик. А у него не хватало духу отказать, если кто-нибудь хотел остаться у него навсегда. Так у него набиралось все больше и больше квартирантов.

Однажды вечером, когда он сидел на заборе и курил трубку, во двор вошел итальянец-шарманщик с обезьянкой на поводу. Доктор сразу увидел, что у обезьянки слишком тугой ошейник, и что она грязная и жалкая. Он взял обезьянку у шарманщика, дал ему шиллинг и велел уходить. Шарманщик страшно рассердился и стал требовать свою обезьянку обратно; но Доктор пригрозил поколотить его, если он не уйдет. Джон Дулитль был силач, несмотря на свой небольшой рост. Итальянец ушел, отчаянно ругаясь, а обезьянка осталась жить у Доктора. Другие животные в доме прозвали ее Чи-Чи, что на обезьяньем языке значит «пряник».

В другой раз в Грязеводок приехал цирк. Ночью оттуда обежал крокодил, у которого болели зубы, и пришел к Доктору в сад. Доктор поговорки с ним на крокодильем языке, привел к себе домой и вылечил ему зуб. Когда крокодил увидал, какой это хороший домик, в котором для всякой звериной породы есть свое место, он решил остаться у Доктора. Он попросился ночевать в саду, в пруде, и сказал, что не будет трогать рыб. Когда за ним пришли цирковые сторожа, то он так рассвирепел и так буйствовал, что они в испуге убежали. Но с обитателями домика он был всегда ласков, как котенок.

Теперь из-за крокодила старушки стали бояться присылать к Доктору своих собачек. А фермеры не верили, что он не слопает больных ягнят и телят, если их привести к Доктору.

Доктор пошел к крокодилу и попросил его вернуться в цирк. Но крокодил плакал такими горькими слезами и так умолял вставить его, что у Доктора не хватило духу его прогнать.

Тогда к Доктору пришла его сестра и сказала:

— Джон, ты должен отослать эту тварь. Фермеры и старушки боятся посылать к тебе своих животных, — а у нас дела только-только стали поправляться. Ведь мы окончательно разоримся. Это наша последняя надежда. Я больше не буду у тебя хозяйничать, если ты не прогонишь этого аллигатора.

— Это не аллигатор, а крокодил, — сказал Доктор.

— Мне все равно, как он там называется, — сказала сестра. — Не очень-то приятно найти эту гадость под кроватью! Не хочу, чтоб он жил здесь в доме!

— Но ои обещал не кусаться, — ответил Доктор, — ему во нравится цирк, а у меня нет денег, чтоб отослать его на его родину, в Африку. Он в чужие дела не суется и в общем ведет себя прилично. Ну, чего тебе суетиться!

— А я говорю, что не потерплю его дольше, — воскликнула Сара, — он грызет линолеум. Вели ты его не выгонишь сию же минуту, то я — я уйду и выйду замуж!

— Прекрасно! — сказал Доктор, — Ступай, выходи замуж. Что делать!

Он достал с вешалки свою шляпу и отправился в сад.

Сара Дулитль упаковала свои вещи и уехала, a Доктор остался один со своим звериным семейством.

Скоро он совсем обнищал: столько ртов надо было кормить и за домом смотреть, а некому было штопать, и денег неоткуда было взять, чтобы заплатить мяснику. Положение было трудное. Но Доктор не унывал.

— Деньги — ужасное наказание! — говорил оп. — Лучше бы их никогда не было! К чему они, когда мы и без них счастливы?

Но скоро и животным это надоело. Однажды вечером, когда Доктор дремал в своем кресле перед огнем, они заговорили между собою шепотом. Сова Ту-Ту, которая была сильна в арифметике, вычисляла, что до конца недели денег хватит только при том, если они будут есть один раз в день, не больше.

А попугай сказал:

— Мы должны сами делать всю домашнюю работу. Хоть это нам нужно взять на себя. Ведь старик из-за нас стал таким одиноким и несчастным.

Было решено, что обезьяна Чи-Чи будет стряпать и чинить; собака будет мести полы; утка будет вытирать пыль и стелить постели; сова Ту-Ту вести счета, а поросенок работать в огороде. Попугаю Полинезии, как самому старшему, предоставили заведыванне хозяйством и стирку.

Сначала новые работы показались им всем трудными всем, кроме Чн-Чп, у которой были руки, так что она могла все делать, как люди. Но потом они привыкли, и нм было занятно смотреть, как пес Джип подметает пол тряпкой, привязанной к хвосту.

Очень скоро они научились хорошо исполнять свою работу, и Доктор уверял, что никогда в доме не было такой чистоты и порядка.

Все шло хорошо, но без денег все-таки было трудно. Тогда животные устроили палатку с овощами и цветами около садовой решетки и стали продавать прохожим редиску и розы.

Однако их заработков не хватало на расходы, но Доктор не унывал. Когда попугай сказал ему, что рыбник больше не отпускает рыбы в долг, он сказал:

— Пустяки! Пока куры несутся и корова дает молоко, у нас будет яичница и простокваша. А в огороде много овощей. До зимы еще далеко. Не суетитесь. Вот и с Сарой было трудно ладить — она была такая суетливая. Как-то ей теперь живется? Хорошая она женщина, в своем роде. Ну, да ладно, ладно!