ОПРСТУФХЦЧШЩЬ
ЫЪЭЮЯ
Вы сами можете составить из этих букв любой совет и предсказание».
– Уже составил! – подпрыгнул от радости один из кибертонцев. – Канифоль!
– Дурак! – рявкнул другой. – Арии из опер! – Пе-сенник, пе-сенник! – хором запели их противники.
– Цыц! – заорала машина нечеловеческим голосом. – Концерт будете устраивать в другом месче!
Притихшие кибертонцы вышли на улицу. Последние слова гадалки не выходили у них из головы.
Концерт… А что, если в самом деле его устроить? На склонах горы Экстремум? Для Тракатана!
И вот они уже мчатся вприпрыжку по мостовой, окрыленные новой идеей: «Лучший подарок – концерт! Лучший подарок – концерт!» В тот же вечер вся Кибертония окружила виллу Тракатана; от подножия горы до ее середины выстроился рядами женский хор; по одну сторону дома сверкала медь духовых инструментов, по другую натянулись, как нервы, струны смычковых. Главного капельмейстера привязали за полы фрака к верхней ступеньке выдвижной пожарной лестницы; он чувствовал себя не совсем уютно, зато был у всех на виду. Вот он осторожно, чтобы не потерять равновесия, взмахнул руками, и – началось!
Грянул, как из тысячи орудий, женский хор, ухнули от неожиданности пузатые трубы, взвились, как сабли, смычки. Рыба в океане уходила от берегов, птицы прятались в облака, – им казалось, что поднялась буря, но это была музыка; она накатывалась, волна за волной, на камень и железобетон, и стекла в тройных рамах дрожали от нее, как от ветра.
Старый пастух высоко в горах жадно ловил долетавшие из долины звуки, а потом торопливо погнал вниз свое стадо, потому что тот, кто это слышал, не мог ни минуты оставаться один. «Иди к людям, протяни им руки, – звала музыка. – Отвори двери, отвори сердце, будь простым и чистым, как поле, как лес».
Смолкла музыка, опустил руки усталый капельмейстер, но в Тракатановом доме не шелохнулись даже шторы. Кибертонцы молча и подавленно стали укладывать свои инструменты, и в этот момент из маленькой лазейки в нижнем углу ворот выползла с письмом в зубах черепаха. На бланке с личным гербом Тракатана (змея, обвившаяся вокруг Луны) четким каллиграфическим почерком было написано:
«Милейшие!
Убедительно рекомендую в ваших же интересах прекратить раз и навсегда эти безобразия. Если шум в моей лаборатории превысит полтора децибела, пеняйте на себя.
Тракатан».* * *
Всю зиму кибертонцы ходили на цыпочках. Мотоциклистов пересадили на велосипеды, льву в зоопарке сшили звуконепроницаемый намордник. В кинотеатрах шли немые фильмы, громкоговорители на площадях что-то такое нашептывали, на хоккей пускали только тех, кто набрал в рот воды.
Первыми нарушили новый порядок грачи. Ничего не подозревая, они устроили такой базар, что люди невольно заулыбались, потянулись к запылившимся инструментам; и спустя короткое время прежняя, непоседливая Кибертония закружилась, запела, заиграла под мартовским солнцем. А потом уже было не до Тракатана с его угрозами. Приближался День Большого Весеннего Маскарада, и нужно было уладить тысячу дел.
Хуже всех в эту предпраздничную пору чувствовали себя школьники. Кибернетические учителя были совершенно нечувствительны к набухающим почкам, к весеннему ветерку, а футбольный мяч был для них лишь сферой определенного радиуса. Исключение составлял преподаватель кулинарии «КЕКС-25», который, кроме зрения и слуха, имел еще и обоняние. Он был запрограммирован на запах пригоревшей пищи, но апрельские ароматы тоже его беспокоили. Однажды коварные школьники принесли на его урок букет фиалок, и старик «КЕКС», вместо того чтобы проходить с классом борщ по-флейтски, углубился в изучение незнакомого запаха.
И казалось ему, что он не машина, а человек, – вот отодвинет стул, выйдет на улицу и начнет пускать кораблики в больших теплых лужах… Когда «КЕКС» очнулся, класс был пуст.
Сорванцы не теряли времени даром. Прежде всего они побежали на пристань – смотреть, как выгружают с иностранного судна большие деревянные ящики с таинственными надписями. «Господин Грауэн, – сумели перевести мальчишки. – Галерея Ужасов».
И еще: «Не вскрывать – боится света». С пристани вся ватага двинулась к Тирляле, но дверцы его великолепной голубятни были закрыты.
– Занимается! – сказала почему-то шепотом мама Тирляли, проходившая как раз по двору за покупками. – День и ночь сидит!..
Это уже была новость! Тирляля, рыжий Тирляля, который вечно отлынивал от учебы и подкручивал учителям винтики, вдруг сидит над книгами? По доброй воле?!
Тот самый Тирляля, аттестат зрелости которого директор назвал «восьмым чудом света»?!! Ребята до того растерялись, что вернулись в школу, хотя до следующего урока оставалось еще полчаса.
И вот наступил день, когда из почек вылупились первые листики – маленькие, беспомощные, похожие на новорожденных цыплят. С утра люди сидели у телевизоров – ждали Сигнала. А его все не было, шел концерт машинной самодеятельности, сначала один электронный мозг жонглировал шариками и роликами, потом другой читал стихи собственного сочинения:
Идут дожди, идут часы.
Идут пожарнику усы,
Идет трамвай, идет прохожий,
Весна идет, зарплата – тоже…
Наконец ведущий инженер поблагодарил от имени участников концерта за внимание, и на экране появился сияющий диктор.
– Сегодня, – сказал он, – истекают полномочия Дона Кибертона и Синьорины Кибертины. Целый год они принимали послов, подписывали государственные документы и вообще играли в стране первую скрипку, показывая пример в больших и малых делах. По старинной кибертонской традиции большой весенний маскарад начнется с выборов нового Дона и новой Синьорины. Да здравствует маскарад! Все на выборы!
Будто прорвав плотину, хлынули в направлении Центральной площади потоки удивительных существ Шагали циркули, топали турецкие барабаны, семенили какие-то козявки. Длиннющая сороконожка путалась в собственных ногах – это был известный своей неорганизованностью третий класс «В».
Посреди площади цветами в горшках было огорожено четырехугольное пространство – там на деревянном помосте возвышалась окрашенная в белый и черный цвета Избирательная Машина. Рядом под голубым сукном стоял стол жюри, к которому через всю площадь от парадных дверей Весеннего Дворца тянулась ковровая дорожка. «Кибермаг» распродавал последние маски; глашатай, стоя у входа на табуретке, зазывал покупателей:
Если хотите повеселиться,
Купите себе запасные лица -
На всякий вкус.
На всякий цвет,
Для тех, кто «да»,
Для тех, кто «нет».
Вы спросите: «Где?»,
Вы спросите: «Как?»
К вашим услугам
Наш «Кибермаг»!
На противоположной стороне площади прилепился к ножке дома-рояля черный брезентовый балаган; кибертонцы с любопытством и недоумением читали рекламную надпись:
«ТОЛЬКО У HAC!
ТОЛЬКО СЕГОДНЯ!
ТОЛЬКО ОДИН СЕАНС!
ВЫ ПОЛУЧИТЕ НЕЗАБЫВАЕМОЕ НЕРВНОЕ ПОТРЯСЕНИЕ В КОМНАТЕ УЖАСОВ ГРАУЭНА.
К ВАШИМ УСЛУГАМ:
ГОВОРЯЩИЙ ЧЕРЕП,
УЛЫБКА ДРАКОНА,
СОБАКА БАСКЕРВИЛЕЙ,
САМОВЫПАДАЮЩАЯ ЧЕЛЮСТЬ
И ПРОЧИЕ РОСКОШНЫЕ ЛЮКСУСЫ.
ДЫБ ВОЛОС ОБЕСПЕЧЕН!
ЖЕНЩИНАМ И ЛЫСЫМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!»
Билеты продавал сам господин Грауэн, высокий человек с лицом мертвеца. Он растягивал тонкие белые губы в улыбке, но от этого людям становилось еще страшнее, и они переминались с ноги на ногу, не решаясь подойти к кассе.
Наконец рискнул закованный в латы рыцарь; он отсалютовал толпе мечом и скрылся за черной дверью. Снаружи стало очень тихо, внутри тоже стояла могильная тишина. Вдруг из балагана донесся короткий вопль, и что-то упало, громыхая, как ведро. Зрители шарахнулись назад, двое здоровенных служителей выволокли сомлевшего рыцаря, прибежали санитары, вскрыли плоскогубцами панцирь и сделали укол.
– Больше никто не желает? – осклабился Грауэн.
И в этот момент, разгоняя зевак лютым собачьим лаем, к балагану подъехал автомобиль. Человек без маскн, одетый в траур, захлопнул за собой дверцу и купил билет.