По залу прокатился стон – остров Ловцов казался последней тихой гаванью, прибежищем для всех людей Договора и первых, бежавших от гнева темника и туата. Куда же им податься теперь – в Океан Вероятности в поисках кораблей мифического летучего народа? Жить на спинах рыб-островов, гадая, когда же исполинской рыбине вздумается нырнуть? Строить дома на текучих островах из песка, которые перемещаются вслед океанским течениям?

Или набраться мужества и встать на пороге дома с оружием, защищая свою жизнь?

Вертолет коснулся льда, поднимая снежные вихри. Улле Свенсен распахнул дверь, выпрыгнул из кабины.

Прошелся по леднику, утвердительно кивнул. Махнул рукой пилотам, и команда выскочила следом. В белых полярных комбинезонах, закутанные в балаклавы, в очках, они были полностью закрыты от обжигающего воздуха Антарктиды. Градусник показывал минус тридцать пять – теплый погожий денек, по местным меркам.

Улле, в легкой куртке нараспашку, рубашке и джинсах, смотрелся на их фоне дико. Но ему не было холодно, удары ветра только разжигали кровь. Единственная уступка, которую он сделал Антарктиде, – высокие горные ботинки, потому что ходить в туфлях по глубокому снегу неудобно.

Он наблюдал, как бойцы «Балора» разгружают два грузовых контейнера. Темные глыбы необработанной руды, атласит – тот самый минерал из Атласских гор, месторождение которого и было их с Хуанитой целью. Единственное вещество, способное выдерживать и усиливать поток пламени философского камня. Абу Наджиб был в большом недоумении, когда они постучались в ворота его подземной химероварни: думал, что Фреймусу нужны его секреты изготовления чудовищ.

Старый дурак, он и не подозревал, на каком сокровище сидит. Пришлось его попросить подвинуться. И теперь он мстит всем подряд, старик Абу Наджиб, он решил стать султаном, он решил выйти на свет. Он уже захватил Марокко и нацелился на Южное побережье Франции. Как разбуженный медведь, он вслепую махал лапами, пытаясь зацепить хотя бы одну из собак, поднявших его из берлоги. Но хаос, который он устроил в Средиземном море, только на руку их господину. Чтобы заварить такую кашу, Фреймусу потребовались бы огромные деньги и долгая подготовка, но Абу Наджиб устроил все бесплатно и лучшим образом.

«Стоит сказать старику спасибо, – подумал Улле. – Хотя это он нас будет благодарить. После того как план мастера будет завершен, все темники наконец поймут, какой дар мы им преподнесли. Все, кто уцелеет, конечно. Но о слабаках и думать не стоит, они недостойны нового мира Фреймуса. Там будет место только сильным».

Когда руда была выгружена, он махнул рукой, и балоровцы резво запрыгнули в вертолет. Машина подпрыгнула, швыряя ему в лицо острый мелкий лед и слежавшийся снег, и ушла в небо. Все инструкции были даны заранее, и никто из наемников не горел желанием посмотреть, чем же будет заниматься приближенный мистера Фреймуса. Все были опытные и пуганые – другие долго в «Балоре» не задерживались, и хорошо, если их останки можно было предать земле. Иной раз и останков не находилось.

Улле энергично потер руки – не для того чтобы согреться, а чтобы ускорить ток пламени. Развел руки – меж ними протянулась дуга бледного, почти прозрачного огня. Улле закрыл глаза – перед ним возникла сложная схема ретранслятора, созданная мастером, он, как и все остальные, вытвердил ее накрепко. Пламенный шар окутал руду, облака пара поднялись вверх, а Улле продолжал наращивать поток пламени. Вот пламенный шар поднялся в воздух, внутри него вспыхнул белый огонь – ярче солнца, вокруг которого вращались темные куски руды. Они ускоряли вращение, как планеты вокруг звезды, все быстрее, пока не исчезли все до единого в горниле огня.

Улле сжал губы.

Теперь самый ответственный момент. Темными хлопьями на снег осыпался пепел шлака, а в центре шара кипел расплавленный комок чистого атласита. Мастер был прав – он тяжело поддавался обработке, любая сталь или даже тугоплавкие сплавы давно бы испарились.

Но этот металл тек медленно. Улле вытягивал нити – тоньше волоса, завивая их в двойную спираль, выстраивал в сложную объемную схему согласно указаниям мастера. Этот ретранслятор сможет принять всю силу камня, когда мастер войдет в Скрытые земли. Именно там, в обиталище первых, в месте, где существуют все возможные варианты сущего, он сможет перековать состояние этого мира в новое, совершенное.

Когда сердце ретранслятора было создано, Улле бережно опустил раскаленную сферу в толщу антарктического льда. Рев и грохот воды, вырванной из своего сна, обращенной в пар, встали до небес! Окутанный горячими облаками, Улле воздвигал вокруг стены синеватого льда, следил, как замыкаются своды и выше, выше встают шпили, вырастают переходы, галереи, замковые стены, вытягиваются колонны, подпирающие своды…

Он опустил руки, завершая ток пламени.

Улле Свенсен, миньон Альберта Фреймуса, стоял в тронном зале своего замка, блистающем и холодном. Ему было жарко.

Улле шел к трону, но видел не замок, а жаркие джунгли Конго, где Хуанита водрузила свой ретранслятор на вершину вулкана, видел столовую гору в Бразилии, где в черном замке Адониса пылал огонь, стоял на красных скалах Австралии и ощущал, как дымится камень под ногами Корнелиуса, присутствовал вместе с Эмилией на Северном полюсе – она не стала создавать замок, смешная, а просто подняла ледяную гору, в центр которой поместила ретранслятор. Улле видел и стены старого замка Эжена, и черноту карстового провала, гигантскую пещеру с рухнувшим сводом, где затаилась Франческа. Они все были рядом с ним, его семья, они воздвигли семь точек приема во Внешнем мире. Предполагалось восемь точек, за вычетом Зорича и Мэй, которые ушли с мастером на Авалон, но Виолетта…

Господин перестроил схему ретрансляции, и они всемером смогут принять его пламя, – но все же на месте Виолетты зиял темный провал, им не хватало сестры, они тосковали по ней, ее братья и сестры по пламени.

И что происходит с Зоричем? Его огонь нестабилен, очень давно он не говорил ни с кем из миньонов. Мэй тяжело. Она скрывает чувства – но разве скрыть свет пламени во тьме?

Улле поднялся по ступеням, выплавленным во льду. Ноги скользили. Он нахмурился, повел ладонью, обращая ступени в серый шершавый гранит. Сел на трон и замер в ожидании. Внутри него танцевало пламя, его языки плясали в багровой тьме, и он погрузился в их созерцание.

Было ветрено. Свежий бриз приходил со стороны Океана, оттуда, где дымились громады облаков, взбитые в густой крем. Белоснежные сверху, снизу они все больше набирались сизой недоброй черноты. Там, в Океане, есть места, где влага морская переходит во влагу небесную, словно из сосуда в сосуд перетекая обратным дождем. Лоцманы говорят, что это предвестники больших бурь, «слезы моря», – но кто слушает байки Лоцманов? Их дело – принять пассажиров на борт на Счастливых островах и доставить их с наибольшими быстротой и комфортом во Внешние земли.

Агриппа всегда любил поговорить с Лоцманами – чем еще заняться во время долгих морских переходов? Ведь путь во Внешние земли мог занимать и месяц, и два – смотря как примет их лодку Великий океан, насколько угодна ему будет их цель.

Так говорили Лоцманы. Океан Вероятности они считали живым.

Кто знает – в мире так много загадок, можно ли разгадать все? А главное, надо ли? Чего стоит мир без загадок? Пустая скорлупа, из которой забрали все ценное.

Агриппа постучал костяшками пальцев по стене рубки. Они проходили мимо острова Дриад. Еще полчаса, и шхуна возьмет курс на Внешние земли. Ловушка? Ловцы решили отомстить за покушение на Видящую? Агриппа вышел в море рано утром, Лоцманы настояли – нужно было прежде «познакомить» шхуну с Океаном, она давно стояла у причала. Он гадал, как завершилась встреча мастера и директора СВЛ. Сумели ли они договориться? Может быть, их Службы не так противоположны, как кажется. В конце концов, они же все служат на благо Магуса, неужели так трудно найти общий язык?

«Если мастер и госпожа Мацуда договорятся, возможно, вместе они найдут другое решение, – подумал он. – Возможно, мне не придется…»

– Лодка, господин! – указал Лоцман Эак.

Она возникла из волн: не было ее – и вот качается рядом со шхуной. Борта темной синевы, белые барашки резьбы по носу, ни мачты, ни весел – странная конструкция. На борт безымянной моторно-парусной шхуны (Лекари не давали имен своим судам, сейчас это просто был корабль Агриппы, а после будет чей-то еще) поднялись близнецы, два отражения одного образа – чем дольше они жили, тем дальше расходились образы. Она – стройная и гибкая, с грустной улыбкой на узком треугольном лице, темно-каштановые волосы в каре, серые глаза. Платье цвета летнего моря под полуденным солнцем рябило в глазах сотнями волн-улыбок, мимо такого не пройдет равнодушно ни один мужчина.