— Нет, я пойду, дома ждут уже. Наверное, беспокоятся.
— Кто беспокоится?
— Как кто, — удивилась Мануш, — мама, папа.
— Пусть и они придут сюда. Придут и станут жить в лесу. Я и им дам меду, — рассудительно сказал Медведь. — Удивляюсь, как можно жить где-то, если на свете есть лес…
— Нет, я пойду, — стояла на своем Мануш.
— Как ты пойдешь, если я тебя не пущу!
— Ну, прошу тебя, дядя Миша, отпусти меня. У меня столько дел!
— Смотри-ка, сама с ноготок, а тоже о делах речь ведет! Никуда не пойдешь, слышишь? Запру тебя здесь и пойду за твоими друзьями.
А Ципили тем временем все стегала прутом и дергала свое помело.
— Э-эй, — кричала она, — вот тебе, вот тебе, лети, говорят, лети! Лети в небо, амда-чамда ди, ди, ди.
Но помело не двигалось с места. И только Ципили хотела произнести еще одно, самое сильное колдовское заклинание, как вдруг сообразила, что помело-то не освящено, и от радости вскрикнула:
— Ой, да как же ему взлететь, если оно не освящено! А освятить его и силу вдохнуть может только Великий Кудесник, главный из всех колдунов, тогда помело и взлетит.
— Верно ведь, как же мы об этом забыли? — сказала Тимбака. — Что же нам делать? Давай лучше пойдем на свою лужайку, там наши старые освященные…
— И правда, пошли!..
Ципили еще не договорила, но Тимбака уже не слушала ее. Она увидела Медведя. Он вылез из своего логова, закрыл за собой дверь и задвинул задвижку.
— Ты видишь, Медведь! — прошептала Тимбака.
— Где? Ой! Куда это он идет?
— Погоди, а куда делась Мануш? — с недоумением проговорила Тимбака. — Надо же, он ходит! Когда успел выздороветь, недавно же ревом ревел от боли?
— Потому, наверно, выздоровел, что съел девчонку, — предположила Ципили и чуть не заплясала от радости, но остановил ее страх, что Медведь ее обнаружит.
И тут вдруг раздался звонкий голосок Мануш:
— Ты только скорей возвращайся!
Старые колдуньи так и онемели. Голос Мануш словно ледяной водой их облил. Они даже друг на дружку не могли глянуть.
— Не волнуйся, я скоро! — басом отозвался Медведь и неуклюже заковылял в глубь леса. Видно было, что ступал он еще несмело.
Медведь скрылся в лесной чащобе, прошло еще какое-то время, прежде чем, обретя, наконец, дар речи, Ципили проговорила:
— Как же это так?..
С ветки над ними что-то прокаркал Ворон, но старухи не поняли, что он им хотел сказать. Как сговорившись, они метнулись к медвежьей избушке и, заглянув в оконце, увидели, что Мануш подметает.
— Ты жива? — спросила Ципили.
— Медведь тебя не тронул? — добавила Тимбака.
— Нет, что вы, он очень хороший, дядя Миша… И не подумал меня обидеть. Но… Знаете, здесь нет никакого сундука, ни большого, ни маленького.
— Какого сундука? — удивились старухи.
— Ну того, про который вы говорили.
— Ах, да! Что значит нет? Вообще нет? — вдруг все вспомнив, спросили старухи.
— Да, нету. Я все углы облазила и на печи смотрела…
— Небось кому-нибудь отдал Косолапый! — протянула Тимбака.
— Отдал и забыл! Какая уж память у медведей, — добавила Ципили. — А чего ты там застряла, выходи.
— Как же выйду, он ведь запер дверь!
— А мы сейчас ее откроем, — сказала Тимбака.
Мануш показалась в двери, но в нерешительности остановилась.
— Медведь пошел за моими друзьями.
— Ой, и ты ему поверила? — развела руками Ципили. — Знаешь, какой он плут! Он и нам много чего обещал, а в конце концов выгнал нас из избушки.
— Какая ты наивная девочка! — сказала Тимбака. — Подумать только, поверила Медведю.
— Но он же сказал. Как мне не верить?
— Ты лучше скорее беги отсюда, пока он не вернулся. Не то кто знает, что еще может придумать этот мохнатый плут, — стала уговаривать Ципили.
— Пошли, пошли, пока светло, надо уходить. — Тимбака взяла Мануш за руку и чуть не силой потянула ее в чащу.
Они уже довольно много прошли, когда Ципили спросила:
— А потом?
— Что потом?
— Ну, когда ты вошла к нему, что он сделал?
— Ничего. Я повынимала из него все колючки.
— И он не тронул тебя? — не переставала допытываться и Тимбака.
— Нет, даже не прикоснулся. Он сказал, что голоден, но не так, чтобы стать людоедом. — Мануш улыбнулась. — Когда, говорит, проголодаюсь, тогда съем тебя.
— Вот и делай добро! А ты еще хотела остаться у него.
— Он шутил. Он не съел бы меня. И вообще, я его накормила, у меня была целая корзина смородины.
— Жалко! — вдруг сказала Ципили.
— Что жалко? — удивилась Мануш.
Ципили растерянно умолкла, но Тимбака сразу нашлась.
— Жалко, что его нет дома, — сказала она, — мы бы ему показали. Ты не смородина, не ежевика, чтоб тебя есть.
— Не сердитесь на него, бабули, Медведь так намучился, целый месяц колючки сидели в нем занозами, представляете, как это ужасно? Он так был счастлив, когда я вытащила их. Вот пошел.
— Где-то здесь прячется, я его знаю. Аппетит нагуливает, чтобы прийти и съесть тебя.
— Да нет же, он пошел за моими друзьями!..
— И ты поверила ему? Зря вообще сказала про друзей. Медведь небось решил: Мануш теперь никуда не денется, ее всегда можно съесть, а пока разыщу-ка еще и заблудившихся. Ты просто наивная девочка! — заключила Тимбака.
— Ну зачем же ему людей есть, ведь он теперь здоров и свободен, а в лесу столько разных вкусных вещей: и ягоды, и груши, и чего только нет! Медведь говорит, что люди совсем и не вкусные, так его дедушка говорил.
— Дедушка много чего говорил! — искренне рассердилась Ципили. — Ты нас спроси, вкусные или нет люди. Мы столько…
Но тут Ципили осеклась, потому что Тимбака так двинула ее локтем в бок, что чуть не свалила.
— Не слушай ты ее, Мануш! А что он тебе еще говорил?
— Просил остаться с ним, чтобы всегда колючки вынимать.
— Видишь, чего захотел!
Какое-то время шли молча.
— Вы выведете меня из леса? — спросила наконец Мануш.
— Конечно, выведем обязательно… Вот только друзей твоих разыщем… Ты разве не хочешь, чтобы мы их нашли?
— Ну, а как же!.. Очень хочу, но где их искать?
Ципили остановилась у высокой полузасохшей осины.
— Мне в голову пришла одна мысль! — сказала она. — Я подумала, что можно забраться на эту осину и увидеть с нее весь лес… Будь бы я помоложе, сама залезла бы. С такой вышины, я думаю, удалось бы разглядеть, где плутают твои друзья, Мануш.
— Ты, право, молодец, Ципили, — согласно закивала Тимбака, — здорово придумала! А еще жалуешься, что стара стала. Ну вообще-то, конечно, мы старые, чтобы лазить по таким высоченным деревьям.
— Сверху вправду можно увидеть?..
— Что за вопрос? — в два голоса отозвались старухи.
— Давайте я полезу. Это мое любимое дело — лазать по деревьям.
— Ну что же, давай, только будь осторожна, не упади, — как бы беспокоясь, сказала Ципили.
Мануш села на травку и стала разуваться.
— Что ты делаешь, Мануш? — удивилась Ципили.
— Разуваюсь.
— Зачем?
— Ну а как же, чтобы лезть на дерево.
— Не выдумывай, собьешь пятки. Залезай лучше обутая, — сказала Тимбака. — Когда я была маленькая, как ты, всегда лазила на деревья в обувке.
— Я тоже, я тоже, — поддержала и Ципили.
— Ладно, — согласилась Мануш, — пусть будет так. Только вы помогите мне дотянуться до веток, а там уж будет легко.
Колдуньи подсадили Мануш, а уж дальше она легко сама полезла с ветки на ветку. Так легко, что старухи понимающе переглянулись: мол, похоже, что девчушка не из тех, кто падает.
— Вон наверху сухая ветка, — крикнула Тимбака, — встань на нее! Сухие ветки крепче.
— Да, да, — подтвердила Ципили, — сухие ветки не обламываются. Но вообще-то какой в тебе вес, любая ветка на таком дереве выдержит.
Но Мануш их не слушала. Внимание ее привлек Ворон. Он сидел на вершине и таращил на нее глаза.
Старухи кричали еще и еще: