— Это просто скандал. Бесхвостый Пелле собрался в Америку!
— Что, правда? — спросил Биль.
— Не может быть, — откликнулся Буль.
— Ещё как может быть! — сказал Монс. — Я встретил его утром на Кладбищенской, и он так хвастался, что меня чуть не стошнило. Они едут через пару >месяцев в Америку всей семьёй, и берут с собой этого урода. Это настоящий скандал! Подумайте только — бесхвостый заморыш будет представлять в Америке шведских котов! Что они там о нас подумают? Они же решат, что мы тут все так ходим, без хвостов!
— Настоящий скандал, — сказал Биль.
— Скандальней не бывает, — подтвердил Буль.
— А вы что скажете? — Монс зло уставился на Фрица и Фриду. — У вас же тоже есть своё мнение.
— Да, — сказал Фриц, немного помедлив, — это можно назвать скандалом.
— Что до меня, — сказала Фрида, — пусть едет на здоровье. Я не завидую.
— «Не завидую», — передразнил её Монс. — Кто говорит про зависть? Ты что, думаешь — я завидую? Я только рад, что мне не надо ехать в эту жаркую страну. Но я думаю о репутации шведских котов! Наша репутация — вот что меня волнует!
— Репутация, — сказал Биль. — Вот верное слово.
— Речь идёт только о репутации, — подтвердил Буль.
— И вот я подумал, — злобно ухмыльнулся Монс, — что ему перед поездкой неплохо бы узнать кое-что об Америке, чтобы он не особенно задавался.
Монс облизнулся. Он обдумывал, что именно следует узнать Пелле об Америке, и вид у него был очень довольный.
— А что узнать? — одновременно спросили Биль и Буль.
— Довольно много, — сказал Монс. — Ну, например, что в Америке коты каждый день купаются в Ниагаре. В подземке гибнут десятки тысяч кошек.
— Ой, — испугалась Фрида. — Неужели правда?
— Конечно, нет, — успокоил её Монс, — но задача в том, чтобы испугать Пелле. Я сейчас скажу каждому реплику об Америке, которую он должен произнести Пелле. Ты, Биль, скажешь: «В Америке постоянно стоит жара не меньше тысячи градусов». Повтори!
— В Америке жара не меньше тысячи градусов, — сказал Биль.
— Там тысячеградусная жара, — сказал Буль.
— А ты, Буль, молчи, — нахмурился Монс. — Ты скажешь, что в Америке всех бесхвостых котов бросают в море. Фриц! Ты намекнёшь, что в Америке в каждом подвальном окне сидит по собаке, а Фрида предупредит, что молоко в Америке кончилось в 1897 году, что там совершенно нет мышей, зато больше миллиона собак. Запомнили?
Все дружно закивали головами. Монс был очень доволен своей выдумкой.
И какая удача! Выходя из сарая, они наткнулись на Бесхвостика Пелле, который, ничего не подозревая, гулял по Дворцовому Взвозу.
— Только не шипите на него, — прошептал Монс. — Мы должны быть очень любезными.
— Привет! — громко сказал Монс. — Ты ещё не уехал в Америку?
— Нет ещё, — сказал Пелле и притворно зевнул. — Мы едем в пятницу.
— Говорят, там такая страшная жара, — продолжал Монс. — Умирает семь кошек в секунду.
— Это же я должен был сказать, — шепнул ему Биль.
— Балда! — прошипел Монс в ответ.
— Я хочу сказать, — совсем растерялся Биль, — что в Америке всех котов бросают в море… кроме тех, у кого нет хвостов… Ой, что я говорю!.. То есть ни одного кота… я имею в виду, без хвоста… в озеро не бросают… то есть всех поголовно, кто с хвостами, бросают в озеро, а без хвостов — нет!
— Думай, что говоришь, — рассердился Монс. — Всё наоборот!
— Будь осторожен, — вступила в разговор Фрида, — с 1897 года Америка не знала перебоев с молоком. Там целый миллион мышей и ни одной собаки!
Бедняжка, у неё была такая плохая память.
— Похоже, неплохая страна, — сказал Пелле. — Надеюсь, поездка будет приятной.
И он пошёл своей дорогой.
Монс просто кипел от ярости и упрекал всех — как же они не сумели запомнить самых простых вещей об Америке.
* * *А Пелле пошёл себе дальше. И вскоре наткнулся на Старушку Майю из часовни. Она двигалась очень медленно и осторожно — давал о себе знать ревматизм задней левой лапы.
— Ага, вот кто здесь гуляет! — сказала Старушка Майя.
— Да так, знаешь… — скромно сказал Пелле. — Хочу осмотреться немного перед заграничной поездкой.
— Вот оно что! А куда ты едешь?
— В Америку. Фрида только что сказала, что там миллионы мышей и ни одной собаки.
— О, Боже! — покачала головой Майя. — Но знаешь, что? В Америке ты должен обязательно зайти к Филадельфии-Филле. Это мой племянник. Он уехал в Америку года два назад. У него одно ухо чёрное, другое — белое. И вообще это очень живая и весёлая личность.
— Обязательно! — сказал Пелле. — Даже не сомневайся — я к нему зайду.
Потом он направился на улицу Святого Ларса попрощаться с Муськой из Аркадии. Та сидела в саду и умывалась, судя по всему, только что отрбедав.
— Послезавтра еду в Америку, — сообщил Пелле, — так что теперь не скоро увидимся. Но я обязательно пошлю тебе открытку с Ниагары.
— А ты не можешь привезти мне американского зяблика? — спросила Муська. — Я слышала, они намного вкуснее наших, шведских.
— Попробую, — сказал Пелле. — Не зяблика, так что-нибудь другое. Если хочешь сделать подарок, всегда можно что-то найти. Пока, Муська! Еду в Америку.
— Давай-давай! — сказала Муська.
Глава вторая. Три корабельных кота
Огромный пароход отплывал в Америку из Гётеборга. Он был действительно огромный — Пелле стоял на верхней палубе, смотрел на бурлящую далеко внизу воду и думал, что никогда раньше он не чувствовал себя таким маленьким. Время от времени пароход принимался устрашающе реветь, и маленькие кораблики вокруг не хотели отставать: тоже пытались реветь, но у них выходил какой-то хриплый писк.
Гётеборг исчез из виду, и повсюду на корабле начали бить склянки — это означало, что пришло время обеда.
«Неплохо бы скушать свиную котлетку», — подумал Пелле и направился вниз.
На трапе с верхней палубы он вдруг наткнулся на другого кота. Кот был ярко-рыжий. На голове у него была бескозырка, а на шее красовалась жёлто-голубая шёлковая лента. Он преградил Пелле дорогу.
— Извините, — сказал Пелле вежливо, — я хотел бы пройти вниз.
— А ты кто такой? — спросил кот. Его голос не предвещал ничего хорошего.
— Я Пелле. — Так вышло, что я еду в Америку.
— Так вышло! — передразнил кот. — Никто не едет в Америку, потому что «так вышло». Где твой билет?
— Думаю, что он там, внизу.
— Внизу? В третьем классе?
— Именно! — радостно подтвердил Пелле. — Именно там!
— Тогда не смей появляться здесь, в первом классе! Марш отсюда, пока я не выкинул тебя в море!
— Вы, наверное, родственник Монса? — спросил Пелле.
— Я корабельный кот первого класса! И мне поручено следить, чтобы всякие неизвестно откуда взявшиеся бродяги не болтались по нашей палубе! Чтобы духу твоего здесь не было!
— Должно быть, двоюродный брат Монса, — сказал Пелле, спускаясь по трапу.
Теперь он очутился на другой палубе, где двое мужчин кидали друг другу кольцо через сетку. Это было довольно забавно, поэтому Пелле уселся, и стал водить головой из стороны в сторону, следя за полётом кольца.
— Привет, малыш! — сказал один из игроков. — Хочешь поиграть с нами в палубный теннис?
«Э-э-э… — подумал Пелле, — ваше кольцо для меня, пожалуй, великовато…»
Но тут появился другой кот, совершенно чёрный. На нём тоже была бескозырка и узкая жёлто-голубая лента на шее.
— Ты кто такой? — спросил он.
— Я — Пелле, плыву в Америку.
— Балда, — сказал кот. — Мы все плывём в Америку. А билет у тебя есть?
— Он, наверное, там, внизу.
— Внизу? То есть в третьем классе?
— Именно там.
— Тогда тебе нечего делать в туристском классе.
— Вот оно что! — сказал Пелле. — Так ты корабельный кот туристского класса?
— Можешь записать это в записной книжке. Хотя у тебя её нет, разумеется.
— Записной книжки у меня и правда нет, — сознался Пелле. — А скажи мне, сколько классов на этом корабле?
— Есть туристский класс, совершенно замечательный. Есть третий класс, это ты там едешь, бедняга. Ну, есть ещё и первый класс, но я там не бываю. А теперь отправляйся отсюда, пока не попробовал моих когтей.
Бедный Пелле прямо-таки скатился с трапа и очутился на нижней палубе.
И надо же — здесь был ещё один кот. И у него на голове тоже была бескозырка, и на шее жёлто-голубая ленточка, хотя и не шёлковая.
— Смотри-ка! — воскликнул кот в бескозырке. — А это ещё кто такой? Я корабельный кот третьего класса, и должен сказать, что почти никого, кроме людей, здесь нет. Ничего плохого не хочу сказать о людях, но коты всё же лучше.
— Но ты же встречаешь котов первого и туристского класса? — поинтересовался Пелле.