– Да ты не волнуйся так! – Нюся погладила своей тоненькой лапкой Тешу по макушке, хотя сама едва не плакала. – Я вот тоже один раз… во двор выходила. И ничего! Всё хорошо со мной, видишь?
Теше было очень стыдно трусить, особенно при Нюсе. Но трусил он отчаянно.
– А ты мне… Бусы привези с моря, а? – Нюся уже загорелась новой идеей. А идея о новом украшении не могла не занять её целиком. – Я слышала, там, на море, такие красивые бусы делают, из ракушек. Мне Люба рассказывала…
– Ага, – вздохнул Теша. – Привезу… если жив останусь.
* * *Тут стоит сделать небольшое отступление. Как верно заметил Соколовский, у квартирных – свои Правила. Они не во всём совпадают с правилами, принятыми у людей. Но домовые и квартирные следуют своим Правилам, пожалуй, и получше, чем иные люди – своим.
Самое главное Правило для домовых и квартирных – это Правило Переезда.
Дело в том, что все домовые живут ровно столько, сколько стои́т их дом. Но если хозяева – люди – переезжая на новое место, позовут домового с собой, он должен ехать с ними. И живёт он тогда уже на новом месте – снова пока дом стои́т. Если только опять люди с собой не позовут.
Оттого и встречаются среди домовых долгожители вроде Соколовского-Квартирного. Семья, которой он верно служил много столетий подряд, не раз переезжала на новое место, но каждый раз кто-то из членов этой семьи говорил заветное: «Домовой, домовой, поехали со мной!» – или: «Хозяин, поехали с нами!»
Домовой или квартирный не может покинуть свой дом по собственной воле. И не отправиться со своим человеком, если позвали, – тоже не может.
Неспроста так всполошились квартирные из-за Мишиных слов. Сам того не желая, он произнёс те самые заветные слова, которые для домовых как заклинание, как договор, который нельзя нарушить.
* * *Спустя полчаса под Мишиной кроватью стоял большой деревянный сундук с коваными углами и большим висячим замком. В сундуке лежали сплошь нужные, по мнению Соколовского, вещи:
√ связка свечей,
√ четыре коробки хозяйственных спичек,
√ моток верёвки,
√ моток медной проволоки,
√ небольшой чугунный утюг,
√ кастрюлька-котелок,
√ несколько холщовых мешочков с травами,
√ два складных садовых стула,
√ складной же перочинный ножик,
√ тёплое одеяло,
√ солнцезащитный крем,
√ зонтик,
√ изрядно потрёпанная «Книга о вкусной и здоровой пище» 1931 года издания,
√ пакет сушёных груш,
√ пакет орешков и ещё тысяча мелких и крупных предметов совершенно уж загадочного назначения.
Теша с тоской смотрел на сундук и диву давался, как всё это в нём помещается.
– Может… утюг не надо?.. – с тоской и робкой надеждой спрашивал он.
– Надо! – непререкаемым тоном отрезал Соколовский. – Без утюга в походных условиях – никуда! Я-то знаю!
– Да куда же мы этот сундук-то денем?!
– А в чемодан. Наше-то барахлишко завсегда в хозяйский чемодан поместится, ты не смотри, что на вид они по размеру почти одинаковые. Да и сам ты в тот же чемодан залезешь. Травы не перепутай! Вот в этом мешке – от кашля, здесь – от гриппа, это от головной боли, вот от бессонницы, а это – от морской болезни…
– Какой болезни? – удивился Теша.
– Морской, – важно пояснил Соколовский. – Она, ну… от моря бывает. Люди, они от моря все больные и зелёные, а всё равно лезут.
В этот момент прямо из обоев показался ещё один любопытный нос. Нос хищно пошевелился, а затем его обладательница выбралась из стены, деловито прошлась по комнате и, заглянув в сундук, одобрительно кивнула.
– Привет, – хмуро кивнул Теша. – Я вот тут… собираюсь.
– Я знаю, – пожала плечами вошедшая и, нимало не смущаясь, пояснила: – Я подслушивала.
Звали новую гостью Маруней, была она по роду занятий квартирной, а по национальности – кикиморой болотной.
Родилась она когда-то на свет кикиморой, и любимым её занятием в молодости было заманивать путников на болото блуждающими огоньками. На почве общих интересов дружила в ту пору с лешим. А потом поселилась с людьми и стала кикиморой домашней, а позже и вовсе предпочла величать себя – домовой и о болотном прошлом вспоминать не любила.
– Ты, Теш, главное дело, с лешими дружбы не води, – авторитетно посоветовала она, – плохая компания. Ну и там, знаешь, русалки всякие… кикиморы опять же. В общем, много там всякого сброду будет. Так ты уж поостерегись, я-то знаю, о чём говорю!
– Ну, – хмыкнул мудрый Соколовский, – лешие-то, положим, и не самое худшее. И родня они нам, в конце концов, да и сами – в своём доме хозяева, как мы, только что дом у них – пуща лесная. Я так мыслю, что и подсобят, ежели чего…
– Ни. За. Что, – отчеканила Маруня. – Лешие – они…
– А я думал, – робко вмешался Теша, – Лешие – это так… вроде сказки.
Соколовский с Маруней разом замолчали, пристально посмотрели на Тешу, а потом вдруг расхохотались.
– Эх, молодо-зелено, – выговорил, наконец, Соколовский-Квартирный, отсмеявшись и вытирая выступившие слёзы кончиком бороды, – сказки… будут тебе сказки!
* * *– Ну не знаю, – заметил Прокопий Капитонович. – Не бывало ещё такого, чтобы человек домового с собой позвал, не насовсем уезжая.
– Так ведь в том-то и дело! – с горячностью подхватил Теша. – Страшно же! А ну как он назад меня забудет с собой позвать? И что тогда… там, в лагере, – насовсем оставаться?!
– Вот и нечего кататься бесперечь, – уверенно заявил Прокопий Капитонович.
– Так ведь… – Теша даже задохнулся от возмущения, однако не нашёлся что сказать и обернулся к Соколовскому-Квартирному.
Прокопий Капитонович с первого этажа считался в доме номер 67 личностью весьма уважаемой и авторитетной. Дело в том, что, в отличие от большинства юных квартирных – ровесников многоэтажки, – он появился на свет несколько десятков лет назад, в небольшом частном домике по соседству. Правда, своего переезда Прокопий Капитонович почти не помнил, поскольку благополучно проспал его, забравшись в комод. Выглянув из окна на следующий день, он увидел привычную картину – мусорный бак и угол металлического гаража, в точности такого же, какой был в его прежнем дворе. Поэтому он так и остался навсегда убеждён, что мир состоит из двух-трёх домов, и отовсюду в нём виден край гаража и мусорный бак. Тем не менее среди домоседов-квартирных он почиталася за великого путешественника.
Впрочем, спорить с авторитетом Соколовского, пережившего не меньше десятка переездов, он, конечно, не мог. Что, кстати, немало раздражало самого Прокопия Капитоновича.
Соколовский, степенно откашлявшись, кивнул, наконец, большой косматой головой:
– Человек сказал: «Поехали со мной!» Нельзя Правила нарушать! Сказано – надо!
Прокопий Капитонович открыл было рот, чтобы что-то возразить, однако его уже никто не слушал, а какая-то мелкая кикиморка даже шикнула на него.
– Ну так что там? Что дальше? – зашумели все сразу.
– Ну… – Теша оглянулся вокруг и, убедившись, что все собравшиеся на чердаке внимательно его слушают, набрал побольше воздуха: – Дальше был чемодан…
* * *Мишин чемодан оказался неожиданно тяжёлым. Хорошо, что на колёсиках.
«Что она туда насовала?» – недовольно думал Миша, выволакивая чемодан из такси. Маме трогать поклажу он не давал принципиально. Кто здесь мужчина, в конце концов?
Кругом сновали люди с чемоданами и тележками, таксисты зазывали пассажиров, диспетчер поминутно объявлял о прибывающих и отбывающих поездах. Мама между тем озиралась вокруг, ища кого-то глазами.
– Ну где же он? – Мама нахмурилась. – Сказал, будет в джинсах и оранжевой футболке. Никого похожего не вижу. А ты?
Миша молча помотал головой. Его внимание привлёк пёстрый ларёк неподалёку. На прилавке расположились разноцветные коллекции динозавров, роботов-трансформеров и каких-то журналов. Он дёрнул маму за рукав:
– Я схожу, посмотрю?
– Да, конечно, – рассеянно ответила мама, продолжая оглядываться.
Возле прилавка киоска стоял худенький темноволосый мальчик, одетый в короткие шорты и белую футболку. На носу у него красовались толстенные очки в пластмассовой оправе. На вид он был немного младше Миши. Мальчик придирчиво рассматривал сборный скелет тираннозавра, попутно непонятно для кого комментируя увиденное:
– Если хотите знать моё мнение, пропорции тела у данного тиранозавруса рекса соблюдены чрезвычайно неточно, – видно было, что полную усталую киоскёршу нисколько не интересует мнение темноволосого мальчика, но она терпеливо слушала, подперев щёку ладонью, а мальчик гнул свою линию: – Хвост, как минимум, слабоват. Вы себе, вообще, представляете, как бы он с таким хвостом держал равновесие? А вот эти передние конечности? И потом, эти зубы. Могу спорить, что ни у одного динозавра вообще – ни одного, вы слышите! – не может быть таких ровных и здоровых зубов! Это, в конце концов, неисторично. Динозавры не очень-то следили за гигиеной полости рта.