В то время, когда наш молодец с чужой женою был наедине в бане, муж купчихи приехал из гостей домой, и, въехав на двор, направился мимо стоявшей на проезде бани, к крыльцу дома, намереваясь там вылезть из коляски, но лишь только экипаж успел поравняться с той баней, где происходило молчаливое и бесцеремонное купание чужой жены с молодым прикащиком, который, ничего не подозревая, продолжал себе по-прежнему мыться, как вдруг вероломная купчиха, отворив банную дверь, закричала громким голосом своему старому мужу: — «Дорогой друг мой, милый муженек! поди-ка ты сюда, да посмотри, что здесь делается: ведь твой прикащик парится со мной вместе, в одной бане!»

Услышав из уст своей молоденькой жены такое откровенное признание, старый муж просто обезумел от неожиданности сообщения, и до того взбесился и воспылал в тот же момент ревностью, что готов был тут же на месте, сейчас же убить своего соперника, злодея-обольстителя, молодого прикащика. А еще более купец был возмущен тем обстоятельством, что из слов жены заключил о присутствии в бане прикащика как о злонамеренном со стороны последнего поступке, то есть, недогадливый муж, будучи вполне уверен в преданности своей жены, не допускал и мысли даже о возможности добровольного соглашения между женою и прикащиком, а предположил, что раз уж молодец очутился в бане, то он туда попал не иначе, как ворвавшись в банные двери насильно. И еще пуще разжигаемый этим собственным соображением, старый муж, что ураган, кинулся на зов жены к дверям бани, но едва лишь успел старик-купец подскочить к тем дверям, как молодая жена его, действительно бывшая в это время с молодым прикащиком наедине в бане, схватила таз и, наполнив его холодной водой, окатила сразу старика-мужа с ног до головы, в то же время сама расхохоталась на всю баню, проговорив затем сквозь смех своему опешившему мужу: — «Ах ты, старый друг мой сердечный, муженек! и как ты не мог понять такой простой шутки и на глазах у всей дворни, кинулся, как бешеный, в баню! Ну слыханное ли дело, чтобы мужняя жена, да на глазах у мужа, пошла бы с чужим молодцом мыться наедине в одной бане? И как же, милый ты мой, не мог сообразить такой простой вещи сам с собою? Успокойся: я здесь моюсь одна, и около меня не было и нет никого. А ты лучше ступай-ка теперь в дом, да сними твой мокрый кафтан и вели его сейчас же высушить». — Простосердечный и доверчивый муж, слыша шутки и смех над его несообразительностью, — рассмеялся и сам своей недогадливости и, совершенно успокоенный за свою супружескую честь, и еще более убежденный в верности своей молодой жены, пошел тотчас же к себе в дом, оставив в бане прикащика мыться с его коварною супругою и смеяться над его стариковской несообразительностью.

Когда муж-старик ушел и молодые люди — прикащик с хозяйской женою — остались вдвоем, то молодая женщина обратилась к своему другу милому, и начала говорить ему следующее: — «Ну, теперь довольно показывать мне пред тобою свои увертки: кажется, ты видел их достаточно, и полагаю, что убедился в моей способности ловко обманывать и проводить моего старого мужа, от которого я всегда и во всем сумею отговориться. И теперь, кто бы ни стал говорить что-либо моему мужу про нашу с тобою любовь, — он ни за что и никому не поверит. Перед тобою же я ни в чем не солгала, и показала тебе все свои увертки, и теперь мы можем с тобою спокойно любить один другого всю жизнь».

И затем, после всего вышеописанного, между прикащиком и его молодою хозяйкою установилась прочная дружба и верная любовь, и так они жили и веселились вместе довольно долгое время. Когда же муж-старик умер, то молодая купчиха, оставшись богатой и свободной вдовой, вышла замуж за своего возлюбленного, и наш молодец из прикащика сделался хозяином и стал еще веселее поживать со своей молодой женою.

Насмотревшись же ранее на все бабьи увертки, какие проделывала его жена, будучи замужем еще за старым купцом, он теперь боялся как бы и с ним того же не случилось, а потому относился к ней с полным уважением и обращался всегда как нельзя более любезно и по-хорошему. «А то, — думал он, — ее ведь не поймаешь, как раз на глазах проведет!» И так они жили долго и счастливо при полном супружеском согласии и во всем довольные друг другом.

Жил-был Анфий да Марья; детей у них не было. Раз Анфий и говорит Марье: свари-ка мне три десятка яиц, я пойду да продам! А дело было перед Пасхой и яйца очень дороги. Марья сварила яйца, он выкрасил их и понес продавать. Взял он по рублю за яйцо, денег у него стало тридцать рублей. Пришел он в одну гостиницу, подал десять рублей и говорит: я к вам ужо приду, так запью и заем. [1] Приходит в другую, там подает 10 руб., также и в третью.

Вот идет он и видит своего ближнего соседа, богатого мужика и стал звать его с собою в гостиницу. — Пойдем, говорит, выпьем водки. — А богатый сосед выпивать был лютый, пошел с ним. Зашли они, Анфий и потребовал на 10 руб. водки и закуски. Когда они напились и наелись, Анфий ударил по столу шапкой (а шапка у него была о четыре угла) и спрашивает: чай пили? Половые отвечают: пили. — Денежки платили? — Платили, отвечают. И пошли они в другую гостиницу. И там то же самое: напились, наелись. Анфий ударил по столу шапкой и спрашивает: Чай, водку пили? — Пили. — Денежки платили? — Платили. — Встали, пошли в третью, и там то же самое. Тут богатый мужик и сметил: это, думает, у Анфия шапка отвечает. И спрашивает его: У тебя не шапка ли отвечает? — Шапка, говорит. — Продай мне ее? — Купи. — Дорога ли? — Сто рублей. Отдал мужик деньги и вышел. И встречает своего товарища и зовет его в гостиницу. Зашли они, богатый мужик и потребовал всего на сто рублей. Они все съели и спили, мужик и стал колотить шапкой о стол. — Ели и пили? — спрашивает. — Пили. — Денежки платили? — Нет, говорят, не платили. — А, говорит, постой! Не тем углом колочу. — И спрашивает опять: пили? — Пили. — Денежки платили? — Нет, говорят, не платили. И зачал тут богатый мужик колотить всей шапкой. Нет, все говорят, не платили. — Ну, Анфий меня обдул, говорит мужик, пойду, взыщу с него! Заплатил деньги и пошел домой.

А Анфий знает, что богатый мужик придет, нарядился покойником и лег под образа. Вот приходит и спрашивает: что, Марья, Анфий помер? — Помер. — Ох, как он меня обдул, дай Бог ему царство небесное со светлым пуговицам, под ж…у огонь!

В это время Марья подошла к покойнику и взяла из угла под образами какую-то ладонку, которая Анфием была приготовлена заранее, и поднесла эту ладонку [2] ко рту Анфия. Анфий поцеловал поднесенное ему женою и встал. — Что, спрашивает богатый мужик, — от ладонки воскрес? — Да, от ладонки. — Продай мне эту ладонку? — Купи. — А дорога ли? — А давай сто рублей, да старинное не поминай. Богатый мужик согласился и, уплатив деньги, взял с собою ладонку и пошел с ней домой. Приходит мужик домой и говорит своей жене: жена! я ладонку купил, теперь мы век не умрем.

Вот и стал богатый мужик ездить везде, где кто умирает, и услыхал, что в одном городе у богатого купца умирает дочь, и сейчас туда. Приехал, а уж она трудится [3], а все ревут. — Не ревите, говорит, она сейчас воскреснет. Приложил ей ладонку ко рту, она не воскресает. — Должно быть, худо приложил, — думает, надо хорошенько приложить. Приложил в другой — нет, все не воскресает, а умерла. Купец и закричал: ах ты, сиволапый! ты ее убил; я тебя сейчас посажу под арест. — Ой, не сади, пожалуйста! я тебе дам сто рублей. Подал сто рублей и скорей домой. — приехал домой и говорит: опять меня Анфий обул: пойду, взыщу с него 200 рублей.

И пошел к Анфию. А Анфий поймал двух ворон и посадил одну в шкаф, а другую понес на базар. Уходя, натаскал в избу разного хламу и наказал жене: когда мы придем с соседом богачом, чтобы все это было прибрано и закуска приготовлена.

Приходит сосед, богатый мужик, а в избе лом и душище. И спрашивает он: где Анфий? А жена говорит: на базаре. — Пойду на базар, говорит мужик, там с него и взыщу. Пошел он на базар и отыскал там Анфия. — А что, отдашь деньги? — Отдам, говорит, пойдем домой. — Не пойду, у тебя в избе такое душище. — А вот я отпущу вестника, так он скажет дома, и там все приберут. — Какого вестника? — Вынул Анфий из-за пазухи ворону и наказывает ей: поди, говорит, полетай домой и скажи моей жене, а твоей тетушке, чтобы она в избе разобрала и угощение припасла. Отпустил ворону, та и полетела.

Походили они по базару и пошли в деревню к Анфию. Приходят, а у него в доме все чисто, и угощение готово; ворона из шкафа выпущена и овес клюет. Богатый мужик и спрашивает: что, Анфий, это вестник — тот и есть? — Да, это и есть. — Продай мне его? — Купи. — А дорог ли? — Давай сто рублей, да старинное не поминай.

Купил богатый мужик ворону и унес ее к себе домой. Принес и говорит своей жене: жена! я купил ворону, которая все может сказать. Наноси ты в избу разного хламу и лому, а я уйду на базар, а оттуда пришлю сказать тебе, чтобы все в избе было прибрано, и она сейчас прилетит сюда и передаст тебе мое приказание.