Черт и сказал ему:

— Садись, я тебя умою, причешу, побрею, обстригу тебе ногти и волосы и глаза промою.

Когда все это было сделано, черт дал ему другой ранец, полнехонек сору, и сказал:

— Ступай и скажи хозяину гостиницы, чтобы он тотчас же возвратил тебе твое золото, а не то я сам к нему явлюсь и унесу его сюда — пусть здесь вместо тебя огонь под котлами разводит.

Солдат вышел из ада, пришел к хозяину и сказал ему:

— Ты украл у меня золото, и если не отдашь его, придется тебе идти в ад на мое место и будешь ты выглядеть таким же чудовищем, как я.

Хозяин тут же поспешил возвратить украденное золото, попросив никому о том не сказывать, и солдат с той поры разбогател не на шутку.

Направился он к своему отцу, купил себе какой-то плохонький холщовый сюртучишко и стал всюду на пути всех музыкой забавлять: он музыке научился у черта в аду.

Однажды довелось солдату играть перед стариком королем, и тому так его музыка понравилась, что он пообещал выдать за солдата замуж старшую дочь.

Но чуть только дочь услышала, что она должна выйти за бродягу в дрянном белом сюртучишке, она сказала отцу:

— Нет, уж я лучше утоплюсь, чем за него замуж пойду.

Король не стал с ней спорить и отдал за него младшую, которая вышла за солдата по любви к отцу; таким образом чумазый братец черта получил королевну в жены, а по смерти короля — и все его королевство.

Мой отец имел в Бальсоре небольшую лавку. Он был ни беден ни богат и был одним из тех людей, которые неохотно решаются на что-нибудь, из страха потерять то немногое, что имеют. Он воспитывал меня просто и хорошо и вскоре достиг того, что я смог помогать ему. Как раз в то время, когда мне исполнилось восемнадцать лет и когда он решился-таки на свое первое крупное предприятие, он умер, вероятно, от тревоги, что вверил морю тысячу золотых.

Вскоре после его смерти пришло известие, что корабль, на который мой отец отдал свои товары, пошел ко дну. Эта неудача, однако, не смогла сломить мое юношеское упорство. Я окончательно превратил в деньги все, что оставил мой отец, и отправился испытывать свое счастье на чужбине. Меня сопровождал только старый слуга моего отца, который по давней привязанности не захотел расставаться со мной.

В гавани Бальсоры мы сели на корабль при благоприятном ветре. Корабль, на котором я купил себе место, направлялся в Индию. Мы пробыли в пути уже пятнадцать дней, когда капитан объявил нам о приближающейся буре. Он был задумчив, потому что в этом месте он, вероятно, недостаточно хорошо знал фарватер. Капитан велел убрать все паруса, и корабль сбавил скорость.

Наступила ночь, но вокруг было спокойно, и капитан даже подумал, что обманулся и буря прошла мимо. Вдруг неподалеку от нашего корабля пронесся другой корабль, которого мы раньше не видели. С его палубы раздавались дикое ликование и крики, чему я в тот страшный час перед бурей немало удивился. А капитан, стоявший рядом со мной, побледнел как смерть.

— Мой корабль погиб! — воскликнул он. — Там носится смерть!

Еще прежде чем я успел спросить капитана о том, что он имеет в виду, с воплями и криками вбежали матросы.

— Вы его видели? — кричали они. — Теперь мы погибли!

Капитан велел читать вслух утешительные изречения из Корана и сам встал к рулю. Но напрасно! Буря разбушевалась, и не прошло часа, как корабль затрещал и начал разрушаться. Были спущены лодки, и едва палубу покинули последние матросы, как корабль на наших глазах пошел ко дну, оставив меня в открытом море без последних средств к существованию. Но несчастья на этом не закончились: буря свирепствовала все сильнее, лодкой уже нельзя было управлять. Я крепко обнял своего старого слугу, и мы пообещали не покидать друг друга до последней минуты.

Наконец наступило утро. Но с первым проблеском утренней зари ветер подхватил лодку, в которой мы сидели, и опрокинул ее. Падение оглушило меня, а когда я очнулся, то почувствовал, что старый верный слуга крепко держит меня одной рукой, в то время как другой ухватился за опрокинутую лодку.

Буря постепенно улеглась. От нашего корабля ничего уже не было видно, но недалеко от себя мы вдруг заметили другой корабль, к которому волны понесли нас. Когда мы приблизились, я узнал тот самый корабль, который ночью пронесся мимо и который навел на капитана такой страх. Я почувствовал ужас: корабль казался совершенно безлюдным, и на его палубе никто не появился даже после того как мы начали громко кричать, призывая на помощь. Однако, как бы ни было нам страшно, этот корабль был нашим единственным средством спасения, поэтому мы изо всех сил старались приблизиться к нему.

С носа корабля свешивался длинный канат, и нам стоило немалых усилий, чтобы уцепиться за него. Я еще раз попробовал позвать на помощь, но на корабле по-прежнему было тихо. Тогда мы стали взбираться по канату наверх; я как более молодой — впереди. О ужас! Какое зрелище представилось моим глазам, когда я вступил на палубу! Она была красной от крови; на ней лежали двадцать или тридцать трупов в турецких одеждах; у средней мачты стоял человек, богато одетый и с саблей в руке, но его лицо было бледным и застывшим, а лоб был пробит большим гвоздем, приковавшим его к мачте. Человек тоже был мертв. Ужас сковал меня, я едва смел дышать. Наконец и мой спутник влез наверх. И его поразил вид палубы, которая была полна ужасных мертвецов. Наконец, помолившись в душевном страхе Пророку, мы решились пройти дальше. На каждом шагу мы оглядывались, опасаясь, что нам представится что-то еще более ужасное или мертвый, пригвожденный к мачте капитан направит на нас свои неподвижные глаза.

Наконец мы подошли к лестнице, которая вела в трюм. Там мы невольно остановились и посмотрели друг на друга, потому что оба не решались выразить свои мысли прямо.

— Господин, — сказал наконец мой верный слуга, — здесь произошло что-то ужасное. Однако, если даже корабль там внизу наполнен убийцами, все-таки я предпочитаю безусловно сдаться им, чем оставаться здесь, среди этих мертвецов.

Я думал так же, как он. Мы собрались с духом и стали спускаться вниз, исполненные страха, но и здесь была мертвая тишина. Мы остановились возле каюты. Я приложил ухо к двери и прислушался — никаких звуков. Я отворил. В каюте был полный беспорядок: одежда, оружие, утварь — все было разбросано. Мы пошли дальше, из помещения в помещение, из комнаты в комнату, и везде находили чудные запасы шелка, жемчуга, сахара. При виде этих богатств я обрадовался: ведь на корабле никого нет, думал я, значит все можно присвоить себе. Но Ибрагим обратил мое внимание на то, что мы, вероятно, еще очень далеко от берега, до которого одни, без чьей-либо помощи не сможем добраться.

Мы подкрепились кушаньями и напитками, которые нашли в изобилии, и опять поднялись на палубу. Но здесь нас снова охватил ужас при виде трупов. Мы решили избавиться от них и выбросить их за борт. Но к великому нашему изумлению оказалось, что ни один труп нельзя сдвинуть с места! Они лежали на полу как заколдованные… Капитана тоже невозможно было оторвать от мачты; мы даже не смогли вырвать саблю из его окоченевшей руки.

Мы провели день, печально размышляя о своем положении; когда же приблизилась ночь, я позволил старому Ибрагиму лечь спать. Сам я решил бодрствовать на палубе, но когда взошла луна, мной овладел непреодолимый сон. Впрочем, это было скорее оцепенение, чем сон, потому что я ясно слышал удары волн о борт корабля и шум парусов от ветра. Вдруг мне показалось, что я слышу голоса и чьи-то шаги по палубе. Я хотел приподняться, чтобы посмотреть, кто это, но невидимая сила сковала меня — я даже не смог открыть глаза. А голоса становились все яснее; иногда казалось, что среди них я различаю сильный голос капитана, при этом я ясно слышал, как поднимали и опускали канаты и паруса. Но мало-помалу я терял сознание и впадал во все более глубокий сон, сквозь который слышал, однако, шум оружия. Проснулся я лишь тогда, когда солнце стояло уже очень высоко и начало жечь мне лицо.

Я осмотрелся вокруг себя: все было точно так же, как вчера. Мертвецы лежали неподвижно, неподвижен был и прибитый к мачте капитан. Я встал, чтобы разыскать своего старика.

— Господин! — воскликнул он, когда я вошел к нему в каюту. — Я предпочел бы лучше лежать глубоко на дне моря, чем провести еще хотя бы ночь на этом заколдованном корабле! Выслушайте меня! Проспав несколько часов, я проснулся и услыхал, что над моей головой кто-то бегает взад и вперед. Сперва я подумал, что это вы, но наверху бегали по крайней мере двадцать человек, притом я слышал возгласы и крики. Наконец на лестнице раздались тяжелые шаги. Потом я ничего уж не сознавал; лишь временами сознание на несколько минут возвращалось ко мне, и тогда я видел, что тот самый человек, который наверху пригвожден к мачте, сидит там, за тем столом, поет и пьет; а тот, который в ярко-красной одежде лежит сейчас на полу недалеко от него, сидит около него и пьет вместе с ним.