Совещаются господа. А озлобленные и взбунтовавшиеся слуги подрезали стропила над залой, и когда господа особенно увлеклись разговорами, рухнул над ними потолок, накрыла их большая и тяжелая городская башня и всех их уничтожила.

Когда слуги услыхали, что рухнула башня, убежали они из города.

И так остался город и без охраны, и без слуг, и без разодетых господ, — разрушен и пуст, как кладбище.

Разнеслась вскоре об этом весть по всему княжеству, но ни одна живая душа не пошла посмотреть на мертвый город. А собрались люди со всех концов княжества и отправились под Кипень-гору, чтобы упросить Релю быть их князем, потому что прослышали они о его силе и мужестве и о мудрости благородной княгини. Обещали также люди выстроить им своими руками белые хоромы княжеские.

Реля принял предложение народа, так как правильно думал, что Бог дал ему столько силы и мужества и столько доброты и справедливости как раз для того, чтобы он мог он быть полезен своему княжеству.

Итак, Реля стал князем, а престарелая княгиня к концу жизни дождалась великой радости. И когда княгиня и Реля с Ягленцом и Рутвицей в первый раз входили в новые белые хоромы, большое было торжество. Деревенская детвора усыпала их путь васильками, а мужчины и женщины, бросаясь к княгине, целовали подол ее одежды.

И княгиня, вся сияя от радости, вспомнила, что все это случилось лишь благодаря верности Рутвицы и Ягленца, и прижала к сердцу своему Рутвицу и Ягленца, сказав:

— О как счастливо то княжество, где благосостояние охраняют не войско сильное, не укрепленные города, а матери и дети в пастушеской избушке. Такое княжество пропасть не может!

Князь Реля впоследствии женился на Рутвице, и никогда на свете не было княгини красивее и любезнее княгини Рутвицы.

Ягленац вырос в красивого и ловкого юношу и любил ездить верхом на коне караковом и часто на своем скакуне проезжал он по Кипень-горе, на вершине которой рабочие строили новую церковку на святом озере.

ОБОШЕЛ жупан Юрина всю свою обширную жупанию, чтобы увидать, где что есть, и кто в чем нуждается. Так подошел он и к одному небольшому полю. На поле виднелось из земли девять малых яворов[3], но лишены они были совершенно воды. Пожалел жупан яворы и приказал крестьянам провести к ним воду. Выкопали крестьяне яму, вывели из нее ручеек, и когда вода побежала яворам под корни, говорить жупан Юрина:

— Теперь, яворы мои дорогие, растите и обгоняйте один другого, сколько у кого будет силы, — и пошел дальше. А так как у жупана большая была жупания и забот много, то вскоре забыл он про эти яворы.

В то время, как жупан возился около яворов, пробирался по небу дед Неумойко. Дед Неумойко не моется, не бреется, ногтей не стрижет, а все только при заре на рассвете да в сумерки по небу бродит. На ногах у него лапти-скороходы, а на голове шапка-зачерпалка. Лаптями-скороходами он с облака на облако ступает и в два шага все небо проходит; шапкой-зачерпалкой у источников воду черпает и по всем лугам росу рассыпает. Бородой он ветер разгоняет, а ногтями облака рассекает и туда, где нужно, дождь посылает. И туман он рассеивает, чтобы солнце разгоралось, и за землей наблюдает — растет ли пшеница.

В то утро дед Неумойко как раз над полем оказался и увидел, как жупан заботится о молодых яворах.

Умилится дед Неумойко, если ты травинку поправишь, а если ствол поддержишь и выправишь, то братом тебя назовет. Потому что ничего нет для него на свете милее леса и луга. Искони из-за облаков глядит он на них, как они землю покрыли, и если где-либо случайно белеет двор, то дед этого понять не может и упрямо думает, что ничего и нет там!

Увидев, как жупан ухаживает за яворами, дед говорит;

— Очень хороший человек этот жупан, если и на маленькие яворы обращает внимание. Надо ему помочь.

И ежедневно стал дед Неумойко приходить и яворы росой осыпать, дождем поливать и солнцем согревать. А яворы, которых было девять, росли, как милые братья, и одна красота была на них глядеть!

Подле яворов выросло и десятое деревце — малый граб[4]. Яворы под облака вытягиваются, спешить за ними и граб, но догнать их этот малыш не может.

Три раза уже лето сменилось, и вот однажды утром вышел жупан Юрина на башню своего города. Увидел жупан Юрина длинный ряд уездов своей жупании и приятно ему было посмотреть на зеленеющую, словно на Юрьев день разукрашенную жупанию. Заметив на поле девять тех яворов, вздохнул он печально. Тяжкая была в сердце жупана печаль, оттого что всех его детей мужского пола смерть уносила, словно недруг какой их проклял.

— Боже милостивый! Как красивы эти яворы! Если бы у меня было таких же девять малюток — жупанчиков! — вздохнул жупан.

Лишь только сказал он это, как появился перед ним на башне некий старец. Одежда его была изорвана, борода нечёсана. Увидя его бороду и одежду, подумаешь, что это последний бедняк: но лишь только взглянешь ему в очи, тотчас увидишь, что, если он не знает того, что ты знаешь, то зато знает то, чего ты знать никогда не будешь.

— Пошли, жупан, слуг на поле. Пусть они срубят девять малых яворов и принесут тебе девять чурок. А ты приготовь девять колыбелек и пригласи девять нянюшек, и пусть они в колыбельках покачивают чурки от первой звезды до полуночи. Когда наступит полночь, оживут девять чурок, и станет так у тебя, во дворце, девять жупанчиков. Но не держи их у себя в хоромах, не оберегай их ни от росы, ни от инея. Пусть мальчишки растут под дождем и солнцем, потому что они деревца, из земли выросшие.

Такие отдал дед Неумойко распоряжения потому, что он знает, как растут яворы, — да, но не знает он, что такое хоромы жупана! Распорядился и в миг исчез с башни.

В тот же день отправил жупан Юрина дворецкого со слугами на поле. А когда слуги срубили девять яворов, говорить им дворецкий:

— Срубите и вон тот молоденький граб, сделаю я себе из него топорище.

Срубили слуги граб и понесли его вместе с чурками яворовыми во дворец жупана.

Когда они подошли ко дворцу, а там уже Елена, госпожа благородная, разместила девять золотых колыбелек в дворцовом саду. Разложила она чурки по колыбелькам, а нянюшки их ногами покачивают. Качали они так, качали от первой звезды до полуночи. Когда начала приближаться полночь, нянюшки неожиданно все уснули. А когда они от сна пробудились — в колыбельках оказалось девять мальчишек, будто девять румяных яблок.

От превеликой радости не знает, что делать Елена, госпожа благородная. Так как не смеет она держать жупанчиков в хоромах, то распорядилась разбить в саду девять шатров шелковых, чтобы охранять детей от холода и жары.

— Ну где же это видано, чтобы дети жупана так росли, что ночью их роса орошает, а днем солнце палит? Одно — яворы в поле, а совсем другое — жупанчики во дворце жупана! — размышляла Елена, госпожа благородная.

Этой же ночью появился дед Неумойко и заглянул в сад. Заметив девять этих шатров, он сразу же глубоко оскорбился. Возненавидел дед все, что сам же устроил! С незапамятных времён видит он белое тонкое полотно на лугу, и к нему все еще не мог привыкнуть, как следует: все его сомнения одолевают, когда он видит, как женщины где бы то ни было полотно расстилают. А теперь ни за какие сокровища не вошел бы он в шатер, да еще в такой шатер-шелковый, разукрашенный!

— О, девять напрасно загубленных яворов, — рассвирепел дед Неумойко. — Легче мне было бы для тебя, жупан, пол-леса обратить в жупанчиков, чем тебе одного жупанчика на росу вынести.

Ушел дед, ушел и больше уже жупанчиков не посещал. А так как жупанчиков в ту первую ночь роса не оросила, то остались их головы лысыми, голыми. Но во дворце жупана не трудно бороться с этим! Сделали детишкам шелковые колпаки, чтобы не видно было видно лысин. А дети стали расти и развиваться, и не нарадуется им вся челядь дворовая. Но, увы, есть одна мрачная душа, которая ими была недовольна.

Когда слуги во главе с дворецким принесли чурки и разложили их по колыбелькам, остался десятый, тоненький граб.

Взял дворецкий грабовую чурку и бросил ее старому дроводелу, который там среди остальной челяди находился.

— Из него ты мне сделаешь топорище, — сказал дворецкий. — Но не подумай ты, старая беда, переменить его, потому что я его узнаю по этой, смотри, красной сердцевине.

Когда дроводел пришел к себе в избушку и принес грабовую чурку, то рассказал жене своей всё, что было во дворце жупана. Старуха все хорошо поняла; подумала и что-то придумала. Ничего не говоря, вошла она в хату, вынесла на двор, под лунный свет, корыто, сделала в нем из соломы постельку, положила в корыто грабовую чурку и начала качать. Качает старуха, качает и все глядит на эту чурку в корыте, покамест у нее около полуночи не помутилось в глазах. На минутку вздремнула старуха, а когда от сна пробудилась — в корыте лежал маленький ребёнок: мал, как рука, тонок, как прутик.