В замке был праздник. Все танцевали и веселились, о Пальчике никто больше не думал. Прошло уже восемь дней с тех пор, как он ушёл. Кто же мог сомневаться в том, что великан его съел?

И вдруг раздался страшный грохот. Дворец задрожал и зашатался от основания до самой крыши.

Это великан ударом ноги вышиб большие дворцовые ворота, которые были для него слишком низки.

Все бросились к окнам и увидели Пальчика — он преспокойно сидел на плече у страшного великана.

Дамы закричали от ужаса, мужчины схватились за шпаги, а Пальчик как ни в чём не бывало перешагнул с плеча великана прямо на балкон второго этажа и, преклонив перед своей невестой колено, произнёс:

— Принцесса, вы желали иметь одного раба, перед вами — два!

Эту любезную фразу на следующий день напечатали в «Придворной газете», и все кавалеры повторяли её своим дамам, хотя ни у кого из них не было такого слуги, как у Пальчика. Но в ту минуту, когда Пальчик произнёс эти слова, они привели в замешательство весь двор.

Разумеется, больше всех были встревожены принцесса и король.

Его величество отозвал свою дочь в сторону и сказал ей шёпотом:

— Дочь моя, к сожалению, у нас нет больше никаких оснований отказывать этому отважному молодому человеку. Пожертвуй собой для блага государства. Принцессы редко выбирают женихов по собственному вкусу.

Но принцессу не так-то легко было уговорить. Она сделала глубокий реверанс и сказала:

— Дорогой отец! Принцессы, как и все другие девушки, мечтают выйти замуж за того, кто им понравится. Позвольте же и мне выбрать жениха по сердцу. — И, повернувшись к Пальчику, она сказала — Маркиз Пальчик, я вижу, что вы смелый юноша и что вам везёт во всех делах, за которые вы берётесь. Но, прежде чем согласиться выйти за вас замуж, я хотела бы знать, так ли вы умны и находчивы, как сильны и отважны. Я предлагаю вам последнее испытание. На этот раз вам не придётся бродить по дремучим лесам и покорять великанов. Вашим противником буду я сама, а вашей наградой, если вы окажетесь победителем, будет моя рука.

В знак согласия Пальчик отвесил низкий поклон, и все отправились в тронный зал. К ужасу придворных, великан уже был там.

Он сидел посреди зала на полу, чуть ли не упираясь головой в потолок. Если бы он вздумал встать на ноги, он пробил бы головой крышу.

Пальчик сделал ему знак. Великан сейчас же подполз к нему на четвереньках и уселся у его ног, готовый в любую минуту защитить своего господина. Это была сила на службе у разума.

— Посмотрим, — сказала принцесса, — кто из нас способен, не сморгнув глазом, выслушать любую ложь и небылицу. Первый, кто не выдержит и скажет: «Это уж слишком!»— будет считаться побеждённым.

— В угоду вашему высочеству я готов вытерпеть всё на свете — не только шутливую ложь, но и суровую правду, — сказал Пальчик.

— Ну что ж, начнём, — сказала принцесса. — Знаешь ли ты, что за луга в наших поместьях? Если два пастуха на разных концах луга заиграют в рожок, то один не услышит другого. Вот какие у нас поместья!

— Это что! — сказал Пальчик. — Посмотрели бы вы, какой скотный двор у моего отца! Если в одни ворота впустить двухмесячную тёлку, то из других она уже выйдет дойной коровой.

— Что же тут удивительного! — сказала принцесса. — Зато, уж наверное, у вас нет такого большого быка, как у нас. Если два человека сядут к нему на рога и каждый возьмёт палку в десять локтей, то всё равно они не смогут дотянуться друг до друга.

— Это что! — сказал Пальчик. — У нашего быка такая голова, что если на рогах у него усядутся два человека, то им не разглядеть друг друга даже в подзорную трубу.

— Что ж тут удивительного! — сказала принцесса. — Но, уж наверное, ваши коровы не дают столько молока, сколько наши. Одного только сыру — не говоря о масле и сметане — у нас столько, что мы складываем из него каждую неделю гору ничуть не ниже большой египетской пирамиды.

— Это что! — сказал Пальчик. — У нас дома делают такие большие круги сыра, что однажды, когда наша кобыла упала в сыроварный котёл, мы искали её целых шесть дней. А когда мы, наконец, нашли лошадку, оказалось, что она ударилась о дно и сломала себе спинной хребет. Мы вырубили молодую сосенку и поставили её на место хребта. И что же вы думаете, в одно прекрасное утро сосна пустила росток, а через три дня он поднялся так высоко, что я вскарабкался по его веткам на самое небо. А на небе сидела какая-то старушка и пряла пряжу из морской пены. Мне захотелось узнать, прочная ли это пряжа. Я взялся за ниточку, потянул, вдруг — крак! — нитка оборвалась, и я полетел с неба на землю, да так прямо и угодил в мышиную норку. И знаете, кого я там увидел? Мою покойную бабушку и вашего дедушку — покойного короля. Они сидели и вязали на спицах шерстяные чулки. И за то, что ваш дедушка спустил петлю, моя бабушка дала ему такую оплеуху, что у него даже усы затряслись…

— Ну, это уж слишком! — возмутилась принцесса. — Никто никогда в нашем роду не вязал чулок и не получал оплеух!

— Она сказала: «Это уж слишком!»— закричал великан. — Ура! Принцесса наша!

— Нет ещё, — упрямо сказала принцесса. — Я хочу загадать маркизу Пальчику три загадки. Скажите, маркиз, что вечно падает и никогда не разбивается?

— Ах, эту загадку я слышал ещё от моей матушки! — сказал Пальчик. — Это водопад.

— А ведь верно! — закричал великан и захлопал в ладоши. — Нет, подумайте, кто бы ещё мог догадаться!

Принцесса покраснела с досады.

— Теперь скажите, — продолжала она, нахмурив брови, — кто каждый день ходит по одной и той же дороге, но никогда по ней не возвращается?

— Ах, эту загадку я слышал ещё от моей бабушки! — сказал Пальчик. — Это солнце.

— Он знает всё на свете! — закричал великан и хлопнул себя по колену.

— Предположим, — сказала принцесса, бледнея от гнева. — Остаётся одна, последняя загадка. Отгадайте: что я думаю, а вы не думаете? Что вы думаете, а я не думаю? Что думаем мы оба? И чего не думаем ни вы, ни я.

Пальчик нахмурился и замолчал.

— Не ломайте понапрасну голову, мой повелитель, — сказал великан. — Я-то хорошо знаю, какое это неприятное занятие — ворочать мозгами! Если задача такая уж трудная, я унесу принцессу — и делу конец! Только мигните мне.

— Силой, мой друг, ничего не сделаешь, — ответил Пальчик. — Кто-кто, а уж ты-то должен это хорошо знать. Помолчи и не мешай мне думать.

Великан замолчал, а Пальчик стал думать. Чем больше он думал, тем веселее становилась принцесса и тем печальнее делался великан.

Но вот Пальчик усмехнулся, поклонился принцессе и заговорил:

— Вы думаете, ваше высочество, что я ни за что не придумаю отгадки к вашей загадке, а я этого не думаю. Я думаю, что, ваше величество, по доброте души думаете, будто я не так уж недостоин вашей благосклонности, а вы думаете, что я этого не думаю. Мы оба думаем, что на свете немало людей поглупее нас с вами и, наконец, ни вы, ни я не думаем, что высокий рост моего бедного великана и высокий пост вашего высокочтимого отца являются свидетельством…

— Довольно! — сказала принцесса. — Вот вам моя рука.

— Но что же вы всё-таки думаете обо мне? — воскликнул король. — Или, вернее, не думаете?

— Мы думаем, дорогой отец, что среди королей вы самый мудрый, — и больше мы ничего не думаем.

— Совершенно правильно, — ответил король. — Я и сам это думаю. Маркиз Пальчик, за такие здравые мысли я жалую вам титул герцога.

— Ура! Да здравствует герцог Пальчик! Да здравствует мой повелитель! — закричал великан так громко, что можно было подумать, будто во дворце грянул гром.

К счастью, все обошлось благополучно, если не считать трёх обмороков и двадцати разбитых стёкол.

О свадьбе принцессы и Пальчика не стоит долго рассказывать. Все свадьбы похожи одна на другую.

Однако правдивый историк не может умолчать о том, что присутствие великана прибавило много блеска этому великолепному торжеству.

При выходе из церкви он поднял карету новобрачных, поставил её вместе с лошадьми себе на голову и так донёс до ворот замка.

Это одно из тех происшествий, которое стоит отметить, потому что их можно видеть не каждый день.

Вечером в столице было устроено пышное празднество. Пиры, речи, свадебные песни, фейерверки, гирлянды и букеты — всего было вдоволь. Словом, было всеобщее ликование.

Во дворце и на городских площадях пели, ели, пили, говорили. Только одному человеку было не до веселья, и он угрюмо сидел, забившись в самый тёмный угол дворца: это был Поль. Он даже радовался, что у него отрезаны уши и от этого он почти не слышит восторженных похвал Пальчику. Он даже готов был сам выколоть себе глаза, чтобы не смотреть на счастливые лица новобрачных. Со злости он в конце концов убежал в лес, и там его съели медведи. От души желаю того же всем, кто завидует чужому счастью.