— Встаньте сзади! — сказал Карбонель остальным. — И помните, если вы меня любите, не издавайте ни звука. Розмари, что бы ни произошло, умоляю, не вскрикивай.

Розмари кивнула. Молодой человек тяжело опустился на тележку. Розмари оседлала метлу. До этого у нее от волнения пересохло во рту, но теперь, когда она надела шляпу, стало прохладно, и девочка чувствовала всю необычность того, что ей предстоит. Метла подрагивала в ожидании полета, Розмари нежно ее погладила.

— Давай! — крикнул Карбонель.

Розмари наклонилась над котлом и бросила косичку в центр бурлящей воды, которая поднялась навстречу травам бурной пеной. Не задумываясь ни на секунду, Розмари произнесла:

Метла встряхнулась и медленно оторвалась от земли. В тот же момент из котла начал бить фонтан, так что, кружась на метле, Розмари только в редкие секунды видела своих друзей, сидевших внизу: Джон и Квартиросъемщик сидели на тележке с открытыми ртами и не сводили с нее изумленных глаз, а Карбонель, напряженный, вытянутый, как струна, сидел на перевернутом ведре. Метла описывала большие круги на огромной скорости, так что косички Розмари выбились из-под шляпы, и девочке приходилось одновременно сохранять равновесие и следить, чтобы шляпа не свалилась с головы, но она справилась с этой задачей.

На пятом кругу фонтан, бивший из котла, начал иссякать, на шестом он превратился в небольшую струйку, а после седьмого круга, когда метла мягко приземлилась, от фонтана не осталось и следа. Костер продолжал полыхать, но вода в котле больше не кипела, она была спокойной и неподвижной. Розмари с удовольствием посмотрела на неподвижную гладь, по которой плавала гирлянда, сплетенная из семи различных вьющихся растений. Розмари наклонилась над котлом и очень осторожно приподняла гирлянду ручкой метлы. И вдруг, о чудо! Сухие травы превратились в прекрасные цветы. Там был шиповник, и бриония, и белые трубочки вьюнка, слегка тронутые розовым, и сладко пахнущие пучки жимолости, и маленькая пурпуровая вика, листья и усики были такими же зелеными и свежими, как семь лет назад, в день, когда их сорвали.

Розмари опустилась на колени с гирляндой в руках, все затихло, будто прислушивалось к происходящему: звуки праздника замерли, птицы перестали выводить трели, даже дрозд прекратил долбить по раковине улитки и стоял невозмутимо, склонив голову на бок. Очень аккуратно, чтобы не попортить ни одной пряди, Розмари начала расплетать косу. И расплетая ее, она не произносила ни звука, только про себя читала заклинание, выученное наизусть. (Если вы не понимаете, как она могла говорить молча, вспомните те моменты, когда вы повторяете свои домашние задания про себя, проговаривая все достаточно четко, но не произнося вслух ни звука.) Вика оплетала своими зелеными усиками руки Розмари, будто хотела помешать, сладковато-горький сок раздавленных ягод стекал струйками по лихорадочно работающим пальцам, но она не сдавалась. И вот, что Розмари говорила:

От жимолости поднимался сладкий, тошнотворный запах, такой сильный, что у Розмари начала кружиться голова, на девочку нашла слабость и вялость, а когда ей удалось стряхнуть ее с себя, в ее пальцы начали впиваться шипы, но Розмари сжала зубы, чтобы не издать ни одного звука, и продолжала расплетать косу.

Запах жимолости был настолько силен, что Розмари стоило немалых усилий закончить работу. Но одновременно с последним словом заклинания последний узел развязался сам, и, проскользнув между ее кровоточащими пальцами, травы упали на землю. С минуту все семь прядей лежали на земле, свежие и зеленые в лучах солнца, а потом прямо у нее на глазах стали сохнуть и вянуть, цветы сбросили свои лепестки, листья сморщились, ярко-зеленый цвет сменился грязно-коричневым. И как шарик уменьшается и морщится, когда выходит воздух, так и пряди скукожились и высохли. Розмари наклонилась, чтобы подобрать ломкий прутик, который когда-то был жимолостью, но он превратился в порошок, едва она к нему прикоснулась. Набежал ветерок, и порошок разлетелся.

Огонь почти погас, вода в котле выкипела, а на его дне виднелась дыра размером с кулак, Розмари тяжело вздохнула. Она опять услышала, как дрозд долбит улитку. Розмари встала, не выпуская из рук метлы. Карбонель неподвижно сидел на другой стороне площадки.

— Скажи Призывающие Слова! — тихо попросил он. — Если я все еще связан, я должен буду подойти к тебе.

Розмари прошептала заклинание. Она чувствовала, что ужасно устала.

Ничего не произошло. Карбонель все так же неподвижно сидел на опрокинутом ведре. Воцарилась тишина, длившаяся долго-долго. Затем кот очень медленно спустился и подошел к Розмари.

— Маленькая госпожа! — сказал он.

— Ты никогда не называл меня так раньше, а теперь я больше тебе не госпожа, — ответила Розмари, и ее глаза наполнились слезами. — Ты уже не должен приходить по моему зову!

Карбонель урчал.

— Я слишком тебе благодарен, а это крепче любого заклятия, — и он лизнул ее вытянутую руку теплым языком.

На другом конце площадки началось движение. Молодой человек зевнул и потянулся.

— Весьма необычно, — сказал он весело. — Я, видимо немного вздремнул, пока сидел здесь, задрав голову. Мне приснился очаровательный сон, как-нибудь расскажу.

Розмари озадаченно посмотрела на Карбонеля, но тот лишь покачал головой.

— Так даже лучше, пусть думает, что ему все приснилось. Это избавит от кучи вопросов, — но слышала его только Розмари, потому что метла была у нее.

— Это был хороший сон, — сказала она, — спасибо вам огромное за шляпу. Она нам больше не нужна.

— Не за что. Надеюсь, вы весело с ней поиграли. Господи, уже пять часов. Мне надо бежать. Слушайте, не могли бы вы с Джоном положить ее обратно в фургон? Вот ключи, занесите, когда все запрете, в летний домик. Ну вот и все. Еще увидимся.

Дети в молчании слушали звук его удаляющихся шагов. Затем Розмари сказала:

— Я знаю, что мне делать.

— Она сняла котел с огня, наклонилась и снова раздула костер. Затем схватила книгу заклинаний и сунула ее прямо в самые угли.

— Назад! — закричал Карбонель.

Розмари отпрыгнула как раз вовремя. Зеленое пламя с красными языками с треском взметнулось метров на десять. Оно вспыхнуло на секунду, а потом свернулось и почти погасло. От книги не осталось и следа, только вялая струйка густого дыма.

— Ты мудра, маленькая госпожа! — сказал Карбонель.

— А, по-моему, это очень глупо, — запротестовал Джон, — только подумайте, сколько развлечения она доставила бы нам в дождливые дни.

— Эта книга не может принести ничего, кроме зла.

В молчании они убрали цветочный горшок в сарай, затем взяли метлу и котел и пошли относить шляпу в фургон.

— Перед тем, как ты положишь метлу в машину, нам надо попрощаться, — с сожалением сказал Карбонель.

— Неужели мы никогда тебя больше не увидим? Тебе пора? — спросила Розмари.

— Да, я должен идти. У меня еще куча дел. Но я никогда не забуду того, что вы сделали для меня. Увидимся в полнолуние! — сказал он, лизнул руку Розмари, развернулся и побежал.

Они стали смотреть, как он удаляется. Он семенил по тропинке, опустив голову и хвост, и становился все меньше и меньше. По обеим сторонам тропинки росли тигровые лилии. За поворотом он исчез.

— Как обидно, — сказал Джон, — все кончилось. Мы даже чай пропустили. Я умираю от голода, — он тихо передал Розмари свой носовой платок.

— Мы должны радоваться, нам удалось сделать то, чего мы хотели. Но у меня такое ощущение, что я уже никогда не буду радоваться, — и она громко высморкалась.

Они оставили котел и метлу в машине, тщательно спрятав их под коврик, и вернулись в летний домик. Но там сложно было грустить. К радости Джона, их угостили чаем, который они пили, сидя на ступеньках. Миссис Браун и Молли, даже Мэгги и Сарра с набитыми ртами не отрывались от шитья. Квартиросъемщик и остальные мужчины по-доброму подтрунивали над детьми. Было очень забавно и весело, и к тому моменту, когда они принялись за второе блюдо с пирогами, они