— Почему она не ест это? — спросил Мерлин.

— Потому что кто-то — Уикка, Кобольд, неизвестные нам люди — покормили ее чем-то, когда она вылупилась. И теперь она должна получить то же самое и ничего иного.

Гидеон провел рукой по волосам, взъерошив их так, что стал похож на безумного ученого.

— И если мы не узнаем, что это такое, она будет голодать, а мы ничего не сможем сделать, чтобы ей помочь.

Оуроборос скоро поняла, что очень трудно заставить скунса сосредоточиться на поисках шоколада. Он легко отвлекался на всякие запахи, которые змейка находила неприятными и даже отвратительными, например гниющих отбросов.

— Уф! Да что же это такое? — спросила змея.

Они находились в переулке позади ряда домов, и скунс исчез с головой в первом из шести больших зеленых мусорных баков.

— Китайская еда, наверно, — сказал скунс, его голос заглушали стенки бака. — Похоже, кисло-сладкая свинина. А вот вроде бы пицца. Уже стала зеленой по краям.

— Жаль, что спросила, — пробормотала Оуроборос, подавляя тошноту. — Ну, если шоколада тут нет, нам лучше пойти дальше.

Две предшествующие остановки около помоек мало что дали. Нашлась мятая коробка из-под хлопьев с несколькими мармеладками в шоколаде и пустой пластиковый стаканчик с каплей шоколадного пудинга, прилипшей ко дну.

— Я не сказал, что шоколада нет, — ответил скунс.

Слышались шуршание бумаги и звук рвущегося намокшего картона, пока он добирался до дна бака.

— Нашел!

Скунс вылез, сжимая в зубах бархатную коробку из-под конфет. Внутри на мягкой золотой бумаге лежало девять больших трюфелей и мятая обертка из фольги еще от трех.

— С этим баком всегда так, — объяснил скунс. — Китайская еда и пицца, потом шоколад, а затем ничего, кроме листового салата, салата, салата. Сегодня день шоколада. Завтра опять будет салат.

Оуроборос попробовала языком воздух над трюфелями.

— Это должно быть превосходно. Но мы не можем отнести всю коробку.

Однако им удалось взять с собой пять штук. Скунс запихнул по трюфелю за щеки, а третий осторожно сжал острыми зубами. Змейка спрятала по одному в каждый рот. Пробираясь по обочине дорог, проскальзывая под заборами и огибая припаркованные машины, они пошли назад, в сарай Оглторпов.

По пути к дому Теодоры доктор Нага задала множество вопросов о лже-Микко, и девочка, стараясь отвечать как можно подробнее, рассказывала об очень мелких ровных кукольных зубах, о лаке для ногтей на ковре, жидкости для мытья посуды в яблочном соке и других странных вещах.

— А теперь вот что, Додо, это очень важно, — сказала доктор Нага, поворачивая на улицу, где жили Оглторпы. — Ты боишься щекотки?

Теодора обернулась и уставилась на нее:

— Уже нет, но раньше боялась, когда была маленькой.

Она вспомнила домашний видеофильм «Щекотание Додо». Они все трое сидят на ковре в гостиной, задыхаясь от смеха, а мама смеется до слез.

Доктор Нага сняла руку с руля и быстро ткнула девочку в бок. Та громко вскрикнула и подпрыгнула на месте.

— Просто проверка. Это может оказаться полезным. Смех — сильное оружие против демонов.

Они припарковали старую машину недалеко от дома.

— Мы можем войти через заднюю дверь, так, чтобы нас не видели? — спросила доктор Нага.

— Да, — ответила Теодора, — надо только пригнуться и прокрасться под окнами гостиной.

Дверь с задней стороны дома оказалась незапертой. Додо вошла первой, потому что знала, как открыть ее без скрипа.

На кухне никого не было, но на полу возле кухонного стола стоял знакомый потертый чемодан с наполовину содранной оранжевой наклейкой «Карантин».

Теодора радостно взвизгнула и побежала в гостиную. Энди Оглторп сидел на диване, а на кофейном столике лежала его левая нога в гипсе с надписями по-английски и по-лаосски. На диване нигде не было следов лака для ногтей, и цепочка серебряных отпечатков пальцев на ковре исчезла. Из холла доносился звук телевизора Микко. Додо бросилась в объятия отца:

— Папа! Когда ты?.. Что ты?.. Что с твоей ногой?

Мистер Оглторп растерянно улыбался:

— Можешь поверить, в первый же день в джунглях я упал в западню. Сложный перелом. Мне пришлось сразу вернуться во Вьентьян и первым же рейсом вылететь в Нью-Йорк. Я не провел в лагере и двадцати четырех часов. Я пытался дозвониться до тебя из аэропорта, но никто не отвечал.

Он посмотрел через плечо Теодоры и надолго замолк, потом улыбнулся:

— Кто это?

Доктор Нага последовала за девочкой в гостиную, но при встрече отца с дочерью держалась в стороне. Теперь она выступила вперед и протянула руку:

— Разрешите представиться, Мадхави Нага, но зовите меня, пожалуйста, Мэдди. Я старая подруга Микко.

Наступила еще одна пауза, почти неприлично долгая, пока Энди Оглторп разглядывал доктора Нага, склонив голову набок.

— Микко только что ушла, — сказал мистер Оглторп. — Она пошла в магазин, но должна вернуться через несколько минут. Вы останетесь на связи?

— Да, если не слишком буду вам мешать, — ответила доктор Нага. — Я приехала по просьбе вашей дочери, так как она очень беспокоилась из-за Микко.

— В самом деле? — Мистер Оглторп нахмурился и посмотрел на дочь. — С ней все было в порядке, когда я вернулся домой. Однако, Додо, она действительно упоминала, что вы поссорились, и все еще была очень сердита. Из-за какой-то старинной карты?

Доктор Нага начала что-то говорить, но Теодора уже бросилась в свою комнату за козырем виверны. Похоже, что няня опять стала нормальной — даже ее отец увидел бы разницу между настоящей Микко и самозванкой, — но она не могла рисковать. Ей надо показать ему карту и рассказать все, что случилось до того, как Микко вернется из магазина. Другой возможности могло и не быть.

Додо достала карту из коробки с виверналией, стоявшей в дальнем углу шкафа, и хотела было бежать с ней к отцу, как поняла, что это копия, которую она сделала на сканере отца. Микко забрала настоящую карту, когда застала девочку за колдовством. Вероятно, она отнесла ее в свою комнату и спрятала где-то, когда пошла открывать дверь.

Конечно. Шкаф для белья. Предполагалось, что Додо не знает о тайничке на верхней полке за корзиной с рукоделием. Как только она открыла дверцу шкафа, сразу же увидела медную цепочку, свисавшую с верхней полки. Потянувшись за ней, Теодора различила приглушенный звук телевизора из комнаты Микко. Обычно няня не оставляла телевизор включенным, но было еще что-то. Девочка постояла минутку, уцепившись за цепочку, пытаясь сообразить, в чем дело.

Потом она покачала головой. Сегодня длинный, утомительный день. У нее просто спеклись мозги, как говорит Вэл. Наверно, Микко смотрела старый фильм в своей комнате, когда отец появился в дверях, и от большого удивления опять стала нормальной. Вероятно, она побежала в магазин, чтобы купить продукты для праздничного ужина.

Теодора дернула цепочку, и сумка оказалась у нее в руках. Карта виверны была внутри, снова в защитной обертке. Она принесла ее в гостиную и отдала отцу, слишком поздно заметив выражение лица доктора Нага и как она едва-едва покачала головой.

Дверь комнаты Микко открылась, и она вышла, неся на руках Фрэнки, а за ней следовал Конрад Лэмбтон. Микко посмотрела на Додо и доктора Нага и устремила взгляд с выражением едва сдерживаемого гнева на Кобольда, но ничего не сказала. Вероятно, ее саркастические замечания не понравились Кобольду, и он колдовством заставил ее молчать.

Мистер Лэмбтон подошел к дивану, протянул руку, и Энди Оглторп отдал карту.

Отец Теодоры выпустил ее из рук и сразу упал на диван. Струи холодного черного дыма вышли из его носа и рта и свились в столб посреди комнаты. Становясь все плотнее, столб зеленел и у них на глазах превратился в отвратительного демона. Он был похож на помесь орангутана и гигантской игуаны. Перед ними предстало чешуйчатое создание с выпуклыми, налитыми кровью глазами, выдающейся вперед челюстью, большим ртом с резко опущенными уголками губ и гребнем вдоль спины и хвоста, характерным для пресмыкающихся.

Путаясь, Конрад Лэмбтон трясущимися руками, в спешке снял картон и бумагу с козыря виверны.

Сначала Теодора застыла на месте, а потом закричала и бросилась к отцу. Но игуанотан, или что бы то ни было, схватил ее обеими руками и не пустил.

— Не беспокойся, Додо, — тихо сказала Микко. — Это… создание… находилось и во мне тоже. С твоим отцом все будет нормально, но он проснется с ужасной головной болью.

В этот момент мистер Оглторп пробормотал что-то, попытался поднять голову, но снова со стоном уронил ее на диван.

Конрад Лэмбтон не обращал на них внимания, уставившись на карту в своих руках.

И вдруг в усталом мозгу Теодоры все разрозненные впечатления сложились в единую и ясную картину. Из комнаты Микко доносились не звуки старого фильма, а возгласы, пронзительные крики и идиотский смех глупого ток-шоу, которое Микко смотрела бы, только если бы ее связали и держали глаза открытыми с помощью скотча. А ее отец? Почему он сразу же не спросил, где она была и почему пришла домой так поздно и с чужим человеком. И все эти странные паузы, и то, что он сказал: «Вы останетесь на связи?» — вместо: «Вы ее подождете?», как будто повторял фразы с автоответчика.