Влад вернулся на свое место в кухне, но уже не болтал ногами. Он даже перестал жевать, чтобы лучше слышать.
Раздался скрип, значит Татьяна Осиповна села в отцовское кресло, потом она спросила, что пишет Надежда Николаевна, то есть мама, поинтересовалась, когда она вернется домой, лотом вдруг сказала:
— Алексей Афанасьевич, знаете, я на вас в обиде!
— Почему? Что случилось?
— Ну как так можно? Столько лет живем рядом, соседи, и на тебе — в трудную минуту избегаете нас!
— Какая трудная минута? У вас что-нибудь случилось?
— Боже упаси! Но я поняла, что вам трудно сейчас!
— Да что вы?! У нас все в порядке!
Влад представил себе улыбку отца.
— Разумеется, когда жена дома, нам всем легко и хорошо, но мы и так не дошли до «трудной минуты», как вы говорите. Дети помогают… справляемся…
— Да-да, я рада, что у вас хорошие дети, — ввернула Татьяна Осиповна. — Но все же, Алексей Афанасьевич, как вы могли подумать, что мы не поможем, если вы стеснены в финансовом отношении?
— Какое финансовое отношение? Ничего не понимаю!
— Ну что вы, право, обидно! — произнесла Татьяна Осиповна со всамделишной обидой в голосе. — Не надо, сама понимаю…
— То есть?
На этот раз Влад представил себе недоуменное лицо отца и его вопросительный взгляд, устремленный на Татьяну Осиповну.
— Разве позавчера не вы прислали ко мне Влада одолжить девяносто пять копеек? Извините, что не сразу пришла, — в доме у меня полно гостей: сын, невестка и два внука — просто голова идет кругом.
Влад, бледный от напряжения, ждал отцовского ответа.
Отец ответил не сразу, и эта пауза Владу показалась вечностью.
— Девяносто пять копеек? А-а, конечно! У меня не было мелочи. Я побоялся дать Владу десятку, может потерять. Потому и послал. А вы подумали, что… — и отец засмеялся.
— Мне показалось странным: что это за цифра? Девяносто пять копеек! Я дала ему рубль…
— Спасибо! Позже я пришлю с Владом…
— Было бы у меня заботы! Не горит. Если вам еще понадобится…
— Спасибо, спасибо!..
Татьяна Осиповна остановилась на пороге кухни:
— Я слышала, вы идете на речку?
— Да, — ответил Влад нетвердым голосом и подумал, что кому-кому, а ему уж не видать речки!
Татьяна Осиповна попросила:
— Возьмите с собой Валерика и Наташу. Только присмотри за ними, не дай бог полезут в воду!
Влад не знал, что ответить. Татьяна Осиповна подумала, что Влад не слишком горит желанием опекать малышей, и заключила:
— Я попрошу Дицу и Олгуцу.
И ушла.
Влад ждал. Голос отца позвал властно:
— Иди сюда!
Он вошёл в комнату с опущенной головой. Отец сидел и ждал.
— Подойди ближе.
Влад сделал еще два шага и остановился.
— Молчишь?
Влад поднял глаза, отец поймал его взгляд и не упускал, пока Влад говорил. Он начал рассказывать все с самого начала, путаясь и спотыкаясь, чувствуя, что язык заплетается, но не утаил ни одной детали, даже самой незначительной. Наконец он смолк и облегченно вздохнул. Он почувствовал, что только теперь вырвался из сетей, в которые попал, только в эти минуты, когда во всем признался отцу.
— Эге, вижу, ты основательно запутался! И вообразил, что сам разорвал силки, а на самом деле затянул еще больше. Да и меня втянул в беду.
И посмотрел на него пристально.
— Да-да, и меня запутал! Я вынужден был солгать Татьяне Осиповне. Но ты не думай, что я тебя хотел выручить. Мне не захотелось краснеть за тебя. И чтобы мама твоя не краснела. И сестра твоя. Чтобы она не услышала однажды вслед за собой: — «Смотрите, это сестра того лгуна и вора!»
— Папа!
— Да, знаю, что ты не хотел украсть. Но запомни: взял украдкой. У-крад-кой! То есть укрыл! Другими словами, украл.
И после короткого молчания:
— И разве ты только украл? А ложь? Сколько раз ты солгал, сколько хитростей наплел, чтобы как-то довести дело до конца! Слов нет, ошибку свою ты исправил, но какой ценой!
Щеки Влада горели.
— Я знаю твои главные недостатки, — сказал отец, глядя на него задумчиво и словно взвешивая взглядом…
После довольно долгого молчания он продолжал:
— Жадность. Жадность и эгоизм. Тебе вкусненькое, тебе сладенькое, тебе отдыхать, а Дица пусть работает. Тебе должен достаться и самый красивый перочинный ножик. Так?
Влад только шмыгнул носом.
— Дешево еще обошлось, хлопче. Ты нагромоздил уйму ошибок, одну на другую, но все же лавина не обрушилась на тебя, к счастью. Знаешь, что такое лавина?
Влад отрицательно мотнул головой.
— Лавины рождаются в горах. Где-то наверху срывается камень или снежный сугроб и в своем падении тянет за собой другой камень, сугробы и все, что попадается на пути. В несколько секунд все это превращается в гигантский вал снега и камней, он ломает и уничтожает все на своём пути: деревья, людей, дома, целые села. А вначале сорвался один камень, понял? Так и в жизни: одна ошибка тянет за собой другую, целую цепь ошибок, и каждая следующая становится все больше. Запомни!
Влад пробормотал что-то, но видно было, что его проняло, и что слова отца падают, как зерна в благодатную почву.
— Принеси-ка мой портфель, — сказал отец.
Влад принес. Отец достал рубль, протянул Владу:
— Отнеси Татьяне Осиповне.
Влад заколебался на секунду, потом сказал отцу:
— Только восемьдесят копеек. Двадцать у меня есть — в кладовке, в моем старом ранце. Ты мне дал на мороженое…
— Принеси сюда. Не стану же я угощать тебя мороженым после всех твоих проделок… Надеюсь, ты это и сам понимаешь…
— Да, — поспешно ответил Влад.
Он отнес рубль и тут же вернулся.
Под окном раздались нетерпеливые голоса друзей:
— Влад!
— Эй!
— Давай скорей!
Влад не ответил. Не подошел к окну.
— Иди, — сказал отец. — Я разрешаю.
Влад кивнул.
Все были уже в сборе, и все напялили на головы бумажные шлемы. Так им посоветовала Татьяна Осиповна. Она же принесла целую пачку газет, положила на скамейку в тени шелковицы и показала, как надо делать эти самые шлемы…
Дети направились к воротам. Там стояла Корина. Казалось, она их ждала, одна; вид у нее был унылый.
— Возьмем ее, — предложила Олгуца.
— Хочешь с нами? — спросила Дица Корину.
— Хочу. Только мама не разрешит.
Дети попросили Екатерину Михайловну, и та отпустила Корину.
…Вот они на знакомом берегу Реута.
Мальчишки тут же, как лягушки, попрыгали в воду.
Валерик и Наташа принялись собирать раковины и камушки, то и дело подбегая к Дице и Олгуце и показывая находки.
Дица сидела в траве и не торопилась лезть в воду купаться.
День стоял теплый, без единого облачка. Вдоль берега тянулись две полосы: желтая, песчаная, и зеленая — полоса травы. Неподалеку была Каменоломня, — так издавна называли это место, где добывался камень, поэтому берег в здешних местах был песчаным, а дно Реута — словно вымощено камешками, сквозь прозрачную воду можно было их пересчитать. Ребята купались чуть ниже Каменоломни — там река глубже…
В траве трещали кузнечики, на противоположном берегу в молодом лесочке пели птицы, свистел дрозд… Городок поблескивал в стороне серебристыми крышами и светлыми окнами, и до детей долетали звуки городского шума, приглушенные расстоянием.
Из двух или трех фабричных труб медленно вздымались к небу полосы дыма; освещенные солнцем, они смахивали на платочки, развевающиеся на легком ветру.
Изредка невдалеке проходил поезд, и тогда дети провожали его глазами и быстро-быстро считали вагоны.
Когда поезд пропадал вдали, они удивлялись, что у каждого получалось другое число вагонов, и некоторое время спорили, доказывая друг другу, что только его счет правилен; ссоры эти, однако, быстро гасли, ребята забывали о них, примиренные непрестанно журчащей рядом водой, высоким небом и царящей вокруг тишиной.
Тишина была какая-то особенная: она звенела стрекотаньем кузнечиков, шелестела тысячами стебельков травы, шуршала саблями тростника, ласкала щеки и ерошила волосы легким дуновением ветра, настоянного на запахах полей и цветущих холмов.
Дица сидела на траве и следила за игрой ребятишек.
Ребята плавали, ныряли, дурачились. Влад нырнул и быстро появился вновь на поверхности воды с узловатым корнем в руках. Мокрый, он блестел на солнце и был похож на черную липкую каракатицу. Влад повертел его над головой и выбросил на берег.
— Я поймал каракатицу! — крикнул Влад со смехом.
Валерик и Наташа испугались и отбежали.
А Влад поплыл к ребятам, на середину реки.
— Не бойтесь, это обыкновенный корень, — успокоила Дица малышей.