Все же дети не сразу подошли к таинственному чудовищу. Лишь спустя некоторое время Валерик осторожно приблизился к корню и внимательно стал рассматривать его. Корень успел обсохнуть, посветлел, стал серым и шершавым — в нем не было уже ничего угрожающего и страшного.

Валерик расхрабрился, сел на корень верхом и был очень доволен «конем» и собственной храбростью…

Наташа непрестанно бегала. То догоняла Корину, то Корина гналась за ней, — при этом обе весело смеялись, — то вдруг они подбегали к Дице и Олгуце и тянули их за руки, пытаясь поднять с земли.

— Валерик и Наташа, нравится вам у нас? — спросила Дица.

— Да-а, — ответила Наташа протяжно, — но в Ленинграде лучше.

— В Ленинграде? — удивилась Олгуца. — Разве в Ленинграде есть такое солнце, цветы, такие стрекозы?

— Нету. Зато в Ленинграде мама каждый день приходит в садик за нами. И еще есть выходной — тогда мы целый день с утра до вечера дома — с мамой и папой!

Дица и Олгуца только улыбнулись такому чистосердечному признанию.

Они сплели венки из полевых цветов для Наташи и Корины, и девочки, надев их, ходили и заглядывали во все лужицы, оставшиеся после дождя, и никак не могли собой налюбоваться…

Андрей, Ионел, Витя и Влад собрались во дворе школы и последний раз за эти каникулы кормили кроликов: с завтрашнего дня должны были прийти другие ребята.

— Доброе утро, хлопцы! — раздалось у них за спиной.

Ребята обернулись и увидели дедушку Ефима, школьного сторожа.

— Доброе утро, дедушка Ефим! — ответили мальчики.

Высокий сутулый дед подошел, размахивая черными узловатыми руками. Его маленькие, глубоко посаженные глаза смотрели пристально и серьезно.

— Давно я вас не видал, — сказал дед и остановился среди ребят. — Здорово выросли! А что будет до осени? Э-ге! — и глухо засмеялся. Лицо его сразу покрылось сеткой морщин — у глаз, на впалых щеках… — А кролики ваши как поживают? Помалкивают и все истребляют?

— Истребляют, дедушка Ефим, истребляют!

— Посмотрите, сколько крольчат у нас появилось! Ужас!

— Идите сюда, дедушка Ефим!

— Очень хорошо! Очень хорошо! — Дед огляделся. — Значит, все у вас в порядке?

— В порядке! Конечно!

— И никто ничего не терял?

Ребята пожали плечами.

— Нет!

— Все на месте? — переспросил дед.

— Все, вроде бы, дедушка Ефим.

— Вроде, все, — ответил Андрей, растягивая слова.

— Ага, вроде! А вот такую вещь никто не терял? — дед вытащил из кармана руку и повертел перед их носами маленьким блестящим перочинным ножиком, точь-в-точь таким, как у Андрея.

Влад чуть не вскрикнул от удивления: «Он!» — но вовремя сдержался.

Ионел и Витя глянули на ножик без особого интереса, — нет, они не теряли…

Андрей посмотрел сперва на ножик деда, потом на свой и сказал:

— Вот этот потерялся было однажды, но потом нашелся. — Андрей помолчал, подумал, потом сказал: — А где вы его нашли?

Дед Ефим подошел к клеткам и показал:

— Вот здесь. Кто-то, видно, сунул его, а забрать забыл, — и дед показал место, куда несколько дней тому назад Влад спрятал ножик.

У Влада вспыхнули щеки, как будто кто-то надавал ему пощечин.

Дед сказал:

— Я его и взял. Подумал, что здесь он может заржаветь. Хотел на другой день вернуть хозяину. Но приболел, не ходил на работу несколько дней, а теперь, вижу, хозяин потерялся. — Дед задумался, потом спросил:

— Может, тогда здесь работали другие ребята?

— Нет, все эти дни работаем только мы.

— Нелегкая дернула меня взять этот ножик! Где теперь хозяин? Ищи ветра в поле!

Ребята не знали, что посоветовать деду.

Тем временем Влад пришел в себя и нерешительно вступил в разговор:

— Дедушка, пусть он останется у вас. Вы его нашли, пусть вашим и будет. У нас терялся… но потом… нашелся…

— Правда, дедушка, — сказал Андрей, — возьмите его, он ваш. Что столько разговоров! — Потом обратился к своим товарищам: — Помните, как потерялся ножик? Я не говорю, что кто-то украл его. Взял и спрятал. Но сразу не смог забрать. А когда пришел, эге! — ножик был у дедушки Ефима в кармане!.. Что тогда ему взбрело в голову? Пошел, купил другой ножик и спрятал его под кроличью подстилку.

Ионел и Витя пожали плечами.

— Сочиняешь, — сказал Витя.

— Почему сочиняю? — возразил Андрей. — Был один ножик, а теперь два.

Вмешался дед:

— Погоди немного. Ножик тебе вернули, а это главное. Может, кто-то хотел подшутить. Да принесла меня сатана, я все и попутал. Хлопцы! Кто ворует, тот не возвращает! Это вы должны уразуметь.

Влад невольно глянул на деда, и глаза его были полны благодарности.

— Ну, что будем делать с этим ножиком? Может, кинем жребий?

— Он ваш! Ваш! — сказал Андрей.

— Ладно, пусть будет так. Буду резать им арбузы, — засмеялся дед и ушел.

…Возвращаясь домой, ребята договорились снова пойти на речку. У Влада пропала всякая охота купаться в реке и резвиться: Андрей все знает. И рассказал сегодня, как было, словно видел своими глазами.

Влад взял книжку и вышел на балкон. Прилег на половике, пытаясь читать. Слова плясали перед глазами, беспорядочно наползали друг на друга и никак не хотели выстроиться в ряд, чтобы он мог постичь их смысл… Может, вздремнуть немного?

Во дворе было тихо, со стороны улицы доносился шум автобусов, грузовиков…

Неожиданно тишину разорвал резкий голос. Влад вскочил и наклонился через перила балкона посмотреть, что случилось.

У окон появились головы соседей.

Посреди двора стояла Екатерина Михайловна, трясла Корину за плечи и ругала ее. Корина вертелась в руках матери и кричала.

В конце концов Влад разобрал слова:

— Что ты натворила, дура? Это голова девочки? Где косички? Как ты смела?

Действительно, косички Корины пропали, голова у нее была какая-то странная, взлохмаченная и смешная, как маленькая копна черного сена.

— Посмотрите, люди добрые, — обратилась Екатерина Михайловна к окнам всего корпуса, — что сделала эта девчонка со своей дурацкой головой! — голос ее звучал резко, как пожарная сирена.

— Зачем ты отрезала косички? Кто тебе разрешил?

— Что хочу, то и делаю! — отвечала Корина и снова попыталась вырваться из маминых рук.

Во дворе появился отец Корины, Василий Петрович. Он шел домой обедать.

— Ну что вы обе раскричались? — резко спросил он, поравнявшись с женой и дочкой.

— Смотри, что она натворила: я пошла в магазин на несколько минут, а она взяла и отрезала косички! Посмотрите на ее голову! Ты ей разрешил? С ума можно сойти с таким ребенком! Я убью ее! — не унималась Екатерина Михайловна.

— Не ори, — сказал Василий Петрович очень спокойно. Потом обратился к Корине:

— Ты зачем отрезала косы?

— Я хотела сделать себе челку, как у Лю-си-и-и! — взвыла Корина во все горло.

Люся — дочь соседей с первого этажа, студентка. Влад вспомнил, что еще ранней весной Корина захотела иметь такую же прическу, как у Люси, и попыталась завить волосы большим раскаленным гвоздем. Потом она долго ходила с сожженными прядями и получила взбучку. Недавно Люся завела челку, и Корина решила не отставать…

Василий Петрович взял дочку за руку и сказал примирительно:

— Идем с папой в парикмахерскую, пусть мастер подправит твою челку, а то она слишком длинная и лезет в глаза…

Во дворе воцарилась тишина. Влад снова попытался читать, но напрасно старался сосредоточиться — он думал о ребятах, ушедших на речку, думал о дедушке Ефиме и никак не мог вникнуть в смысл слов на странице. Отодвинул книгу в сторону, и ветер не спеша принялся листать ее…

По двору с мусорным ведром в руке прошла Екатерина Михайловна. Со стороны ворот, из-за угла дома появились Василий Петрович и Корина. Василий Петрович был спокоен, даже чересчур спокоен, а Корина, завидев мать, взревела пуще прежнего.

— Что случилось опять? Чего кричишь? — спросила на этот раз Екатерина Михайловна.

Влад снова вскочил, словно его толкнула какая-то пружина. Он увидел совершенно необыкновенную Корину — голова у нее была белой, круглой и гладкой, как новенький волейбольный мяч: Корина была острижена наголо.

Екатерина Михайловна выронила ведро из руки и рявкнула на мужа:

— Ты же изуродовал дитя!

— Почему тебе не нравится? — спросил Василий Петрович с притворным недоумением. — И для головы легче, и Корина избавлена от лишних забот.

— Ты рехнулся, что ли? Осенью девочка пойдет в школу! Как же она явится в таком виде?

— Ничего, до осени вырастет… бобрик…

Корина вошла в дом вся в слезах, следом за нею вошли ее родители. Екатерина Михайловна, клокоча от ярости, а Василий Петрович, лукаво улыбаясь…