Я не знал, кто такие душеприказчики, и знать в ту минуту не желал. Я не дал доктору дочитать до конца и закричал: «Ура!» Мэтьюз и Бед-Окур заплясали вокруг стола.

Когда мы наконец успокоились, доктор, радостно улыбаясь, сказал:

— Да сядьте же, друзья. Давайте посмотрим все завещание.

Мы сели. Доктор обвел нас глазами, и вдруг улыбка сползла с его лица. Я проследил за его взглядом и увидел, что доктор не отрываясь смотрит па что-то блестящее в руках Мэтьюза Магга. Я тоже присмотрелся, и у меня внутри все похолодело — Мэтьюз задумчиво вертел в пальцах запонку из сафьяновой коробочки графа Уизлобли.

— Откуда это у тебя, Мэтьюз? — сдавленно произнес доктор.

— О чем вы, господин доктор? — невинно улыбнулся Мэтьюз. — Ах это! Безделушка на память о посещении дворца графа Уизлобли. Она мне случайно попалась под руку.

Казалось, доктор потерял дар речи. Остальные тоже подавленно молчали.

— А что случилось? — оправдывался Мэтьюз. — Подумаешь, взял я у него блестящий камушек. Так ведь он все равно принадлежит не графу. Старик Дорнтон по завещанию отдал все свое состояние животным.

— Но когда же ты успел, Мэтьюз? — наконец вымолвил доктор. — Ты же не отходил от меня ни на шаг!

— Мы с вами шли по коридору мимо спальни графа. Дверь была приоткрыта, а эта штуковина блестела на комоде. Рука у меня сама подхватила ее.

Доктор закрыл лицо руками и простонал:

— Ох, Мэтьюз, Мэтьюз! Ты же обещал мне исправиться и оставить эту дурную привычку!

Белая мышь вскарабкалась по рукаву ко мне на плечи и тихонько спросила:

— Что случилось? Почему так расстроился доктор?

Я объяснил ей как мог, что Мэтьюз похитил из дворца бриллиантовую запонку, что утром граф Уизлобли заметит пропажу, догадается, чьих рук это Дело, и нас арестует полиция.

— А если эта такая дорогая пуговка снова окажется на месте? — спросила белая мышь. — Тогда вас не арестуют?

— Нет, — ответил я. — Но как она может оказаться на месте? Запонки по воздуху не летают.

— Зато мы, мыши, бегаем по земле. — Она спрыгнула с моего плеча на стол и подошла к Джону Дулиттлу. — Господин доктор, дайте мне эту пуговку, и я отнесу ее на место.

Лицо доктора осветилось надеждой.

— Ты и в самом деле можешь это сделать? — спросил доктор. — Солнце уже встало, во дворце небось давно заметили пропажу. Да и тебе до дворца быстро не добраться, путь туда не близкий.

И вдруг О’Скалли неожиданно предложил:

— Пусть садится на меня верхом, я в миг ее доставлю. А там уж она сама проскользнет под дверью и отнесет запонку в спальню графа.

Доктор согласно кивнул головой, взял из рук разочарованного Мэтьюза запонку и отдал ее белой мыши.

— Желаю тебе удачи, — сказал он.

Белая мышь зажала запонку зубами, вскарабкалась на спину О’Скалли и крепко уцепилась лапками за его густую шерсть. Пес выбежал из кабинета, выпрыгнул на улицу через распахнутое на кухне окно и помчался к калитке.

Когда белая мышь и О’Скалли исчезли из вида, в кабинете опять воцарилось неловкое молчание. Мне казалось, что я присутствую на похоронах.

— Я надеюсь, что вы, Стаббинс и Бед-Окур, сохраните в тайне то, что здесь произошло. Впрочем, будем надеяться на лучшее, — наконец сказал доктор.

Но по его голосу было ясно, что сам он на лучшее не надеется. Чернокожий принц и я согласно кивнули головами.

— А что касается тебя, Мэтьюз, — продолжал доктор, — то я предупреждаю тебя, что, если что-то подобное еще раз повторится, нам придется расстаться. Я знаю, что ты у меня никогда и ничего не взял, но я хочу, чтобы ты так же относился и к чужой собственности. Мы должны доверять друг другу. Ты меня понимаешь?

— Понимаю, — виновато пробасил Мэтьюз. — Я не подумал, что подведу вас. Давайте забудем об этом.

У Мэтьюза был вид повинившегося школьника, и доктор не удержался от улыбки.

— А ведь все не так страшно, как кажется, друзья, — сказал он. — Белая мышь и О’Скалли сумеют возвратить запонку на прежнее место. Даже если граф Уизлобли вызовет полицию, у них не будет доказательств, что именно мы побывали ночью во дворце. Мы не оставили им никаких следов, так что дело в шляпе…

И вдруг на его просветлевшем было лице проступил смертельный испуг. Он оглянулся, словно искал что-то, а затем простонал:

— Шляпа! Стаббинс, ты не видел, где мой цилиндр?

— Неужели вы снова забыли его во дворце Уизлобли? — вскричал я.

— Может быть, вы вышли из дому с непокрытой головой? — предположил Бед-Окур. — Я сам часто хожу без шляпы.

Все ухватились за его мысль как утопающий хватается за соломинку и стали вспоминать, был ли на голове доктора цилиндр, когда мы отправились в путь ко дворцу Уизлобли.

Увы, был! Полли точно помнила, что доктор вышел из дому в цилиндре.

— Может быть, вы потеряли его по дороге? — с надеждой спросил Мэтьюз Магг.

Его надежда была напрасной — доктор точно помнил, что он снял цилиндр на чердаке, потому что он мешал ему добраться до тайника.

— Господи! — вздохнул доктор. — Ну какой из меня взломщик, если я забываю на месте преступления собственную шляпу! Нет бы забыть носовой платок или что-то такое же пустяковое! Меня угораздило забыть цилиндр, по которому меня в минуту найдет даже начинающий сыщик. Весь Паддлеби знает мой цилиндр. Я бы сам хохотал до упаду, не будь все так серьезно. Ну что же, теперь все зависит от белой мыши и от ее расторопности. Никакие коты по дороге ей не страшны, потому что с ней О’Скалли. Дай Бог, чтобы она успела положить на место запонку до того, как граф Уизлобли забьет тревогу.

В ту же минуту в кабинет вошла Крякки.

— Завтрак уже готов? — удивился доктор Дулиттл. — Что-то ты сегодня решила накормить нас раньше, чем обычно.

— Нет, — ответила утка. Она прошла к доктору и шепнула ему: — В калитку вошли трое мужчин. У них в руках ваш цилиндр.

— Цилиндр! — ахнул доктор.

— Да, господин доктор, цилиндр. Один из этих мужчин одет в полицейскую форму. По-моему, это тот сержант, что живет на соседней улице.

Как только я перевел Мэтьюзу Маггу, что сказала Крякки, он вскочил и бросился к окну, но вдруг остановился и сел на прежнее место

— Нет, господни доктор, — произнес он решительно, — я не допущу, чтобы вы один расхлебывали кашу, которую я заварил. Я скажу, что один во всем виноват. А в тюрьме мне сидеть не впервой, я и там не пропаду.

Он умолк и сгорбился.

Доктор посмотрел на него строго и сказал:

— Я требую, чтобы ты до поры до времени держал язык за зубами. Будешь говорить только если тебя будет спрашивать полиция. Стаббинс, открой дверь этим людям.

Я открыл дверь. На пороге стояли граф Генри Уизлобли, сторож его имения, с которым мы уже встречались в ту ночь, когда тушили пожар, и сержант полиции.

На лице полицейского было написано смущение. По-видимому, ему было неловко перед Джоном Дулиттлом за то, что он врывается в его дом. Он давно знал доктора, и все происходящее было ему неприятно. Он развел руками, будто хотел сказать: «Вы уж простите, господин доктор, но у меня служба такая».

Граф Уизлобли чувствовал себя как дома. Не успел я сказать им: «Войдите», как он отстранил меня, подошел к доктору Дулиттлу, встал перед ним и воскликнул:

— Вот они! Вся шайка в сборе! Я вас запомнил еще тогда, когда вы ворвались в мой дом и что-то кричали про пожар. Не было никакого пожара! Вы хотели разнюхать, что где лежит в доме, чтобы потом ночью ограбить меня. Сержант, арестуйте их!

Что оставалось делать сержанту? Во-первых, граф Уизлобли был очень влиятельный человек, а во-вторых, арестовывать преступников было его долгом. Поэтому сержант повернулся к Джону Дулиттлу и сказал:

— Господин доктор, граф Генри Уизлобли утверждает, что сегодня ночью вы проникли в его дом и похитили драгоценную бриллиантовую запонку. Как доказательство он представил ваш цилиндр, найденный на чердаке. Я вынужден вас просить отправиться вместе с нами в дом графа Уизлобли для установления истины на месте преступления.

Мы повиновались и пошли. Солнце только недавно встало, и мы порадовались, что на улицах еще мало прохожих, иначе уже к обеду весь Паддлеби знал бы, что доктора Дулиттла и всех его друзей арестовали и увели. А вот за что арестовали и куда увели — и стало бы предметом пересудов и самых невероятных домыслов.

А каково было бы моим родителям? Конечно, они ни за что не поверили бы, что доктор Дулиттл — преступник, но все соседи полезли бы к матери с соболезнованиями — ведь ее сын попал в дурную компанию!

По пути мы молчали. Только граф Уизлобли позабыл о своей благородной крови и время от времени восклицал:

— Разбойники! Теперь вам не отвертеться! Я ведь предупреждал, что упеку вас за решетку!

Но никто из нас не отвечал на его неблагородную брань.