Мы крались за доктором Дулиттлом, скрываясь в тени, прячась за стволами деревьев. Эго было похоже на детские игры в индейцев, но в то же время я чувствовал, что это не игра.

Граф Генри Уизлобли, наверное, увидел из окна, как по освещенной лунным светом садовой дорожке шагает доктор Дулиттл, и вышел ему навстречу. Он стоял на пороге дома и ждал, пока доктор приблизится.

Доктор Дулиттл приблизился и открыл рот, чтобы вежливо — а он со всеми без исключения разговаривал вежливо, — чтобы вежливо попросить позволения еще раз спуститься в подвал и забрать оттуда свой цилиндр. Но граф не дал ему произнести ни слова. Он в бешенстве заорал:

— Вы опять здесь? Как вы посмели вернуться? Я же сказал вам, чтобы вы убирались вон! И если вы сейчас же не уберетесь, пеняйте на себя, я натравлю на вас собак!

Как вы понимаете, собаками доктора Дулиттла было не запугать. Кстати, его вообще было трудно запугать чем бы то ни было.

— Я вернулся за моей шляпой, — преспокойно произнес Джон Дулиттл. — Я забыл ее в подвале.

— Вон! — взвизгнул граф Уизлобли.

Никогда не думал, что благородный граф может так неблагородно визжать. Я стоял за деревом в десяти шагах, но мне захотелось заткнуть уши.

— Вон! — надрывался Генри Уизлобли. — Сию же минуту! Я не потерплю бродяг у себя в усадьбе!

Я уже давно заметил, что уверенные в себе люди никогда не кричат. Вот и теперь доктор Дулиттл ответил графу чуть ли не шепотом:

— Без шляпы я не уйду. Прошу прощения за излишние объяснения, но этот цилиндр я купил себе еще в те времена, когда учился в университете. С тех пор я с ним сроднился. К тому же у меня это единственный цилиндр.

Граф злобно расхохотался — как же, голодранец смея что-то требовать от него, от самого Генри Уизлобли! Он вытащил из кармана свисток и дунул в него. Из глубины сада ему тут же ответили резким окриком.

— Выпустите Диану и Волка! — рявкнул граф Уизлобли.

В самом деле, что делать с цепными собаками? Особенно если их спустили с цепи и они мчатся на вас? Бежать? От собак не очень-то убежишь. Залезть на дерево? Но с него когда-нибудь все равно придется слезть. Отбиваться? Но у них такие острые зубы.

Когда граф Уизлобли рявкнул: «Выпустите Диану и Волка!» — послышался лязг цепи, затем — хруст камешков, которыми была посыпана садовая дорожка, и из темноты выбежали две огромные овчарки из тех, что охраняют стада овец. Они неслись огромными прыжками прямиком к доктору Дулиттлу.

— Ату его! Ату! — орал граф Уизлобли.

Он уже представлял себе, как собаки набросятся на чужака, как во все стороны полетят клочки его потертого сюртука…

Но странный толстяк не побежал, не залез на дерево, он повернулся к собакам и зарычал на них. И тут же огромных и свирепых собак словно подменили. Они принялись лизать руки чужаку, завиляли хвостами, словно перед ними стоял их давний друг.

Мэтьюз Магг прикрывал рот рукой, чтобы не расхохотаться. Я тоже давился от смеха, глядя на опешившего графа Уизлобли.

— Возвращайтесь в свою конуру! — пролаял собакам доктор Дулиттл, и те послушно засеменили прочь по садовой дорожке. — А теперь, — сказал по-человечески Джон Дулиттл, — я схожу за своим цилиндром.

Он мягко отодвинул в сторону стоящего на пороге графа и вошел в дом. Потрясенный граф потерял дар речи. Он всегда хвастался своими собаками. «Они разорвут любого, кто посмеет проникнуть ко мне во дворец!» — гордо говорил он приятелям. И что же? Его хваленые псы вдруг превратились в беззлобных дружелюбных щенков! Никто и никогда не оскорблял графа так тяжело, как этот неизвестный толстяк.

И граф решил отомстить. Пока доктор Дулиттл ходил за цилиндром, он спрятался за колонну.

— Вот этого я и боялся, — прошептал рядом со мной Мэтьюз. Он несколько раз сжал и разжал кулаки и крадучись пошел поближе к колонне, за которой прятался коварный граф Уизлобли.

Доктор Дулиттл вышел из дома с драгоценным, видавшим виды цилиндром в руках, огляделся, не увидел графа, пожал плечами и пошел прочь. Говорить с графом ему было не о чем, и он хотел только одного — поскорее уйти из этого негостеприимного места.

Но как только он ступил ногами на садовую дорожку, из темноты на него навалилась страшная тяжесть, сшибла с ног, придавила к земле. Эго граф Уизлобли напал на доктора сзади и в ярости душил его.

— Я научу тебя, как врываться ко мне в дом! — хрипло шипел граф. — Ты больше никуда не ворвешься…

Он не успел договорить. На него бросился Мэтьюз Магг и повалил на землю. Но граф был силен, намного сильнее Мэтьюза. Он отшвырнул нападавшего, прыжком вскочил на ноги и замахнулся на все еще лежащего на земле доктора Дулиттла, чтобы одним ударом размозжить ему голову.

На этот раз он не успел ударить. Помешал ему наследный принц королевства Ума-Лишинго. Бед-Окур ухватил бесноватого графа за шиворот и поднял его в воздух. Генри Уизлобли рычал и дрыгал ногами, но поделать ничего не мог.

Бед-Окур нашел на ближайшем дереве толстый сук, подвесил на нем за воротник графа и отступил на шаг.

Граф извивался и кричал:

— Отпустите меня, иначе я вас всех упеку за решетку!

Бед-Окур наклонился, нашел на земле увесистую, похожую на дубинку палку и запел:

— Рази врага, моя дубина!..

Это была древняя воинственная песня его народа.

— Стой! — закричал в страхе доктор. — Что ты собираешься делать?

Доктор еще спрашивал! И так было совершенно ясно, что чернокожий принц решил расправиться с врагом по обычаям своего народа. Он взмахнул дубинкой.

— Не смей! — Доктор бросился к Бед-Окуру и повис у него на руке. — Нельзя же просто так убивать человека!

— Почему? — удивился чернокожий принц. — Разве он не оскорбил нас? Разве он не напал на вас? Разве он не хотел убить вас? Этого за глаза хватит, чтобы я приговорил его к смерти.

— Нет-нет, — настаивал доктор. — Он помешался и не может отвечать за свои поступки. Кроме того, мы не в Африке.

Бед-Окур послушно снял с дерева графа и бережно опустил его на землю.

— Эго я-то помешался? — снова заорал граф. — Завтра же вы все будете сидеть за решеткой!

— Послушайтесь моего совета, — сказал графу Мэтьюз Магг, — и держите язык за зубами, если не хотите вляпаться в неприятную историю. У нас есть три свидетеля, которые собственными глазами видели, как вы подкрались сзади к господину доктору и напали на него. Это называется покушение на жизнь и карается десятью годами каторги. Боюсь, что всех ваших денег не хватит, чтобы откупиться.

— Вам меня не запугать, бродяги! — закричал в ответ граф. — У меня найдутся свидетели, которые под присягой покажут, что вы напали на моего сторожа, ворвались в дом и залили весь подвал водой!

— А мы и не станем отнекиваться, — пожал плечами Мэтьюз. — Да, мы сделали все это, но только для того, чтобы спасти ваш дом от огня. Можете подавать дело в суд, вам его все равно никогда не выиграть.

— А еще он назвал меня помешанным! — взвизгнул Генри Уизлобли.

Чернокожий принц недоуменно посмотрел на графа, затем на доктора Дулиттла и наклонился к земле за дубинкой. Генри Уизлобли не стал дожидаться расправы и скрылся в доме.

Доктор Дулиттл подхватил нас под руки и потащил к воротам усадьбы.

— Пойдемте домой, друзья, — уговаривал он нас, как малых детей. — Скоро уже утро, нам надо поспать хотя бы пару часов. А с этим графом не стоит связываться, Бог с ним.

Мы снова вышли за ворота и зашагали по ночной дороге. Все молчали. Я чувствовал усталость — наверное, всегда сильно устаешь, когда вместо благодарности за труды получаешь брань и затрещины.

Когда мы прошли уже пол пути, Мэтьюз сказал:

— Что-то тут не так.

— Что не так? — спросил доктор.

— Дело здесь нечисто, помяните мое слово. Почему граф принял нас за бродяг? Ведь вас, господин доктор, все знают. Должен же он был хотя бы краем уха слышать о Джоне Дулиттле. Почему сторож не хотел впускать нас? Боялся подвоха? Тогда почему он не послал жену проверить, горит дом или нет? Почему слуги не помогали тушить пожар, а бестолково суетились и искали хозяина? Кстати, где он прятался все это время? Старый слуга не мог его найти, но сторож нашел, и очень быстро. Значите сторож знал, где его искать. Почему сам хозяин набросился на нас с бранью? Может быть, мы ему чем-то помешали?

— Не мы ему помешали, а он сам помешался, — сказал Бед-Окур.

— Пожалуй, так оно и есть, — устало произнес доктор Дулиттл. — Иначе все это невозможно объяснить.

Наконец мы подошли к калитке нашего сада. Я радовался, что сейчас лягу в теплую постель, но все же на душе у меня было тяжело — Мэтьюз сумел убедить меня, что во всей это истории что-то неладно.

Спасенная из огня семья мышей перекочевала из моего кармана в мышиный клуб. Им там выделили одну из лучших комнат, и сама белая мышь приглядывала за тем, чтобы погорельцам ни в чем не отказывали. Первые дни к ним все шли с расспросами и соболезнованиями. А так как всю ту ужасную ночь они просидели в моем кармане и слышали и видели все, история пожара стала достоянием мышино-крысиной общественности, а затем — и всего зоопарка.