В другом зале мужчины, одетые тоже в черное, и разряженные дамы танцевали под звуки музыки. Нетанцующие же, казалось, смотрели на этих и до того громко жужжали, что совершенно заглушали музыку. В следующей комнате ели стоя, с жадностью и далеко не так опрятно, как привык Грибуль.
Гости бродили по комнатам, толкались, умирали от жары, и все это движущееся общество казалось печальным или сердитым. Наконец начало светать и открыли окна. Грибулю, заснувшему на скамье, показалось, что в отворенные окна вылетали целые рои шмелей, трутней и ос, и когда он открыл глаза, то был один среди пыли. Люстры погасли, измученные слуга бросились, как попало, на столы и на диваны. Другие же подбирали остатки после бала. Грибуль окончил свой сон под деревьями, в прекрасном саду, наполненном превосходными цветами.
Проснувшись совершенно бодрый и свежий, он увидел перед собой толстого, высокого господина в черной бархатной одежде с фиолетовым отливом, так похожего на того, которого он видел во сне под дубом, на Шмелевом перекрестке, что он даже подумал, что это тот же самый, а потому не вытерпел и сказал ему:
— А! Здравствуйте, господин Шмель, как поживаете со вчерашнего утра?
— Грибуль, — отвечал богатый господин тем же громким и картавым голосом, который Грибуль уже слышал во сне, — я очень рад тебя видеть, но мы встречаемся в первый раз, и твой вопрос меня удивляет. Я знаю, что ты пришел в эту ночь, но я уже спал и не видал тебя.
Грибуль подумал, что сказал глупость, напоминая о своем сне, как о деле, о котором господин Шмель обязан вспомнить, старался поправиться и спросил, не болен ли он был вчера.
— Нет, я здоров как нельзя лучше, — отвечал Шмель, — отчего тебе показалось, что я болен?
— Потому что вы вчера давали бал, — отвечал Грибуль, теряясь все более и более, — и я думал, что вы сами присутствуете на нем.
— Нет, мне это очень бы надоело, — отвечал господин Шмель. — Я давал бал, чтобы знали, что я богат, но избавляю себя от труда присутствовать на нем. Но поговорим лучше о тебе, дорогой Грибуль, ты очень хорошо сделал, что пришел ко мне, я желаю тебе добра.
— Только потому, что меня зовут Грибулем? — спросил Грибуль.
Он не смел задавать умных вопросов, боясь опять промахнуться.
— Да, только потому, что тебя зовут Грибулем, — отвечал господин Шмель, — это тебя удивляет, но помни, мой друг, что в жизни должно уметь пользоваться случаем, а не разбирать, как и что случилось.
— Итак, какое же добро хотите вы мне сделать? — спросил Грибуль.
— А это совершенно от тебя зависит, — отвечал господин Шмель.
Грибуль был в большом затруднении от всего, что он видел, ему ничего не хотелось особенно иметь, к тому же все показалось ему слишком богатым и прекрасным, чтобы честность его могла искуситься. Подумав немного, он сказал:
— Если вы можете сделать, чтобы родители меня полюбили, то я всю жизнь буду вам благодарен.
— Скажи мне прежде, за что они тебя не любят? — спросил господин Шмель, — мне кажется, ты очень миленький мальчик.
— Увы! Они говорят, что я глуп, — сказал Грибуль.
— В таком случае, тебе нужно дать ума, — ответил господин Шмель.
Грибуль, отказавшись во сне от ума, на этот раз не посмел сопротивляться.
— Но что же надо делать, чтобы быть умным? — спросил Грибуль.
— Надо заняться науками, мой друг. Я очень учен и могу учить тебя магии и волшебству.
— Как же буду я учиться таким наукам, которых названия даже не знаю, если я слишком глуп, чтобы выучиться чему бы то ни было?
— О, это вовсе нетрудно, — отвечал господин Шмель, — я сам буду учить тебя, но ты должен жить со мною и быть моим сыном.
— Вы очень добры, — сказал Грибуль, — но у меня есть родители, которых я очень люблю, и я не хочу с ними расстаться. Хотя, кроме меня, у них есть еще дети, которых они любят больше, чем меня, но я могу им быть полезным, и мне кажется, что было бы очень дурно с моей стороны, если бы я не захотел быть их сыном.
— Это совершенно зависит от тебя, — сказал господин Шмель. — Я никого не принуждаю. Прощай, Грибуль, если ты не хочешь у меня оставаться, то мне некогда с тобою разговаривать. Когда переменишь мнение или пожелаешь что-нибудь другое, приходи ко мне, я всегда рад тебя видеть.
С этими словами господин Шмель ушел, и Грибуль остался один. Он пошел домой, и по мере того как приближался к дому, у него становилось веселее на сердце, он рассуждал так:
— Господин Шмель, сам того не зная, дал мне средство заставить родителей полюбить меня, потому что, когда они узнают, что он предлагал мне оставить их и быть сыном такого богатого человека, как он, а я отказался, имея родителей, данных Богом, то они увидят, что я вовсе не зол.
Едва завидел он мать издалека, которая с нетерпением ждала его в конце сада, побежал и хотел весело броситься в ее объятия, но она не допустила его.
— Что принес ты? Где подарок, который он тебе дал? — спросила мать.
Увидев, что у него ничего нет, она подумала, что он потерял, и хотела уже прибить его, Грибуль просил ее прежде выслушать, и если он не исполнил своего долга, она может его наказать. Тогда он передал слово в слово свой разговор с господином Шмелем; но вместо благодарности и поцелуев, мать взяла ивовую ветку и начала его сечь, крича вместе с ним. Бредуль пришел узнать, в чем дело.
— Посмотри, этот осел, этот скверный, злой мальчишка не захотел быть сыном и наследником человека, который богаче самого царя, — кричала рассерженная мать. — Он был даже до того глуп, что, когда уходил, не попросил у него мешка с деньгами, или хорошего места для нас в его доме, или хоть порядочного куска земли для увеличения нашего имущества.
Бредуль, в свою очередь, принялся бить Грибуля и бил его так больно, что мать, боясь, что он убьет его, отняла, сказав:
— Ну, довольно на этот раз.
Огорченный Грибуль спросил, что же делать ему, чтобы им нравиться, прибавив, что если уж непременно нужно, чтобы он жил с господином Шмелем, то он покоряется их воле. Хотя мать, еще несколько любившая его за его характер и желавшая видеть его богатым и хорошо одетым, сказала “да”, отец, который не верил в его доброту и думал, что невозможно забыть все оскорбления, какими его постоянно осыпали, не согласился. Он думал, что будет гораздо выгоднее посылать его время от времени к господину Шмелю: тот, верно, будет давать деньги, а Грибуль, боясь наказания, всегда принесет их домой.
Через два или три дня его одели как могли хуже, надели на него изорванный жилет, толстые деревянные башмаки, грязный сюртук и послали так к господину Шмелю, чтоб он подумал, что родители не в состоянии одевать его лучше и сжалился бы над ними; в то же время ему велели спросить очень большую сумму денег.
Грибуль, любивший во всем опрятность и чистоту, был до того унижен, когда его заставили явиться в таком грязном рубище, что у него выступили слезы на глазах. Но господин Шмель принял его от этого не хуже, несмотря на ворчание и грубый голос, он казался добрым человеком, и, видимо, очень любил Грибуля, хотят тот не мог объяснить себе, за что.
— Я очень доволен, что ты подумал о себе, Грибуль, — сказал господин Шмель, — возьми, что тебе понравится.
Господин Шмель привел его в большой подвал, там лежали грудами золото, бриллианты, жемчуг и различные драгоценные камни, по ним ходили, как по песку; кроме того, там было еще вырыто семь глубоких ям, наполненных доверху разными сокровищами.
Грибуль, исполняя приказание родителей, брал только золото, он не знал, что бриллианты еще драгоценнее. Ему было велено принести как можно больше, и он набил золотом все карманы, но без малейшего удовольствия, как-будто набирал камни. Он не понимал, к чему такое богатство.
Потом он поблагодарил господина Шмеля больше из вежливости, чем от удовольствия, и пошел домой, думая: “Теперь родители увидят, что я исполнил их волю, и, быть может, поцелуют меня”.
Грибуль устал нести столько золота. А так как ему пришлось проходить невдалеке от Шмелева перекрестка, то он и свернул немного с дороги, чтоб отдохнуть под старым дубом. Он съел несколько желудей с этого дерева, которые всегда казались ему лучшими во всем лесу, действительно, они были сладки, как сахар, и мягки, как масло. Потом напился из ручья воды и прилег было вздремнуть; вдруг откуда-то взялись его три брата и три сестры, они бросились на него и начали его щипать, кусать, царапать и отнимать золото.
Грибуль, сколько мог, защищал свое богатство и уговаривал их так:
— Дайте мне только донести его до дому, чтоб отец и мать видели, что я исполнил их приказание, и тогда берите его, если хотите.
Но они не слушали его, а продолжали бить и грабить; вдруг в дупле раздался страшный шум, будто в нем шел концерт на десяти тысячах контрабасов, и вслед затем целые рои трутней, ос и шмелей всех родов бросились на братьев и сестер Грибуля, они стали их так больно жалить и гнать, что те прибежали домой страшно распухшие, одни почти слепые, а у других руки были не тоньше головы, все были чрезвычайно обезображены, немилосердно кричали. Грибуль же хотя и находился посреди роя, но не был ни разу укушен, он подобрал свое золото и принес его домой.