– Ничего я не забыл! – оправдывался припёртый к стенке Васечкин. – И ничего я не дуюсь. Просто я… – он выдержал паузу, подыскивая правильное слово, – озабочен, вот! Знаешь, какие дела творятся?

– Какие? – заинтересовалась Маша.

Васечкин со значением посмотрел на друзей.

– Ладно, – наконец сказал он. – Я вам скажу. Только это страшная тайна. Государственная! Больше никому, ясно?

Петров и Маша переглянулись.

– Ясно! – сказали они. – Никому.

Но Васечкину этого было мало.

– Ешьте снег! – приказал он. – Чтобы закрепить слово.

Петров и Маша закрепили слово, поели снег.

Васечкин наблюдал за процедурой.

– Ну всё, – сказал Петров, вытирая рот. – Теперь рассказывай.

– Ладно, – смягчился Васечкин. – Слушайте.

Он понизил голос и произнёс таинственным шёпотом:

– Папа вчера радиограмму получил. От нашей экспедиции в Антарктиде.

Всем от этого Васечкинского шёпота почему-то стало не по себе. Васечкин старший был известным учёным-геофизиком.

– Ну и что? – тоже шёпотом спросил Петров. – И чего там сказано, в этой радиограмме?

– А то и сказано, – продолжал шептать Васечкин, – что партия Рябова нашла в пещере в горах – ну там ещё широта и долгота указаны, папа говорил какие, но я не запомнил, – начисто обглоданный скелет собаки. Представляете?

– А чего вы шепчетесь? – громко спросила Маша. – Очень ценная находка! И чего тут такого особенного?

– А то и особенное, – обиделся Васечкин. – Ничего ты не понимаешь, Старцева! Рябов со своей группой обследует совершенно неизученный район. Там нога человека не ступала. Не могла туда попасть собака. И некому было её съесть.

– Значит, могла попасть, и её всё-таки съели, – резонно возразил Петров.

– Именно, – подхватила Маша. – Не люди, так звери.

– Эх вы, умники! – победно усмехнулся Васечкин. – В Антарктиде нет зверей.

– Тем хуже для Антарктиды! – заявила Маша. – Всё это какая-то чушь, Васечкин. Уверена, что всё это скоро объяснится. И мне холодно.

Она ткнула палками в снег и покатила вперёд.

– У неё совершенно не научное мышление, – сказал Васечкин Петрову.

– Ну и что, – возразил Петров. – Зато она красивая!

И поехал вслед за Машей.

Васечкину ничего не оставалось, как последовать за ними.

Проехав немного, Маша вдруг остановилась и, повернувшись, прижала ладонь в варежке к губам, призывая к тишине. Схватила подкатившего Петрова за руку. Ещё через несколько секунд подъехал Васечкин.

За кустами стояла лосиха. Нечего было соблюдать тишину – ветки, которые откусывала лосиха, громко хрустели. Она была очень занята своей едой. Лосиха казалась совершенно нереальной. Никто из друзей ещё никогда не видел крупное дикое животное так близко.

Все трое стояли, затаив дыхание, и любовались.

Потом, осмелев, подошли поближе. Ноль внимания. Лосиха продолжала свой обед.

Тут Васечкин совсем обнаглел, подобрал шишку и бросил в неё.

– Ты дурак, Васечкин? – прошептала Маша.

Лосиха подняла голову, посмотрела на них своими тёмными глазами, потом снова занялась ветками.

– Здорово, что она нас не боится! – прошептал Петров.

Маша кивнула.

– Мы её тоже не боимся! – отважно заявил Васечкин.

Маша только покосилась на него неодобрительно, но ничего не сказала.

Минут через пять лосиха оставила кусты, повернулась с удивительной для такого большого животного лёгкостью и побежала в лес быстрым размашистым шагом, немного горбясь.

Они смотрели ей вслед.

– Ни одно домашнее животное так не бегает! – восторженно сказала Маша.

И оба друга согласно закивали.

Даже вечный спорщик Васечкин ничего не сказал.

Потом они вышли из леса. Кочки, мелкий кустарник. Летом – здесь болото. Дальше – снова лес. Тёмно-зелёные ёлки, чёрные стволы, голые ветки на белом фоне. Солнце скрылось, потянул резкий ветерок, завьюжило.

– Где мы вообще находимся? – немножко нервно спросила Маша.

– В Московской области, – ответил Васечкин. – И чего такого?

– Да ничего особенного. А ты, Васечкин, не думаешь, что мы заблудились?

– Конечно, заблудились! – саркастично сказал Васечкин.

На самом деле ему было не по себе. Он понял, что они заплутали, ещё полчаса назад. – Знаешь, Маша, на лыжах всегда чувствуешь себя вроде как путешественником! – нарочито бодрым голосом провозгласил он. – Представь себе, что мы находимся в неизведанных краях. Вот пройдём через лес и выйдем к селению туземцев. Вперёд, за мной!

И Васечкин бодро покатил вперёд.

Маша и Петров молча катились за ним. Они прошли через лес и оказались на краю глубокого оврага. Сквозь снежок внизу поблескивал замёрзший ручей.

– Ну и где же твоё селение? – спросила Маша.

– Как, ты не видишь селения? – Васечкин широким жестом обвёл вокруг. – Вон перед нами хижины, сделанные из звериных шкур. В них живут эти… ну как их… питекантропы, вот! Если мы не пройдём мимо них с максимальной осторожностью – нам несдобровать. Они поймают нас и съедят. Сначала меня, потом тебя, а потом Петрова.

– А почему меня последним? – поинтересовался Петров.

– Ты из нас самый толстый, – объяснил Васечкин. – Сладкое всегда оставляют напоследок.

Петров насупился.

– А я не дамся! – сказала Маша. – Я буду визжать, они перепугаются и исчезнут.

– Ничего ты не понимаешь, – усмехнулся Васечкин. – Чем громче ты будешь визжать, тем для них вкуснее. Как устрицы.

– Почему как устрицы? – поинтересовался Петров.

– Потому что устрицы пищат, когда их глотают. Это всем известно.

– Ничего подобного, – возразила Маша. – Мой папа недавно был во Франции, они там ели эти устрицы. Сколько хочешь. И он говорит, что они, наоборот, очень даже серьёзные. И молчаливые. И никто не пищит!

– Они очень тихо пищат! – возразил не желавший уступать Васечкин. – Надо прислушиваться.

– Вы есть хотите? – прервал дискуссию Петров, у которого от этого разговора засвербило в животе. – Я – хочу!

Он скинул с плеч рюкзак, извлёк оттуда заготовленные бутерброды.

Некоторое время все молча ели.

– Ну как переименованная булка? – спросил с набитым ртом Васечкин.

– Почему переименованная? – удивилась Маша.

– Потому что раньше, – важно пояснил Васечкин, – она называлась французской.

А теперь она называется городская. Борьба с преклонением перед иностранщиной.

– Откуда ты знаешь? – поразился Петров.

– Я много чего знаю, – скромно потупил глаза Васечкин.

– Да ничего подобного! – возмутилась Маша. – Что ты его слушаешь! На одном из папиных снимков, которые он в Париже делал, симпатичная француженка, мадемуазель такая, тащит батон длиной с лыжную палку. Это и есть французская булка. Да и у нас они во всех французских булочных продаются.

– А ещё у нас есть апельсины, – примирительно сказал Петров.

Они съели апельсины.

– Жалко, что больше не взяли, – сказал Петров.

Маша спросила:

– Ну, Васечкин, куда теперь? Ты знаешь дорогу?

– Конечно нет! – объявил повеселевший после еды Васечкин. – У нас нет компаса и карты, а первобытные люди собираются на охоту. Они уже слопали нашего единственного проводника и помощника – огромного датского дога по кличке Мушкетёр, и мы похоронили его белые кости в том сугробе. Мы полили сугроб горючими слезами, и весной на этом месте вырастет баобаб! Не веришь? Скажи, Петров?

– Пожалуй… – уклончиво сказал Петров. – Может, и вырастет…

– Ты ужасное трепло, Васечкин! – заключила Маша. – Но всё-таки хочется попасть домой не слишком поздно. А сейчас уже около пяти. Смотри – смеркается. Или мне уже пора папе позвонить?

Она потянулась за телефоном.

– Погоди, не звони! – остановил её Васечкин. – Сейчас разберёмся. Пошли вперёд.

Они двинулись дальше.

– Сумерки приближаются короткими прыжками! – заявил Петров.

– Это как это? – удивилась Маша.

– Очень просто. Опустишь глаза, потом поднимешь, и тут же видишь, что стало темнее, чем было только что.

Маша проверила. Так оно и было.

– Действительно, – растерянно подтвердила она. – Какой ты наблюдательный, Петров!

Петров покраснел.

– Там, где небо посветлее, – там должен быть северо-запад! – объявил Васечкин.

– Где же оно посветлее? – резонно возразил Петров. – Оно везде темнее.

И в самом деле, сумерки валились со всех сторон, вихрями снежинок, тяжёлыми хлопьями с деревьев. Серое небо стало принимать фиолетовый оттенок. Деревья неожиданно расступились.

– Пошли по этой просеке! – обрадовался Васечкин. – Куда-нибудь она нас выведет. Вперёд, за мной!

Они заскользили по лыжне.

– Это безобразие, Васечкин! – возмущалась Маша. – Куда ты нас завёл! И папа с мамой будут беспокоиться, если мы поздно вернёмся.