Они заскользили по лыжне.

– Это безобразие, Васечкин! – возмущалась Маша. – Куда ты нас завёл! И папа с мамой будут беспокоиться, если мы поздно вернёмся.

– Не боись, Старцева! – бодро отвечал Васечкин. – Ну – попали в приключение. Представляешь, как будет приятно дома?

Сам при этом покосился на Петрова – мол, что я тебе говорил!

– Хочешь «Тик-так», Маша? – спросил Петров.

Ему было неловко от всей ситуации, хотелось как-то приободрить Машу.

– Давай, – сказала она унылым голосом.

Петров снял перчатку, достал из кармана коробочку с белыми драже.

– Мои любимые! – поделился он. – Я всегда их с собой ношу. Хочешь, Васечкин?

Васечкин остановился, обернулся, молча протянул руку.

Петров щедро отсыпал каждому, и они дружно стали сосать мятные конфетки.

В это время раздался грохот и, сияя огнями, совсем рядом, за деревьями, замедляя ход, прошла электричка.

– Да мы совсем рядом от станции! – возликовал Петров. – Ещё чуть-чуть!

И действительно, через четверть часа дружная троица сидела в вагоне электрички. Поезд быстро приближался к Москве. А ещё через полчаса они, прощаясь, уже стояли на платформе метро.

Маша посмотрела на обоих и, лучезарно улыбнувшись, сказала:

– А всё-таки чудесно мы покатались… И лось!.. Правда?

– Да уж! – вздохнул Васечкин. – Ох, Маша!

– Ладно, ладно! – примирительно сказал Петров.

И они разъехались по домам.

Васечкин предполагал, что его как следуют отругают за опоздание и уже даже сочинил целую историю в своё оправдание. Про то, как они с Петровым спасали провалившегося в прорубь пятилетнего мальчика. Как лично он, Васечкин, с риском для жизни вытащил на лёд почти утонувшего ребёнка. Маше в этой истории была отведена весьма скромная роль. Пока Васечкин с помощью Петрова совершал свой героический подвиг, Маша бегала за помощью.

Заканчивалась история тем, что запоздало обнаружившиеся родители бедного мальчика сначала пришли в ужас, а потом захотели сообщить о Васечкинском героизме по всем основным новостным каналам и, само собой, по Интернету. Но Васечкин и Петров скромно отказались от этой рекламы, фотографироваться не стали и даже фамилии свои не назвали.

«В конец концов, такое может случиться с каждым!» – заготовил Васечкин под финал рассказа полную достоинства фразу.

Но, к счастью, на этот раз никакое враньё не понадобилось. Открывшая дверь мама приложила палец к губам и, косясь на закрытую дверь в гостиную, сообщила:

– У нас в гостях Зильберман. Ты очень вовремя, мы как раз ужинаем.

Васечкин с пониманием покивал головой. Аркадий Наумович Зильберман был знаменитым учёным-физиком, академиком, и, хотя дружил с Васечкиным-старшим, но в гости из-за своей огромной занятости захаживал редко.

– Хорошо покатались? – спросила мама.

– Отлично! – пробормотал Васечкин и вздохнул.

Ему было немножко досадно, что так хорошо придуманный рассказ оказался никому не нужен.

– Ну, я очень рада. Давай, быстро переодевайся, мой руки и за стол.

– Ага. Я сейчас, мам!

И Васечкин быстро отправился в ванную.

Только теперь почувствовал, как зверски проголодался.

Когда через десять минут Васечкин подошёл к гостиной, из-за двери донёсся громкий раскатистый смех. Что, впрочем, нисколько его не удивило. Профессор Игорь Петрович Васечкин был человеком весёлым, энергичным и жизнерадостным. Именно от него, от папы, как считал сам Васечкин, он унаследовал свою неуёмную энергию и жажду деятельности. Он поплевал на руку, пригладил непокорные вихры и распахнул дверь.

– А вот и наш лыжник! – обрадовался папа.

– Здравствуй, Петя! – поприветствовал его академик. – Хорошая прогулка была?

– Здрасьте, Аркадий Наумыч! – солидно поздоровался Васечкин, усаживаясь за стол. – Да, покатались неплохо. Показывал ребятам коньковый ход.

– О-о! Да ты профессионал! – с уважением произнёс Зильберман.

– Так, стараемся понемножку, – скромно ответил Васечкин, накладывая себе полную тарелку.

Папа Васечкин подмигнул сыну, мол, знай наших, и, продолжая начатый разговор, обратился к гостю:

– А скажите, Аркадий Наумович, вы ведь слышали про последнюю радиограмму из партии Иннокентия Рябова?

– Слышал, конечно. Сейчас все только об этом и говорят.

– Скажите, что вы думаете об этом скелете собаки?

Академик поморщился.

– Что думаю? Честно скажу вам, Игорь Петрович, ничего не думаю.

– Но как он мог там оказаться?

– Мало ли как. Бросьте ломать голову над пустяками. То ли ещё бывает. Помните историю с тушей мамонта Врангеля?

– Помню, конечно, – улыбнулся Васечкин-старший.

– Вот именно. Сколько подняли шуму, даже экспедицию организовали. А оказался просто кит. Так что не забивайте себе голову собачьими скелетами и тому подобными пустяками. Наукой надо заниматься, а не научной фантастикой.

– Но ведь это вовсе не фантастика, Аркадий Наумович! – разгорячился папа Васечкин. – Рябов серьёзный человек, по пустякам не стал бы шума поднимать. Это действительно совершенно загадочная история. Это открытие может изменить всё наше понимание геофизической ситуации в Антарктиде.

– Я знаю, что вы человек увлекающийся, мой дорогой, – усмехнулся Зильберман. – Но боюсь, что разгадка у этой загадочной истории наверняка очень простая. Ну, отбилась собака, сдохла, замёрзла. Великое дело. Шкуру-то с неё ветрами сдуло – может этот скелет уже там десятки лет валяется.

– Я так не думаю. Тут что-то не так. Рябов полагает, что в центре Антарктиды возможно существование тёплого вулканического района!

– А доказательства? – живо отреагировал Зильберман. – Я слышал об этой теории. Вольное обращение с геологическими и геофизическими фактами – не более. Нам некогда такими вещами заниматься. Перед нами более серьёзные задачи стоят.

Пока шёл спор, Васечкин закладывал за обе щёки. При этом переводил взгляд с одного на другого. Академик, конечно, величина, человек во всём мире известный, уважаемый, но папе своему он доверял больше. Папины слова он никогда сомнению не подвергал. Раз папа говорит, что этот собачий скелет – важное открытие, значит, так оно и есть.

– Аркадий Наумович, я уже полгода анализирую геологические и климатологические данные, полученные нашими и иностранными экспедициями, – тем временем запальчиво говорил папа. – И всё сходится. Вулканических пород предостаточно, и чем ближе к необследованному ещё восточному району, тем чаще встречаются специфические показатели. А температурная аномалия такова, что есть все основания предполагать наличие тёплого вулканического района. Может быть, там гейзеры, как в Новой Зеландии.

– Это всего лишь гипотеза, дорогой Игорь Петрович, – снисходительно улыбнулся Зильберман.

– Но гипотеза научная, – живо возразил папа Васечкин.

– Однако ничем не подтверждённая!

– Ну почему же! Неделю назад Рябов сообщил, что данные аэрофотосъёмки заставляют думать о существовании вулканического района. Замечено неподвижное облако.

– Ах, вы про это облако? Нет, голубчик, это же несерьёзно. Бросьте.

Академик взглянул на часы.

– Спасибо, друзья, но мне пора. Ещё нужно к завтрашнему дню доклад подготовить. Всё очень вкусно. Рад был вас повидать. И всё же, дорогой мой друг, советую вам не витать в эмпиреях, а спуститься на землю. Есть вещи поважнее, чем собачьи кости.

Папа Васечкин открыл было рот, чтобы возразить, но в это время мама быстро наступила ему на ногу. Так он и клацнул зубами, ничего не сказав.

Академик ушёл.

– Вот упрямец! – в сердцах сказал папа, возвращаясь в комнату. – Отрицает безусловные факты.

– Ты про собачий скелет? – поинтересовался Васечкин, отставляя тарелку, на которой теперь лежали только хорошо обглоданные им куриные косточки.

– Конечно. Откуда он мог взяться?!.. Я вижу одно-единственное объяснение.

– Ты хочешь сказать, что в вулканическом районе могут быть животные, которые эту собаку сожрали? – спросил Васечкин, разглядывая кости на тарелке.

– Именно! – с энтузиазмом воскликнул папа. – Именно сожрали!

И улыбнулся. Они с сыном и так были похожи, а когда старший Васечкин улыбался, сходство становилось просто невероятным. Улыбались они абсолютно одинаково.

– Это поразительно, – пробормотала тем временем мама, убирая со стола. – Чего только не бывает!

– Новые, ещё неизвестные животные? – загорелся Васечкин. – Это правда, пап?

– Вполне может быть правдой. Петя, не воображай, ради бога, что природа нашей планеты изучена до конца. Крупное млекопитающее – окапи, родственник жирафа, было открыто только в начале прошлого века, в тысяча девятьсот двенадцатом году. Дракон с острова Комодо – хищный гигантский варан – был открыт много позднее.