— Может, армия идет? — слегка воодушевившись, предположил Скользящий Килт, так как он был хорошим и сильным солдатом.

Но это была не армия. То, что строили люди, было туристическим лагерем, а маленькие домики предназначались для ночлега туристов. Но за едой и развлечением, эти туристы должны были ходить в замок. А это означало, что замок нужно было реконструировать.

— О, это снова происходит со мной! — стонала тетя Гортензия, когда грузовики с рабочими с грохотом проехали по разводному мосту. — Второй раз в жизни! Это уже слишком. Моя эктоплазма! Что будет с моей эктоплазмой!

— Меня волнует только эктоплазма моих детей, — рявкнула Ведьма.

Гортензия все больше и больше действовала ей на нервы, а еще эти ее безголовые призрачные лошади в конюшне, которые ели столько, будто бы у них была голова…

Следующие несколько месяцев стали отчаянно тревожными для привидений. Ведь вскоре они осознали, что в Крэггифорде появляются не только ванные комнаты, центральное отопление и неоновое освещение. Нет, весь замок полностью перестраивали. Чудесная, разрушенная оружейная комната, полная совиного помета и паутины, превратилась в ресторан с зеркальными стенами и пластиковым полом. Банкетный зал, служивший призракам столовой, стал дискотекой с ужасными прожекторами, от которых Ведьма покрылась пятнами уже через несколько минут после того, как рабочие начали их тестировать. Прелестное сырое подземелье обложили плиткой и превратили в сверкающую белую кухню. Таким образом, невинные мокрицы, дружелюбные паучки и безобидные мыши были либо заживо замурованы, либо выгнаны на холод.

Но лишь когда Джордж с криками пробежал по коридору, чтобы рассказать родителям о том, что творится в Западном крыле замка, привидения осознали, насколько серьезно обстояли дела.

— Кинотеатр! — воскликнула Ведьма. — Ты уверен?

— О, а мне кинотеатр понравится, — сказал Хамфри, размахивая руками. — Ковбои и индейцы. Свирепые гангстеры. Бах! Бах!

— Замолчи, — Ведьма крылом дала ему подзатыльник. — Ты не понимаешь, о чем говоришь. Фильмы теперь не такие, как раньше.

— А какие они, мама? — спросила Уинифред.

— Жестокие, — просто ответила Ведьма. — Жестокие и шокирующие.

— Не говоря уже о мусоре, — сказала голова тети Гортензии. — Сладкие леденцы, присохшие к миске Уинифред, конфетные обертки, прилипшие к моей шее, жевательная резинка, застрявшая в наших ушах — вот что такое кинотеатр.

Ведьма повернулась к мужу.

— Хэмиш, — сказала она, и в ее косых глазах стояло отчаяние, — что теперь делать?

Повисла тишина, пока Скользящий Килт вертел меч в своей груди, что всегда свидетельствовало о его глубокой задумчивости.

— Мейбл, — сказал потом он. — Вы все. Мы должны быть храбрыми. Нам больше ничего не остается. Нам придется уехать из Крэггифорда и найти другое место для жилья.

— Уехать из Крэггифорда, — прошептала Ведьма. — Оставить наш фамильный дом?

Скользящий Килт успокаивающе положил руку на ее горбатую спину.

— Подумай о детях, — сказал он.

Конечно, она так и сделала.

— Ты прав, дорогой, — промолвила она. — Прав, как всегда. Мы уезжаем немедленно.

Они уехали той же ночью. Было очень больно прощаться с Крэггифордом, где они провели около пяти сотен лет, но каждый старался быть смелым.

Сумасшедший Фред вылез из своего пустого дуба, чтобы помахать им, а Серая Леди плакала. Они предлагали ей поехать с ними, но она сказала, что почти уверена, что ее зубы довольно скоро найдутся, и она не думает, что кто-нибудь осмелится раскопать церковное кладбище. Так что она осталась.

Хамфри надеялся, ему позволят сидеть рядом с отцом на одной из безголовых лошадей. Но отец взял Джорджа, и Хамфри пришлось путешествовать в карете с мамой и Уинифред. Правила тетя Гортензия (в конце концов, это была ее карета), но свою голову она оставила внутри из-за ветра. Хамфри никогда не был очень хорошим путешественником, а от вида этой старой седой головы, перекатывающейся по сиденью взад-вперед каждый раз, когда они поворачивали за угол, его очень скоро стало подташнивать.

— Дорогой, тебе придется использовать миску Уинифред, — сказала Ведьма. — Мы не можем останавливаться в воздухе.

Но миска Уинифред предназначалась для отмывания, и та не хотела, чтобы Хамфри в нее тошнило. Это было не очень веселое путешествие.

Хотя в небе висела луна, было также и много облаков, поэтому очень трудно было разглядеть, над чем ты пролетаешь. В какой-то миг карета стремительно понеслась вниз к одному вроде бы многообещающему зданию, но оно оказалось прачечной, работающей в ночную смену. А один раз Джордж закричал:

— Папа, гляди, там стоит красивый замок!

Но когда они спустились, то обнаружили огромный завод по производству сантехники.

— Отвратительно, — сказала тетя Гортензия, рассматривая в выставочном зале сверкающие белые ванны, мраморные раковины и позолоченные душевые. — Всем этим мытьем занимаются люди. Ничего удивительного, что они для чего не подходят.

Они проехали еще час, а затем им снова пришлось спуститься, потому что лошади устали.

— Посмотрите на эти странные черные горы, — сказал Хамфри.

Они приземлились на широком грязном пустыре между огромным припаркованным экскаватором и бульдозером.

— Это не совсем горы, — сказал Скользящий Килт. — Это большие груды угля. Мы приземлились в карьере.

— О, дорогой, — произнесла Ведьма, которая предпочла бы более романтичное место, — ничего страшного. Здесь вполне можно размять ноги.

— Я не хочу, чтобы угольная пыль покрыла всю мою шею, — проворчала тетя Гортензия. Но тоже спустилась и побрела, шлепая по лужам огромными желтыми ногами и придерживая свою ночную рубашку, чтобы та не запачкалась.

Хамфри все еще чувствовал себя дурно после путешествия, а из-за ядра на цепи, которое Ведьма постоянно заставляла его носить во время долгих поездок для укрепления лодыжки, он чувствовал себя разбитым и злым. Поэтому, для поднятия настроения, он влетел в кабину бульдозера и начал издавать звуки, которые, как он думал, слышны при работе этой машины.

Спустя какое-то время он понял, что эти звуки превратились в нечто иное. В странное, длинное завывание. В какое-то животное завывание.

Когда он окончательно убедился, что этот шум исходит не от него, Хамфри соскользнул с водительского сиденья и стал осторожно осматривать угольные горы, то приближаясь к этим звукам, то снова теряя их. И вдруг, обогнув груду строительных лесов, он увидел нечто, от чего у него упала челюсть.

Он увидел Шака. Самого настоящего Черного Шака с одним красным глазом размером с блюдце, с огромными, повернутыми назад, ногами и тремя хвостами.

Хамфри был заворожен. Шаки — это призрачные собаки, и в настоящее время довольно редки. Он часто слышал о них, но никогда ни одну не встречал.

— Хороший Шак, иди сюда. Подойди. Хорошая собака. Хорошая собака, — говорил Хамфри, щелкая своими костлявыми пальцами.

Сначала Шак не двигался. Его глаз настороженно горел, а из горла вырывалось низкое рычание, похожее на горный камнепад.

— Не бойся. Я Хамфри. Хамфри Ужасный. Пойдем, Шаки.

Рычание стихло. Шак подошел поближе.

— Бедняжка! Тебе совсем нелегко пришлось.

Хамфри был прав. Шак был в ужасном состоянии. Его хвосты висели безвольно, как переваренные спагетти, огромный глаз плохо видел, а шерсть была спутана и запачкана грязью.

Как будто осознав, что Хамфри Ужасный поможет ему, Шак пошел навстречу, издавая при ходьбе странные журчащие звуки. Два его хвоста виляли, но третий все еще немного стеснялся.

— Что ты притащил, Хамфри, — закричала Ведьма, перелетая через груды угля и всматриваясь косыми глазами.

— Мама, это Шак. Ну, знаешь, настоящий разбойник. И он так несчастен здесь, ты же видишь. Я думаю, здесь раньше был чудесный заброшенный район, и он тут жил, а люди, которые его видели, сходили с ума от ужаса. А теперь ему приходится жить на этой дурацкой угольной шахте и дышать угольной пылью и дымом от всех этих бульдозеров и экскаваторов. Пожалуйста, можно нам взять его с собой?

— Да, мам, пожалуйста, — подлетев, присоединились Джордж и Уинифред.

— Не глупите, милые мои. У нас у самих нет дома. Как мы можем взять бродячего пса?

— Я уверен, он нам пригодится, — умоляюще сказал Хамфри.

— Пригодится! — воскликнула Ведьма, заполнив ночной воздух запахом тухлых свиных потрохов. — Что он вообще умеет? Давай, Хамфри, не глупи. Дети, пойдемте обратно в карету.

Хамфри с трудом мог это вынести. Когда он посмотрел на Шака, который доверчиво взирал на него, то почувствовал себя так, будто его эктоплазма превращается в свинец. Они все с грустью забирались в карету, когда вопль шеи тети Гортензии остановил их.