«При чём тут гости?» – сам изумился Пронырсен, услышав свои слова. Какие гости в разгар отпуска? Все ушли в горы, в крайнем случае вниз по реке. Пронырсен это отлично знал, потому и двинул в другую сторону. Чтобы точно ни с кем не встретиться. Гости ему не нужны. Или нужны?
– Я хочу сделать стол и два стула, – сообщил он топору. – И чтоб никакого шума, для кого второй стул, понял? Один мне, один тебе. А если кто-то вздумает задавать нескромные вопросы, то я скромно на них не отвечу. Я в отпуске. И вообще – может, это стул для исподтиха. Пусть посидит, а то всё на ногах да на ногах.
И Пронырсену ужасно захотелось подразнить исподтиха ещё разок. Он зажмурился и приготовился. Ждал, ждал – никого. Терпеливо подождал ещё, но исподтих так и не появился. Неприятно только, что вместо него Пронырсену привиделись эти… отпускники. Вот они сидят в палатке, объедаются сладкими кренделями, рассказывают смешные истории и хохочут. Ещё не хватало на это смотреть. Пронырсен открыл глаза – и увидел странное.
Светило солнце. Мириады капель блестели в траве, кустах и кронах. Прозрачная чистая красота. Как настоящая картина. И скоро просохнет хомятка. Но он, Пронырсен, тем временем усвистит далеко-далеко.
Домой его не тянуло. Сейчас обогнёт дерево – и вперёд, вперёд, пока голод не прижмёт. В этой пещере он неплохо обжился за три долгих дня. Тут хорошо. Но дальше, может, и получше пещеры встретятся.
– Я Пронырсен, – объявил он топору. – Взял у себя отпуск, пошёл в поход. И хочу посмотреть ещё кусочек большого мира. Так что раз-два-пять – мы идём опять.
И он пошёл. Везде были деревья. Слева за деревом – дерево. И справа тоже. И наискосок. И между двумя непременно третье. За рядом одинаковых – новый ряд таких же. А за ними старые. И снова новые. Большие. Маленькие. И крошечные, едва проклюнувшиеся из семян, которые деревья сеют вокруг, чтобы народилось ещё больше деревьев. Некоторые деревья упали и безмятежно превращались в землю. В чёрный перегной, напичканный деревьями. Кривыми. Ровными. Косыми. Прямыми. Кустарником. Подлеском. Семена, земля, ветки, корни, кусты, подлесок, деревья…
Среди всего этого Пронырсен отыскал дорогу. Время от времени он останавливался и оглядывался по сторонам. Ждал, не погонится ли за ним исподтих.
Пронырсен оказался горазд ходить. Он переваливал через косогоры. Спускался по склонам. Переходил болота. Обходил замшелые валуны. Миновал каменную россыпь. Продрался сквозь заросли. Не напоролся на исподтиха, не попал под напроломса. И вдруг вышел к концу света.
Жуть. Ни деревца. Ни камешка. Ни горки. Ни норки. Ни травинки.
Что весь мир кончится – такого Пронырсену и во сне привидеться не могло. Единственное, что осталось от сгинувшего мира, – две скалы на горизонте посреди пустоты. За ними, и перед ними, и вокруг них не было ничего. Небо тянулось дальше, а земли не было. Невероятно!
Пронырсен решил дойти до самого края земли. Сначала под ногами были мелкие камешки. Потом песок. Мелкий, приятный. А после песка начиналось ничто.
Пронырсен вжал туда топор. Топор промок. С него капала вода.
Так это всё проделки реки! Как он сразу не догадался. Она течёт сквозь всю их маленькую страну день и ночь без остановки, несёт куда-то свои воды. Значит, сюда она их и прикатывает. Вон здесь воды сколько. Полмира уже покрыла. Если эту речку не остановить, скоро весь мир затопит.
«Мои дрова! – в ужасе подумал Пронырсен. – Если это мокрое непонятно что доберётся до моей норы, дрова промокнут! Или их смоет. Какой ужас! Надо спешить, надо перетащить их на гору».
Он провёл взглядом по горизонту. Ужас!
Он кинул в ничто камешек.
Бульк!
Он бросил ещё камешек.
Бульк!
Пронырсен почувствовал, как в жилах стынет кровь.
Туда-обратно ходить далеко, волнений много, и всё нелегко…
Сначала небеса вылили на землю прорву воды. Потом включили солнце, чтобы забрать воду обратно. Но три дня проливного беспросветного дождя в одну минуту не скруговоротишь назад.
Сдобсен повесил свои носки на куст посушиться, когда их отряд остановился на привал, и теперь с насквозь мокрых носков капала вода. Сдобсен выжал их и снова повесил сушиться.
Ковригсен снял с палатки тент, но оставил каркас: внутри него натянули верёвки и развесили сушиться одеяла, одежду, чемоданы и рюкзаки. Вокруг на всех камнях – и больших и маленьких – были разложены отсыревшие коврижки и крендели.
Утёнок обнаружил, что мокрая глина скользит. Он разбежался и скатился по размытому склону. Вскарабкался наверх и скатился снова. И тут с ним случилось то, чего не может быть.
Он нёсся вниз на полной скорости, расставив пошире крылья, чтобы удержать равновесие. И вдруг земля ушла у него из-под ног, и он повис в воздухе!
Потрясённый Утёнок ещё долго прислушивался к себе. Казалось, внутри завелось что-то странное и только и ждёт расправить крылья во всю ширь. А что это такое в нём угнездилось, Утёнок не понимал. Впрочем, думать сейчас времени не было. Он мечтал всласть накататься с горки, как раньше. Но не тут-то было: по-старому больше не каталось. Озадаченный Утёнок притулился к стоеросу и всё-таки задумался.
«Я оторвался от земли, – думал он. – Внезапно лёг на воздух. А теперь меня трясёт».
Золотая рыбка завистливо поглядывала на остальных. Ишь, поют, смеются, греются на солнышке. А я точно яблоко мочёное, вечно должна мокнуть в банке с водой.
– Как одежда высохнет, пойдём дальше, – сказал Ковригсен.
– Куда? – спросил Простодурсен.
– Туда, где солнце встаёт. Мы же идём в заграницу, – напомнил Ковригсен.
– Ага.
– Одно удовольствие идти налегке. Мы столько коврижек и кренделей съели, что чемодан ничего не весит.
– Кажется, у меня температура поднялась, – простонал Сдобсен. – Я весь горю, и ноги меня не держат.
Простодурсен пощупал ему лоб.
– Нет у тебя температуры, ты просто на солнце распарился. Не забывай, тебе нельзя болеть, ты идёшь к заграничной славе.
– Спасибо, – сказала Октава Сдобсену, возвращая ему рубашку трудной судьбы – бывшую занавеску из бывшей скатерти из бывшей рубашки.
Взяв рубашку в руки, Сдобсен внезапно понял, на что ещё она годится. Он застегнул рубашку на все пуговицы, запихнул в неё одеяло, стянул сверху и снизу верёвкой, а потом прицепил к поясу и завязал рукава на животе. Теперь одеяло болталось сзади в мешке из бывшей занавески из бывшей скатерти из бывшей рубашки. Знатный изобретатель Сдобсен обвёл всех гордым взглядом. Он готов был тронуться в путь немедленно, чтобы убедиться, насколько легче теперь будет идти.
Спустя некоторое, затем недолгое и, наконец, короткое время, успев неоднократно моргнуть глазом, перевести дух и собраться с силами, путешественники снова зашагали вверх по склону за домом Октавы. Они тащили рюкзаки и чемоданы. Сдобсен нёс золотую рыбку.
– Мы к речке выйдем? – спросил Простодурсен.
Но никто не ответил ему. Все силы были брошены на то, чтобы одолеть подъём.
Рюкзак Простодурсена по-прежнему был самый тяжёлый. Хотя пять изюмок съелись, все камешки-бульки остались на месте.
– Нельзя сделать короткий привал? – спросил он.
До вершины было ещё ползти и ползти. А подъём становился круче с каждым шагом.
– А нельзя не делать? – сказала Октава. – Мы только начали восхождение.
– Мне всё равно придётся отдохнуть, – Простодурсен снял рюкзак и поставил его на землю вместе с чемоданом.
И все тут же поснимали рюкзаки с плеч.
– Где ты так вымазался? – спросил Простодурсен Утёнка.
– Я катался по склону, – ответил тот.
– А где твоя коробочка для пудинга?
Утёнок похлопал себя по шее – коробочки не было!
– Я потерял свою коробочку!
И он понёсся вниз к оставленному лагерю. Солнце уже почти высушило склон, так что и не прокатишься.
– Помогите мне искать! – кричал Утёнок.
Простодурсен спускался следом за ним.
– Сейчас найдём, – приговаривал он.
Утёнок стоял у одной из трёх земляных дыр, которые он обнаружил три дня назад.
– Почему склон дырявый? – спросил он.
– Это или мышиные норы, – объяснил Простодурсен, – или ходы мухрышек.
– Мухрышек?
– Они вроде мышек, только грязные, – объяснил Простодурсен.
– И эти мухрышки утащили мою коробочку?
– Что ж ты её не берёг?
– Я не берёг?! Да я её знаешь как берёг!
– Но не уберёг.
– Я на минутку увлёкся и отвлёкся, а мухрышки её утащили.
– Они охотились за её содержимым. И мыши, и мухрышки обожают семечки и скорлупу.
– Скорее вытаскивай мою коробочку, пока они всё не сожрали! – зарыдал Утёнок.
– Что там у вас? – крикнул Ковригсен.
– Надо расковырять ходы мухрышек! – крикнул в ответ Простодурсен. – Принеси нам колышки от палатки!
Ковригсен спустился к ним с чемоданом с палаткой. Но не успел открыть крышку, как с вершины склона раздался дикий крик:
– Ничего нет! Река затопила весь мир! Конец света! Быстрее, надо перетащить мои дрова в горы!