– А дальше что? – спросил Простодурсен.
– Теперь стойте с закрытыми глазами.
– И всё? – удивился Простодурсен.
– Исподтихов берегитесь! – громко прошептал Пронырсен.
– Помолчи! Здесь я командую, – строго одёрнул его Сдобсен.
– Стоять долго надо? – спросила Октава.
– Я думал, ты по-настоящему хочешь играть в мою игру, – обиженно протянул Сдобсен, тем временем лихорадочно пытаясь эту игру сочинить. Она не сочинялась.
– Командуй дальше, задира-командира, – сказал Простодурсен.
– Я уже скомандовал вам закрыть глаза.
– И всё? Новых команд не отдашь?
– Почему же? Слушайте новую команду: теперь представьте, что вам на макушку упала луна. Кто самый смелый и дольше всех не откроет глаза, тот выиграл!
– Ну нет, – сказал Простодурсен, – так дело не пойдёт. Луна не падает.
И он взял и открыл глаза. И все тоже открыли.
– С исподтихом было страшнее, – встряхнул головой Утёнок.
– Исподтихов никаких нет, – ответил Сдобсен, – а луна есть.
– Луны сейчас тоже нет, – возразил Простодурсен. – Чего нет, то на голову не падает.
– А солнце? – предложил Сдобсен. – Закройте опять глаза.
– Нет, – запротестовала Октава, – нам пора идти. Если мы хотим увидеть заграницу, мы не можем ждать, пока солнце свалится нам на голову.
– Мне пора домой, к моим дровам! – весело крикнул Пронырсен и помчался вниз по склону. Он насвистывал. Его точно заменили на нового Пронырсена, посвежее и пободрее.
– Знаете, о чём я только что подумал? – спросил Сдобсен. – В загранице сейчас время отпусков. И все заграничные жители разъехались.
– Куда? – спросил Ковригсен.
– Они уезжают в отпуск в другие места, – ответил Сдобсен.
– И в загранице никого не остаётся? – спросил Простодурсен.
– Боюсь, что нет.
– А где эти другие места? – спросила Октава.
– Не знаю, – признался Сдобсен. – До этих мест я ещё не дочитал. Но заграница сейчас наверняка стоит пустая. Хорошо, что я об этом вспомнил, пока мы туда не дошли.
Они поглядели друг на дружку. Посмотрели в небо. Послушали, как насвистывает Пронырсен, хлопоча у своей норы.
– Здесь чудесный вид, – сказал Сдобсен. – Почему бы нам не поставить палатку тут?
– Да! – в восторге закричал Утёнок. – На Летнем склоне замечательно! Здесь случается всё и никогда не скучно!
– Тогда чур я схожу на речку, – сказал Простодурсен. – У меня рюкзак забит бульками. Вас это не смутит?
– Да нет, – пожал плечами Ковригсен, – у нас же отпуск.
– Вот именно, – кивнула Октава. – Мы никуда не торопимся.
– А когда стемнеет, зажжём фонарь. И вкопаем шепталочку, – напомнил Утёнок. – Но пока светло, я тоже хочу на речку – купаться!
– Почему вы не стали закрывать глаза, когда я скомандовал? – спросил Сдобсен.
– Можем попробовать ещё раз вечером, – ответил Простодурсен. – Если ты так хочешь, давай сыграем снова, когда луна выйдет.
И был праздник, и был смех, и место нашлось для всех…
Луна стала больше. Вечером она повисла над Летним склоном как круглая ситная булка.
Снова была расставлена палатка. Вбита в землю шепталочка. Походники поужинали высушенными на солнце коврижками, и теперь в тени чемодана пировали мухрышки, объедались крошками.
– А не сыграть ли нам в ту игру, где луна? – прошептал Простодурсен.
– Это можно, – тоже шёпотом ответила Октава.
– Ты будешь судьёй, хорошо, Сдобсен? – сказал Ковригсен. – Там ведь кто дольше всех простоит с закрытыми глазами, тот и выиграл, да?
– Да, – кивнул Сдобсен.
– Мне, главное, не заснуть стоя, – прошептала Октава.
Утёнок спросил, не надо ли им встать на камни. Но в этом не было смысла: когда луна падает на голову, всё равно, где стоишь.
– Все готовы? – спросил Сдобсен, а потом сосчитал до трёх.
Все зажмурились. А Сдобсен тихо побрёл по склону к себе домой.
Открыл дверь, вошёл и залез под кровать.
«Балбес я всё-таки, – грустно думал он. – Глупее моей игры ничего не придумаешь. Кто станет ждать, чтобы луна съездила ему по башке? А эти вон зажмурились и ждут, не хотят меня расстраивать. Уж не говоря о летнем походе. Он вообще провалился из-за меня. Могли прекрасно побродить по горам или вдоль реки. Так нет, я потащил всех вверх по крутому склону. Скоро уж книжка кончится, а мы ни тпру ни ну. А всё я виноват».
Сдобсен закрыл глаза. Но тут же открыл их из страха, что луна свалится на голову. Вылез из-под кровати и подошёл к окну. Все по-прежнему стояли на склоне в тех же позах.
Что они подумают, когда обнаружат, что его нет? Обрадуются, понятное дело, будут ручки потирать в надежде, что он испарился. Превратился в облако и уплыл навек. Сдобсен снова полез под кровать.
Он хотел стать пустым местом. Но ничего не получалось. В душу что-то вцепилось – и не оторвёшь. Саднит, больно дёргает и зудит, зудит: «Я болван. Я всё порчу. Придурок злосчастный. От меня всем жизни нет. Чего ни коснусь – сумятица и свистопляска. Обойди весь белый свет, а меня глупее нет…»
Однажды он уже отлёживался под кроватью. Тогда они пришли и уговорили его вылезти. А вдруг придут опять? Всё станет ещё хуже.
Зачем он непременно должен быть таким несчастным, унылым и противным? Почему и отчего?
Сдобсен не знал ответа.
На всякий случай вылез из-под кровати. Ещё не хватало, чтобы они его снова там застукали. Подошёл к окну, выглянул – все стоят. Хотя нет, одного не хватает. Точно, Утёнок сбежал. Наверняка нашёл себе дело поинтереснее. Он не дурак стоять столбом с закрытыми глазами, просто чтобы кого-то порадовать.
«Странное дело, – думал Сдобсен. – Живём в согласии с луной и солнцем. Ходим летом в походы. Придумываем всякое-разное. Казалось, просто радуйся. Но всё время в настроении что-то заводится и портит его. Из чего только оно сделано, это настроение? Для чего оно вообще нужно? Мало нам таскать по горам чемоданы с одеялами, так ещё настроение…»
Дверь резко распахнулась. В центре лунной дорожки стоял Утёнок.
– Сдобсен? – спокойно позвал он.
– А? – откликнулся Сдобсен.
– Слушай, а что ты ответишь, если я скажу, что… умею летать?
– Не знаю.
– Ты подумай.
– Ну… Наверно, скажу: понятно. А эти всё стоят с закрытыми глазами?
– Мне кажется, я летал.
– Да?
– Я катился с горки и неожиданно взлетел.
– Правда?
– Это неприятно.
– В первый раз всё не очень приятно. Зато сможешь слетать в отпуск.
– Только Простодурсену не говори.
– Почему?
– Он испугается, боюсь.
– А что я могу испугаться, ты не боишься?
– Ты прячешься под кроватью и уходишь с собственной игры – навряд ли тебя пугают странности.
Сдобсен пристально посмотрел на Утёнка. Ишь, комок перьев, а поди ж ты, какие хорошие слова находит.
– Ты знал, что я здесь?
– Я не до конца зажмурился. Подумал, лучше не пускать дело на самотёк.
– Понимаешь, я хотел быть обаятельным, и лёгким, и радостным, лучиться счастьем и всех веселить. Но мне это совсем не легко и не совсем удаётся. Вот я и ушёл.
– Как раз здорово, что тебе это не совсем удаётся. Это самое ценное в тебе, Сдобсен.
– Ценное?
– Ну да. Теперь я знаю, что и таким тоже можно быть. И что необязательно всё у всех получается на пять с плюсом. Пойдём вернёмся к остальным?
– Да… Пойдём, пожалуй.
Они вернулись на склон к троим ожидавшим получить луной по башке. Лица у всех были безмятежные. Октава зевала. Простодурсен почёсывал руку. Ковригсен стоял столбом.
– Выиграли все, – сказал Сдобсен. – Вы все.
– Я как будто по воздуху летал, – прошептал Простодурсен. – Луны я ничуточки не боялся, но внезапно как будто взмыл в воздух. Я точно не летал?
– Точно, – прошептал Сдобсен. – Ты стоял на одном месте.
Они зажгли фонарь и залезли в палатку. Теперь они научились жить в тесноте и почти не задевали друг дружку.
– Можно мне спеть шептальную колыбельную? – спросил Утёнок.
– Это было бы здорово, – шепнул в ответ Сдобсен.
– А утром мы сходим за ягодами, наберём хомятки и завазюквы и сделаем отличный синий пудинг на обед, – прошептала Октава.
– Обожаю собирать ягоды, – шёпотом сообщил Простодурсен.
– Жду не дождусь твоей песенки, – прошептал Ковригсен.
Стало тихо. Где-то вдалеке ухала сова. Вечерний ветерок прошелестел по гребню палатки.
– Ну? – шепнул Простодурсен. – Ты петь не хочешь?
– Хочу. Но не могу. В голове ни одного песенного слова. А я думал, они там в очереди стоят.
– Тогда споёшь в другой раз, – сказал Простодурсен.
– Думаешь?
– Да.
– Я, кажется, устал. Спокойной ночи.
И через несколько минут все в палатке спали.
Они обмякли и разнежились. Лица закрылись на сегодня. Луна неспешно закатилась. Возможно, ей пора было светить в загранице.
А вскоре встало солнце и залило маленькую Приречную страну свежим светом.
Походники-отпускники проснулись и протёрли глаза, разгоняя сон. Кое-кто искупался в росе. Ковригсен разложил завтрак на своём чемодане.