Оба соперника взяли свою работу и приготовились шить на глазах у хозяина. Отец позвал дочь и сказал ей:
— Вот нитки; ты будешь готовить их для двух работников.
Дочь послушалась отца; она взяла клубок и села около молодых людей.
Но красавица была хитра. Отец не знал, кого мз двух она любит, молодые люди тоже этого не знали, но молодая девушка это знала, Портной вышел; молодая девушка приготовила нитки, молодые люди взялись за иголки и стали шить. Но тому, кого она любила, (ты понимаешь) красавица дала короткую нитку, а тому, кого не любила, дала длинную нитку. Каждый из них шил очень усердно: в одиннадцать часов работа была на половине, а в три часа пополудни мой друг, молодой человек с короткими нитками, кончил свой урок, тогда как другой ещё был далёк от конца.
Когда вошёл портной, победитель подал ему свою работу, соперник его всё ещё шил.
— Дети мои, — сказал отец, — я не хотел покровительствовать ни одному, ни другому и потому разделил сукно на две равные части и сказал вам: кто первый кончит, тот будет моим зятем. Хорошо ли вы меня поняли?
— Отец, — отвечали молодые люди, — мы поняли твои слова и согласились на испытание. То, что сделано, умно сделано.
Портной рассуждал так: кто кончит первый, тот, значит, лучший работник и, следовательно, лучше сумеет вести своё хозяйство. Он только не мог предвидеть, что дочь приготовит длинные нитки тому, кого не хотела иметь мужем. Хитрость решила испытание; красавица сама выбрала себе мужа.
— И теперь — прежде чем рассказывать мою историю красивым европейским дамам — спроси-ка у них, что бы они придумали на месте негритянки, и ты увидишь, что самая хитрая между ними станет в тупик.
Во время рассказа портного о своей женитьбе в комнату вошла его жена и работала, не говоря ни слова, точно этот рассказ вовсе до неё не касался.
— Дочери вашей страны не глупы! — сказал я ей, смеясь. — Мне кажется, они умнее своих мужей.
— А это потому, что мы от матерей получили хорошее воспитание, — отвечала она — Нас всех укачивали сказкой о ласочке.
— Расскажите-ка и мне, прошу вас. Я повезу эту сказку в Европу для того, чтобы ею воспользовалась моя будущая жена, когда я женюсь.
— Охотно, — сказала негритянки. — Вот эта история.
Ласочка (Belette) и её мужРодила ласочка сына, потом позвала мужа и говорит;
— Поищи-ка мне любимые пелёнки и принеси сюда.
Муж выслушал жену и спросил:
— Какие такие пелёнки ты любишь?
А ласочка на это:
— Я хочу слоновую кожу.
Бедный муж остолбенел при таком требовании и спросил, не лишилась ли она случайно рассудка; вместо всякого ответа ласочка бросила ему на руки ребёнка и ушла. Она отыскала земляного червяка и сказала ему:
— Куманёк, моя землянка полна дёрну. Помоги-ка мне вскопать её.
Только что червяк обыскал землю, ласочка позвала курицу.
— Кумушка, — сказала она, — мой дёрн полон червяков; нам нужна ваша помощь.
Курица сейчас же побежала, скушала червяка и стала рыть землю.
Немножко далее ласочка встретила кота:
— Куманёк, — сказала она, — на моей землице есть курицы; можете распорядиться на этот счёт в моё отсутствие.
Через минуту кот съел курицу.
Пока кот пировал себе таким образом, ласочка сказала собаке:
— Хозяин! Неужели вы позволите коту владеть этим поместьем?
Собака в бешенстве побежала задушить кота, так как она вовсе не хотела, чтоб в этой стране был кроме неё иной хозяин.
Около этих мест проходил лев. Ласочка почтительно поклонилась ему и сказала:
— Ваше величество! Не подходите к этому полю; оно принадлежит собаке.
После этих слов лев, полный зависти, бросился на собаку и сожрал её.
Дошла очередь и до слона. Ласочка просила его защиты против льва, и слон, как покровитель, вошёл на землицу умолявшей его ласочки. Но он не знал её вероломства: она выкопала большую дыру и прикрыла её листьями. Слон упал в западню и при падении убился, а лев, боявшийся слона, убежал в лес.
Тогда ласочка содрала со слона кожу и, показывая её мужу, сказала:
— Я у тебя просила кожу слона. С Божьей помощью я достала и приношу её тебе.
Ласочкин муж не подозревал, что его жена была хитрее всех животных на земле; ещё меньше полагал он, чтоб барыня могла быть хитрее его. Он тогда это понял, и вот почему мы говорим теперь: он так же хитёр, как ласочка.
Тут и сказке конец.
Не одним только сказкам я научился у негров, я скоро узнал способы их торговли, их взгляды, привычки, нравственность, пословицы и извлёк пользу из их мудрости.
Например, эти добрые люди, которые так же, как и я, не умеют ни читать, ни писать, умеют, как индейцы и арабы, оставлять предметы в памяти своих детей, заставляя их отгадывать загадки; между этими загадками есть такие, которые по своей образовательности стоят другой толстой книги.
— Итак, — прибавил капитан, давая мне толчок по голове, что было большим выражением его дружбы, — отгадай-ка мне это:
— Скажи мне, кого я люблю, кто меня любит и кто всегда поступает по-моему?
— Твоя собака, капитан. Ты смотрел на неё, предлагая эту загадку.
— Браво, матрос! Пойдём дальше.
— Скажи мне: кого ты любишь немного, кто тебя любит много и кто делает всегда по-твоему?
Небойсь, молчишь. Это твоя мать, мой маленький человек. Ты думаешь, что она не всегда делает по-твоему, опыт покажет, что она всегда забывает о себе, лишь только тебя дело коснётся.
— Скажи мне, кто та, которую отец твой любит сильно, которая его тоже любит сильно и заставляет его всё делать по-своему?
— Никогда, капитан, не заставишь папашу сделать то, чего он не хочет. Мамаша это повторяет каждый день, но моя сестра дурно воспитана и всегда смеётся, когда мамаша говорит об этом.
— То-то и дело, что твоя сестра отгадала, мой матрос. Ах! Если б я имел дочь. Я б её сильно принуждал, чтобы она командовала мной с раннего утра до позднего вечера.
— Ну, остаётся ещё загадка! Кого любишь или не любишь, кто тебя любит или не любит, но кто заставляет тебя всегда плясать по своей дудке?
— Я не знаю, капитан.
— Ну, так спроси-ка об этом сегодня вечером у твоего папаши! — сказал, посмеиваясь, капитан.
Я не оставил совета без внимания и за обедом рассказал всё то, чему научился днём; негритянские сказки очень понравились моей матери; загадки имели полный успех, но когда я дошёл до последней, мой отец начал смеяться.
— Это не трудно отгадать, мой мальчик, я тебе сейчас скажу.
После этих слов мать взглянула на отца; я не знаю, что прочёл он в её глазах, но только он не докончил.
— Скажи мне, папаша, я хочу знать.
— Если вы не замолчите, — сказала мне мать строгим тоном, — я вас отошлю в сад без десерта.
— А! — сказал отец.
Это „а“ возвратило мне храбрость. Я ударил кулаком по столу; говори же наконец, папаша!
Мать сделала вид, что хочет встать, отец предупредил её, и через минуту я находился в саду, весь в слезах, с большим ломтем сухого хлеба в руках.
Вот каким образом я никогда не мог разгадать последнюю загадку. Если кто-нибудь искуснее меня, пусть отгадает, если нет — пусть отправляется в Сенегал. Быть может, жена портного разрешит вам то, чего я напрасно добивался от матери.
VI. Второе путешествие капитана
Беседы мои с неграми сделали из меня переводчика и маклера; капитан имел полную доверенность к моему усердию и, несмотря на мои молодые годы, я сам заключал условия со всеми купцами. Скоро груз был взят на хороших условиях, и когда я вернулся в Марсель, то, кроме своей доли, получил ещё богатый подарок от судохозяев. Слава моя начиналась, и после нескольких путешествий в Средиземном море мне предложили отправиться на восток в качестве корабельного приказчика на самом изящном бриге. Мне не было ещё двадцати лет.
Кому я был обязан такому славному месту? Собственному труду. На каких бы судах я ни плавал, я везде знакомился с матросами всех наций: с греками, левантцами, далматами, русскими, итальянцами и выучился, таким образом, языкам всех этих людей. В Чёрное море к устью Дуная посылался корабль за пшеницей. Нужен был человек, который бы умел бормотать на всех наречиях, и так как подвернулся под руку, пригласили меня, несмотря на то, что борода плохо ещё росла у меня на подбородке.
И вот я снова очутился на море, но на этот раз я занимался честной торговлей и был рабом только своего дома. Один Бог знает, как я трудился, защищал интересы судохозяев. Когда мы пришли в Константинополь, я нашёл средство очень выгодно продать наш груз, состоящий из разных предметов, и мы ушли в Галац, имея с собой вдоволь испанских пиастров и банковых билетов. Когда мы вошли в Чёрное море, на нашем корабле было много пассажиров всевозможных наций и партий. Оригинальнейший между ними был один далмат. Каждый вечер сидел он на передней части корабля с однострунной скрипкой, которую сербы называют гуслями.