— Нет! Плохая собака! Оставь псаммиада в покое, — сказал Робби.

Пес начал лаять — теперь он нацелился на кота в красном смокинге и синих брюках. Кот сидел на кочке, прижимая подбородком к плечу маленькую скрипочку. Он вовсю наяривал смычком, а чудная жестяная тарелка с чайником, взявшись за жестяные руки, выделывали коленца под музыку. Из-за деревьев прискакала большая бурая корова и замычала в такт. Она то и дело вытягивала шею и задирала голову в небо.

— Луну ищет, чтоб выше нее прыгнуть! — прыснула Шлёпа.

— Гей, кошка со скрипкой, гей, кошка со скрипкой! — сказала Моди и давай бегать туда-сюда под котовью музыку.

Тут подошли, нога за ногу, мальчик с девочкой. У каждого было по ведру. Мальчик был в красном свитере и синих штанах, а девочка в белом платье в голубой горошек.

— Джек и Джилл! — воскликнула я. Такие родные лица! Я вспомнила «Клевер цветет», мою старую книжку с детскими песенками, и как мама мне ее все время читала и показывала картинки. — Смотри, Робби, это Джек и Джилл идут на горку и несут в руках ведерки.

— Надо им сказать, чтоб под ноги смотрели! — заволновалась Шлёпа.

— Вы там поосторожнее на горке, ладно? — сказала я.

Джек и Джилл посмотрели на меня.

— Да, мы идем на горку, — нараспев сказал Джек.

— Несем в руках ведерки. — Джилл глядела куда-то вдаль.

— Идут на горку Джек и Джилл! — залопотала Моди, хлопая в ладоши. — И я!

— Нет, солнышко, а то еще свалишься с ними вместе и расшибешься, — сказала я. — Посмотри-ка туда! Пойдем к веночкам и букетам?

Несколько девочек и один мальчик водили посреди песчаной ямы хоровод. На трех девочках были белые платья, на двух других — в красный горошек, а еще на одной — светло-желтое. Мальчик был в серых шортах и синем джемпере. Они были чуть старше Моди, и все улыбались, — я решила, что Моди в их компании ничего не угрожает.

— Апчхи, апчхи? — с надеждой спросила она.

— Апчхи, апчхи! — сказали они и мотнули головами. Потом все одновременно плюхнулись на песок и захихикали. Моди тоже села рядышком и заливисто рассмеялась, радуясь новым друзьям и их игре.

— Еще! Еще апчхи! — сказала она.

Они поднялись и по новой завели хоровод.

— Всюду розы эти…

— Давай с ними, Рози, — сказала Шлёпа.

— Моди, позови их на травке играть, — сказал Робби. — Псаммиад не обрадуется, если они так и будут у него над головой топать.

Он подошел и склонился над ними — прямо добрый дядюшка.

— Ребята, идите лучше вон там поиграйте. — Он показал пальцем куда-то в сторону.

— Всюду розы эти, — сказал мальчик и потянулся взять его за руку.

— Да, знаю, вы хотите играть, только давайте играть вон там, — и Робби легонько их подтолкнул.

— Веночки и букеты! — запели девочки, размахивая руками. Моди тоже взяли в хоровод.

— Апчхи! Апчхи! — прокричала она, мотнув головой.

— Упасть, не встать, — допели они все вместе и рухнули на траву, топоча ножками.

Тут и Джек с Джилл подоспели — выкатились из леса. Сначала Джек разлил всю воду, плюхнувшись на грудь, а за ним Джилл — размахивает руками, болтает ногами, глаза круглые.

— Ой-ой-ой, — сказала Моди и помчалась их поднимать. — Пластырь? — спросила она у меня. — Пластырь надо?

— Нет-нет, — сказала Джилл, осторожно поднялась и похлопала брата по спине.

— Джеку надо лоб заклеить коричневой бумагой, — сказала она серьезно.

— Никогда эту строчку не понимала, — удивилась Шлёпа. — Зачем коричневая бумага-то? Я думала, в нее только рыбу с картошкой заворачивают.

— Наверное, тогда йода с пластырем еще не было, — предположила я.

Моди сидела на корточках рядом с Джеком, вид у нее был встревоженный.

— Все хорошо, Моди. Он скоро поправится, — сказала я.

— И начнет заново всю канитель, — в тон мне сказала Шлёпа. — Трогательное, конечно, желание, только я как будто в яслях застряла. Кого там еще ждем?

Из леса вышли две призрачного вида девочки, в сером и белом, у одной в руках был чайник.

— Чего это с ними? — спросила Шлёпа.

Лица у них были белые, а волосы разных оттенков серого. Девицы направились к уютному кирпичному очагу на прогалине. Огонь в нем горел серый, а сами кирпичи были серовато-белые.

— Все ясно! — рассмеялась я. — Это Полли и Сьюки, они с черно-белой иллюстрации, а все остальные — с цветных.

В жизни они выглядели жутковато, и Моди заробела — но все же подошла. Полли ей улыбнулась.

— Ставь скорее чай? — спросила Моди, показывая на чайник.

— Смотрите, правда чай! — удивился Робби.

Из воздуха возник серый стол со скатертью в серо-белую клетку, серым в горошек чайником и серо-белым караваем.

— Полли, ставь скорее чай, — сказала Полли и повесила чайник над огнем.

— И я, и я, — сказала Моди.

— Осторожно! Не подходи к огню, Моди, нельзя, — испугалась я.

Пламя, хоть и черно-белое, пыхало жаром — и обжечься наверняка можно было.

— Полли, ставь скорее чай, — повторила Полли.

Моди ей подпевала.

— Полли, ставь скорее чай, — в третий раз сказала она.

— Гости к нам пришли! — пропели Полли с Моди и собрались садиться за стол.

— Не ждали? — сказала Шлёпа.

К столу широким шагом подошла подружка Полли — Сьюки.

— Сьюки, нам не нужен чай, — пропела Сьюки, никого этим не удивив. И еще разок. И еще. Потом Полли взяла Моди за руку, и они побежали от стола.

— Гости-то ушли! — пропела Сьюки.

Полли, Сьюки и Моди весело расхохотались.

— Еще! Еще! — просила Моди.

— Нет, только не это! Сколько можно? — замахала руками Шлёпа.

— Да ладно тебе вредничать, по-моему, очень мило, и Моди в восторге, — сказала я.

Робби тоже не скучал: он то утешал бедную корову-попрыгунью, то гладил пса, который беспрерывно тявкал. Кто бы мог подумать, что в детских песенках такая какофония! Мало мычащей коровы и лающего пса, так еще кот громко играл на скрипке, а чайник с тарелкой хлопали в жестяные ладоши. Джек и Джилл звенели ведрами и снова и снова бухались с горки, дети, водившие хоровод, оглушительно чихали, а Полли и Сьюки с нажимом пели прямо нам в уши.

— Еще! Еще! — захлопала в ладоши Моди.

— Эта компашка мне уже надоела, — рассердилась Шлёпа. — Где остальные-то стихи? Как насчет Шалтая-Болтая? Я бы посмотрела, как он со стены шмякается! А еще тот, где фрейлине нос отщипнули…[25]

— Вы с Марвелом О’Кэем точно родственные души, — сказала я. — Вряд ли Моди другие стишки знает, кроме этих четырех.

— Это что значит — нам до посинения слушать эту их белиберду, снова и снова? — спросила Шлёпа.

— Снова! Еще! — радостно поддакнула Моди.

— Пойду, пожалуй, в песок зароюсь, как псаммиад, — сказала Шлёпа и зажала уши: все герои как раз запели свои партии одновременно.

Я попробовала подкатить к Джеку и Джилл, целеустремленно шагающим с ведрами вверх по склону. Они вежливо меня выслушали, улыбаясь своими маленькими ротиками.

— Джек и Джилл, может, воды в деревне наберете, из колонки? Тогда с горки не слетите и не расшибетесь, — находчиво предложила я.

— Идут на горку, — кивнула Джилл.

— Джек и Джилл, — сказал Джек.

— Несут в руках ведерки, — сказали они хором — и дальше все по накатанной.

Я пристала к Полли со Сьюки.

— Полли, ставь скорее чай, — скомандовала сама себе гостеприимная Полли. — Полли, ставь скорее чай. Полли, ставь скорее чай.

— Спасибо, конечно, но может, лучше пообедаем?

— Гости к нам пришли, — сообщила Полли.

— Сьюки, нам не нужен чай, — и Сьюки сняла чайник с огня. — Сьюки, нам не нужен чай. Сьюки, нам не нужен чай.

— А если я не уйду? Возьму и останусь, скажу: «Налейте, пожалуйста, чайку. Так в горле пересохло!»

Сьюки нахмурилась.

— Гости-то ушли, — сказала она и топнула ногой.

— Да с ними бесполезно разговаривать, — зевнула Шлёпа. — Ты ж в Диснейленде не станешь болтать с Микки-Маусом и Плуто. Робби, да заткни ты уже этого брехуна!

— Тихо, мальчик! Не лай. Хорошие собаки так себя не ведут, — сказал Робби, но пес все заливался, а кот играл на скрипке, а чайник с тарелкой отплясывали, а корова подпрыгивала, хотя луны на синем летнем небе не было и в помине.

Папа с Элис на внезапное нашествие песенной орды на Оксшоттский лес не обращали никакого внимания. Мы пожелали, чтобы они никогда не замечали псаммиадова волшебства, и желание до сих пор действовало. Подходил кот со скрипкой и исполнял им серенаду, корова пробовала через них перепрыгнуть, щенок лаял, Джек и Джилл тащились мимо, а потом кубарем катились в обратную сторону, чихающая ребятня водила вокруг них хоровод, а черно-белые Полли и Сьюки сновали туда-сюда с чайником.

Родители даже не моргнули ни разу, так и сидели себе на покрывале. Когда Моди подпевала героям стишков, они умилялись и улыбались — но и только.