— Смотрите, люди добрие, на чудеса, сломанным древом явленние, да передайте что видели тем, кого нет здес сегодня.
Вышел вперёд отец Патон и попросил парня, у помоста стоящего, камень малый подать. Поднял тот камешек с земли, передал отцу Патону, а тот его на ладошку положил, другой накрыл да и начал молиться сломанному древу. Потом верхнюю ладошку поднял, а там яйцо куриное! Самое настоящее! Народ ахнул, загомонил, передние стали задним, да ростом не вышедшим, рассказывать что произошло! А отцу Патону и того мало! Накрыл он опять ладонью яйцо да и снова стал сломанному древу молиться. А как открыл, так на ладони его цыплёнок сидит! Живой! Отдал отец Патон цыплёнка первому попавшемуся зрителю и обратно на своё место встал. А вперёд вышел отец Мигобий:
— Зрите, люди, чудеса исцеления, что сломанное древо вам сегодня явит! Пусть выйдет сюда кто-то больной, но истинно верующий в чудесную силу сломанного древа!
Вышел пекарь Потай с перевязанной челюстью, видно зубами маялся долго бедняга, а тут такая возможность подвернулась! Посмотрел на него отец Мигобий внимательно, да и говорит:
— Не веруешь ти в сломанное древо, а скорбь свою унять хочешь. Не поможет оно тебе. Иди, откуда пришёль.
Ушёл тот с помоста, пастырей кляня почём зря, и вышла женщина с рукой перемотанной. Весь город знал, что ошпарила Медуня руку, когда котёл с водой кипящей, который ребёнок её на себя свалил, на лету отбросила. Чем сына от ожогов спасла, на себя воду пролив. Кому ещё как не ей в беде помочь? Но и её не принял отец Мигобий:
— Не ходила ти в храм наш. Древу сломанному не молилась.
Народ уже роптать начал потихоньку.
Третьим вышел мужик на костылях, еле ноги передвигающий, да одна нога его как-то странно выгнута. Никто толком и не знал, как зовут его, ибо пришёл он в город недавно совсем. Многие видели, как он в храм ходил да древу сломанному молился. Вроде и жил он при храме последнее время. Вот уж если и ему откажут пастыри, тогда точно пора их яйцами тухлыми попотчевать по мордам холёным, чтобы люд напрасно не будоражили своими чудесами.
Осмотрел его отец Мигобий и спрашивает:
— А веруешь ли ти в древо сломанное и исцеление его?
— Верую! — отвечает мужик без малейшей запинки.
— Что случилось с ногами твоими? — опять спросил отец Мигобий.
— Плотник я, — ответил мужик. — О прошлом годе с лесов упал, ноги поломал да срослись они неправильно. Вот с тех пор с костылями и не расстаюсь.
— Ложись на ковёр со знаком сломанного древа, — велел кудесник, — да молись древу, ни единой мыслью не сомневаясь в помощи его!
Помогли ему на ковёр опуститься. И зашевелил тот губами, сломанное древо об исцелении моля. А пастыри вокруг встали и петь начали. Народ притих, аж слышно стало, как слабый дождик по соломенным крышам шуршит. Вот петь закончили, и отец Мигобий руки вверх воздев воскликнул:
— Именем сломанного древа! Восстань, болящий!
И лежащий мужик стал вставать на ноги. Медленно вставал, ещё до конца не веря, что исцелился.
— Смелее! — подбодрил его отец Мигобий. — Ти же верный раб сломанного древа, так чего боишься?
Встал мужик, ногами притопнул:
— Не болят! Исцелился! — запрыгал он радостно на помосте. — Ис-це-лил-ся! Ис-це-лил-ся! — И кинулся бежать по улице вопя во всё горло: — Исцели-ился!
— Во-во, так он и бежал три дня назад рано утром, когда все ещё спали! Через двор да в нужник, — фыркнула стоящая рядом с Мальком женщина. — Я бельё со стирки несла и только к калитке подошла, а за ним уже дверь хлопнула, да зажурчало что-то как от мерина старого!
Тихо сказала, но засмеялись люди, что рядом стояли, да за общим гомоном и удивлёнными криками это неверие мало кто заметил. Малёк тоже припомнил, что мужик сей в храме совсем не так хромал. Будто не он на костыли опирался, а они на него. Чего-то не то здесь…
Ясна на площадь не пошла. Чего ей там в толпе толкаться? Близко не подойдёшь, а издалека увидеть роста не хватит. Так и простоишь, в чужие спины глядя. Уселась она за печью, взяла ковшик с водицей, да вглядевшись в неё, нужное и увидела. Показала ей водица всё как есть, да ещё и другое поведала, что остальным не видно было. Как пряталось в рукаве левом у отца Патона яйцо куриное, а в правом цыплёнок. Как притворялся плотник, да и не плотник он вовсе, а лицедей заморский, коего уже в двух королевствах плаха да виселица ждут, а в третьем яма долговая. А вот и ещё женщина выходит, лицедею приятельница. Лицо её будто гнойниками покрыто, а на руке язва мясо до кости разъела, да на самом деле на лице воска кусочки прилеплены, а на руке мясо тухлое привязано. Вот молятся пастыри чёрные сломанному древу. Вроде и идёт молитва их, да всё не вверх, а куда-то в сторону тянет… Но вот «исцелилась» лицедейка. Загудел народ, ликует, дивится! Выходят отцы Патон и Мигобий из ряда и говорят людям:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Вот два юноши из вашего города, что науку сломанного древа решили освоить, да в тупик зашли. Не можем ми дать знаний, которые они просят, на то знак от сломанного древа нужен. За усердие их в продвижении к знаниям и помощь малую, что они храму оказали, решили мы сами просить сломанное древо о знаке!
Гудим и Потим радостные на колени бухнулись, стали руки святым отцам целовать! Те с улыбками руки протягивали да благодарности принимали. А народ на площади всё больше морщился от брезгливости. Что за парни такие, что другим на коленях руки целуют? Нет, не наше это. Встали святые отцы — и вознесли молитву сломанному древу. И лица их так и напрягались от усердия, но глухо осталось к ним сломанное древо. Ничего не произошло, только собака где-то далеко пролаяла, не считать же собачий брёх за знамение?
— Рано вам ещё новые знания осваивать. Не даёт сломанное древо знамения.
Видно было, как расстроились и удивились братья. И почти уж уходить собрались, да Гудим вдруг к отцу Патону в ноги кинулся и стал разрешения просить — им с Потимом самим сломанному древу о знаке молиться. Заулыбались пастыри. Да где же это видано, чтобы сломанное древо своих давних радетелей не услышало, а каким-то ученикам вняло? Рано вам, и всё тут. Но тут и Потим к ногам отца Мигобия припал:
— Отец, а может сломанное древо именно по нашей просьбе знак дать должно? Не лишай нас последней возможности!
Зашумел народ на площади, не столько своих защищая, сколько продолжения чудес жаждая! Что вам, мол, стоит дать парням попробовать самим сломанное древо просить? А вдруг выйдет? Вот посмеёмся-то!
— Плохо веришь ти, неуч, учителям своим! — нахмурился отец Мигобий. — Ну да ладно, просите сами. Убедитесь в правоте нашей и в темноте вашей. Смотрите, люди, на потуги неучей, учителям не верящих!
Отошли они к остальным, и покровительственно улыбаясь, стали наблюдать за молитвой братьев…
А те встали с серьёзными лицами, настроились, да снова на колени упав, вознесли молитву свою! И вдруг — в одном только месте прореха в тучах образовалась, как раз, чтобы солнце в неё глянуло. И от взора солнечного луч на братьев упал да осветил их среди всей серости дождливой, будто огнём воспалил! И стояли они в солнечных брызгах, как звёздным туманом окутанные!
— Знамение!!! — закричала толпа! — Знамение! Знай наших! Пастырям не откликнулось их сломанное древо, а нашим вона как! Давайте, ребятки! Заткните их за пояс!
Ясна от радости чуть ковшик на себя не опрокинула, насилу успела схватить, да от чувств нахлынувших так больше и не смогла увидеть ничего. Да оно ей уже и не надо было. Главное дело сделано. Братьям помогла.
Святые отцы стояли ошарашенные, не могли в себя прийти от удивления… Не может такого быть! Но ведь это при целой толпе народа произошло, и что самое мерзкое, все это видели. Это действительно знамение… Несколько не то, к каким привыкли пастыри, но однозначное, ибо свет от солнца осветил только братьев, и никого больше. А как же может такое быть, чтобы сломанное древо не своим служителям помогало, а каким-то щенкам безродным? Опять же, солнце почитают местные варвары, а служители сломанного древа больше Луну чтут и по её круговороту свои праздники считают.