— Видимо обмануть решиль плотник сломанное древо, надсмеяться над наукой нашей. За то накажем ми его строго. А прачке награду дадим, за то, что на чистую воду вивела поганца сего! А с женщиной ти не прав. Её гнойники сломанное древо в воск превратило, а язву в кусок мяса, от тела отторгнутый. И то есть чудо великое!
— А верёвки к нему тоже сломанное древо привязало? Они-то от чего отторглись?
— Не богохульствуй! Шенок! Ти есть варвар тёмний, науки не освоивший! Откуда ти глупий можешь знать помисли божии и деяния сломанного древа? Кто тибе вообше сказаль, что то не чудеса били?
— Ясна у жёлудя, что Дуб ей дал, спрашивала, он ей всё как есть и рассказал.
— Что за дуб такой? Нешто может дерево сказать что-то?…э-э, дерево, на земле живущее, а не на небе в саду божием?
— Ещё как может! Я сам с ним разговаривал, а Ясну он всем мудростям земным учит! Потому и лечить она стала лучше, чем в больнице вашей. У неё настоящие исцеления происходят, а у вас подложные!
— А жёлюдь тут причём?
— Так ведь это плод Дуба! От него ращён, его плоть, а потому через него и у самого Дуба знания получить можно! — удивился Малёк такой непонятливости святого отца.
— То ест, ти хочешь сказать, что обладая жёлюдем, можьно любие знания виведать?
— Ну да. Вот Ясна и узнала всё про ваши «исцеления».
— Так он что, любые желания испольняет?
— Да всё, что захочешь! Вот скажи, чего достичь хочешь, про то Дуб тебе и поведает — как быть да что для этого делать надобно.
Обрадовался отец Патон! Вот оно! Великое Знание! И как просто его получить-то оказывается! Надо всего лишь съесть жёлудь от того большого дуба! А варвары эти глупые и не подозревают о том, какие возможности открываются для настоящих желаний! Всё про лечение людей спрашивают, да про природу, да про лад какой-то в себе и вокруг! Вот тупые! Власть! Только власть над всем миром! Вот настоящая цель! И теперь ему, великому отцу Патону, никто не помешает её заполучить!
Присел он на корточки. Пониже к Мальку нагнулся и любезно спросил:
— Малочек, а где растёт тот дуб?
— В лесу, что за нашей деревней. Только просто так его не найти. Леший не каждого туда пустит. Закружит по лесу, будешь век ходить, а к Дубу не попадёшь.
— А ти как к нему попаль?
— Так дедушка меня учил лес чувствовать да знакомил с ним. Я для Лешего почти свой, а Ясна и вовсе с ним дружит.
— А сколько желюдей у Ясни?
— Она говорила про три, да один израсходовали, два значит осталось.
— А ти мог би добить один для нашей науки?
— Да вы что, отец Патон? Ясна его ни за что не отдаст!
— А ти её не спрашивай. Зачем дефку спрашиват? Возьми и мне принеси. А я тебя лично учить стану всем премудростям общения со сломанным древом. Тогда оно тебе любое желание исполнит. Что ни попросишь, всё тебе дастся.
— Да как же так? Что, и делать для этого ничего не надо будет?
— Нет. Это же настоящее чудо, а не ваши варварские суеверия. Ведь ти сам видел, как сломанное древо твоим братьям знамение дало!
— То знамение им Ясна устроила, а не древо ваше. И в следующий раз у них без неё ничего не получится.
— Вот я и хочу узнать — как она это делает? Возьми у неё жёлюдь и принеси мне.
— Да как же это, отец Патон? У родной сестры красть?
— Не красть, глюпий, а просто взять, чтобы она не видела.
— Так это и есть воровство. Не буду я этого делать!
— Ах так! — вскочил отец Патон. — Не хочешь по-хорошему, значит по-плохому сделаешь! А ну-ка, палач, тащи его в пытошную!
Схватил палач Малька, и ухмыляясь, как пушинку понёс пытать.
Отец Мигобий в это время Ясну подстерегал. Запала ему в голову мысль — заставить её лечить людей во славу сломанного древа. Тут ведь всем хорошо. Она лечит себе, отец Мигобий деньги собирает, а народ к сломанному древу за исцелениями валом валит! Вот вышла она от больной, домой направляется, тут отец Мигобий её и остановил.
— Здравствуй, красна девица! Хочу я тебе предложений хороший сделать! Ти только послюшай.
— И вам здравия, отец Мигобий. Слушаю вас.
— Ти вот людей лечишь, а сама в старом платье ходишь. Негоже такой полезний девка в старом платье ходить. Новое надо, да не одно! А тебе за твой труд никто как положено не платит. Ти приходи ко мне в больницу, там лечи от имени сломанного древа, а я тебе хорошую плату обеспечу. И будет у тебя всё, что нужно! И платья, и румяна, и браслеты разные! И хороми тебе отдельно поставим! Что ти с родителями да братьями в тесноте живёшь? На серебре есть будешь! На пухових перинах спать будешь! Заморский персик да виноград кушать будешь!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Не пойму я что-то. В работу вы меня зовёте али замуж сватаете? Но — ни то, ни другое мне не годится. Нельзя дело подневольно делать, а в мужья вы мне не подходите.
— Так не неволю же я! Ти как лечишь, так и лечи, только от имени сломанного древа. А жениться нам по вере нашей нельзя. Для нас даже мисли о женщинах — грех большой, ибо женщина — это сосуд греха!
— Тем более не смогу я лечить у вас никого, так как грешные мысли вызываю. А уж про то, что сломанное не может лечить, потому что ему самому сила для восстановления нужна, и ребёнку понятно. Оно скорее у другого силу заберёт, чем свою отдаст. Лишь когда сам здоров да ладен, можно и вокруг себя лад нести. Иначе не будет проку никакого.
— Да что же ти такое говоришь? Я, отец Мигобий, биль лучшим студентом, лучших университетов всех просвещённих стран! Я великий магистр медицины пяти королевств! Мои трактати лежат в лучших библиотеках мира! А ти, дефка деревенская, где училась? Сколько книг о болезнях ти прочла? Сколько трактатов и таблиц о лекарствах и системах их применения ти вообще в жизни видела? Сколько элементов и веществ ти знаешь?
— Да где ж нам, лапотникам, по просвещённым странам болтаться? Мы уж так, как-нибудь. Дедовым способом, без книг и трактатов, а просто чувством да пониманием лад в людях настраиваем, с Миром единим, оно всё и проходит!
— Не буду я с тобою, дефка неграмотная, спорить! Но скажу тебе так! Либо ти у меня в больнице лечишь! Либо вообще лечить не будешь! А если будешь, то берегись!
— Так ведь люди идут — как откажешь? А о неграмотности да темноте моей не вам, Жизни не чувствующему, говорить. Вы ж со своей учёностью сперва живое на мёртвые элементы да вещества разбираете, а потом их лечить пытаетесь. А того не поймёте, что мёртвое лечить, как камень поить — хоть и льётся вода, да не усваивается. Дедушка меня учил не таблицы сверять, а Жизнь чувствовать! А коли расстроилась Жизнь, так и болеет человек. А как назад её в лад привести — мне много подсказчиков. Вода нашепчет, травы прошелестят, Солнышко просветит, туман росою напишет, а Земля-Мать силы даст, чтобы сладилось всё, как от Роду положено! Так зачем, при таких помощниках, мне какие-то трактаты да таблицы, всех под одну гребёнку расчёсывающие?
— То — есть ересь языческая! А тебя я предупредил, дефка!
Развернулся отец Мигобий, раздражённо на землю плюнул и быстро пошёл в сторону храмового подворья.
На следующий день позвал отец Патон к себе братьев, да и говорит:
— Слаб я вчера биль, но постарался поскорее Малка расколдовать. И то, еле успел. Он бедний весь ожогами, язвами и ранами покрился! Ещё би немного, и всё. Сейчас в бреду лежит, в больнице у отца Мигобия. Не знаю, виживет или нет. Сходите к нему потом.
— Так чего же он в больнице-то? Вон к Яське его надо, она его вмиг на ноги поставит! Пойдёмте скорее, отец Патон!
— Постойте, друзья мои! Постойте. Когда расколдовивал я его, из него морок вишель. И ниточка от того морока в ваш дом шла. Там его заколдовали. Там и ведьму искать надо.
— Яська? — вскричали братья. — Быть такого не может, отец Патон! Да не может она так родную кровь предать!
— Э-эх, мало ви ещё знаете, потому как дети ещё, хоть и телами виросли. Кто тёмной силе отдался, тот на родню не смотрит. Она уже с лета тёмной силе служит. Та сила ей три жёлюди дала. И с помощью этих жёлюди она и делает разние дела для тёмной сили.