— А как же она людей лечит? Ведь взаправду помогает всем!
— Не знаете ви ещё коварства сил тьми. Лекарский дар ей дан, чтоби бдительность людскую усипить, а потом в самое сердце и ударить! Для лечения ей жёлюди не нужни, а вот для морока, коий она на людей напускает, как раз они и предназначени. Как ляжет спать она, посмотрите в одежде её, или в кошеле. Коли три жёлюдя найдётся, так не она это, а коли два, так значит, она Малка морочила!
— Поглядим, отец Патон! Обязательно поглядим! И в печь их бросим, чтобы другим не навредила!
— А вот в пещь не надо. Мне их принесите! Для изучения. Чтоби знать все козни тёмной сили.
— Ох, смелый вы человек, отец Патон! А с Яськой что?
— А с ведьмой ми потом разберёмся. Сначала надо доказательства собрать. Всё должно бить по закону. И никому ни слова. Пока ми трое знаем, всё ещё можно поправить.
Вышли от него Гудим с Потимом, головы повесив. Не часто приходится узнавать, что брат твой младший в бреду лежит, собственной сестрой замороченный. Пришли они в больницу, посмотрели на Малька. Тут отец Мигобий подошёл:
— Сейчас я его перевязивать буду. Вот и смотрите, что с братом вашим сделали… — Снял он повязки с Малька, а у того живого места на теле нет! Всё в ожогах да язвах, а в других местах раны как от кнута. Стали звать они его, жалеть, да не открыл тот глаз, только произнёс в бреду: «Ясна… Ясна…»
— Точно она! У-у, змею за пазухой пригрели! Ну, теперь держись, ведьма проклятая!
Пошли они домой и стали обсуждать, как лучше у Ясны жёлуди украсть:
— Нет, брат, ночью не получится. Спит она очень чутко. Сколько раз замечал, только ворочаться начинаешь, вроде и тихо, а она уже тут как тут, и: «Что не спится, Гудимушка? Может водички принести? Али тулупчиком укрыть?» Теперь ясно, почему не спит она. Ведьма проклятая.
— Тогда как же быть нам?
— Надо где-то в другом месте её подстеречь, где она одежду снимает.
— Так утром она у колодца на себя воду льёт! Зима, мороз, а ей хоть бы что! Я уже давно заболел бы да к колодцу примёрз, и ты небось тоже. Ясное дело — ведьма! Одежда же в это время дома лежит, рядом с постелью её… Вот когда жёлуди брать следует!
— А коли увидит кто?
— Так отвлечь надо. Как Яська проснётся, я будто в нужник пойду да поросю пива налью. Он его выпьет да куролесить начнёт, аккурат, когда Яська купаться будет, тут я батюшку с матушкой и кликну. Ты же быстро жёлуди нашарь и в кошель спрячь…
Так они утром и сделали. Когда Ясна к колодцу обливаться пошла, как каждое утро делала, Потим пива поросю подлил, а тот и рад, вмиг всё его вылакал. А потом куролесить начал. Прибежали батюшка с матушкой, стали выяснять, что с животиной произошло? А Гудим в это время одежду Яснину переворошил, жёлуди в кошеле нашёл да опять на печку спать завалился, будто ничего и не было.
Пришла Ясна с купания, да что-то не так всё. Не было обычной радости от водицы ледяной, не было бодрости, Морозом даренной, и на душе тяжко. Сердце беду чует. А братья скорее оделись, да сославшись на дела срочные, у батюшки от завтрака отпросились и на храмовое подворье убежали.
Отец Патон всю ночь почти не спал. Всё ворочался да с боку на бок перекатывался. Думал-гадал, как всё у братьев пройдёт? А когда на немного засыпал всё же, то снились ему ведьмы страшные! И гнались они за ним, и жгли его железом калёным, и мётлами били, и в воде топили. И кричали всё: «Отдай наши жёлуди!» А отец Патон жёлуди к себе прижимал да сбежать пытался, но ноги его не шли совсем, как заколдованные! А ведьмы опять догоняли его да изгалялись нещадно!.. Просыпался с криком отец Патон, холодный пот со лба вытирал. Затем снова думал, как ему жёлудями распорядиться, да мечтал, как он на святом престоле сидеть будет… пока опять не проваливался в сон, где истязали его ведьмы страшные! Так и промучился всю ночь, решив к утру, что один жёлудь он истратит на то, чтобы узнать самые изощрённые пытки, которым он ведьм подвергнет, чтобы признание в делах их мерзких выведывать.
Чуть свет он уже по покою бегал да в окно на каждом шагу смотрел, пока о скамейку для ног не споткнулся. Наподдал ей, ногу ушиб да опять вдоль окна забегал прихрамывая. Ну неужели этим тупым братьям нельзя пораньше дело сделать? Так ведь и с ума сойти от ожиданья можно! Наконец увидел, как те в храмовое подворье входят и сразу к нему в покои бегут. Вот по лестнице топочут, в дверь стучат, да за стуком сердца, которое готово из груди выскочить, и их стука не слышно, только угадывается он где-то далеко. Подошёл отец Патон к дверям, выдохнул. На себя вид умный и важный напустил да с остановившимся сердцем замок открыл.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Входите. С чем сломанное древо вас ко мне послало?
— Так вот, отец Патон! Жёлуди мы принесли, те, которые Яське тёмная сила дала! Вот они! Два!
— Молодци, только зачем ви их голими руками-то держите? Мало ли какие заклятия на них наложени? Давайте их мне на тряпицу.
Отдали братья жёлуди отцу Патону, тот их в тряпицу завернул и в шкатулку с замком убрал.
— Ну всё, ученики ви мои дорогие! Дальше уж не ваше дело. Я с желюдями разберусь, и тогда решим, что и как делать. А сейчас вас обичная ваша работа ждёт. Ступайте.
— Только вы, отец Патон, обязательно скажите нам, когда и как всё решится. Мы тоже хотим с ведьмами бороться! А Яська, хоть и сестра нам, да Малька мы ей не простим!
— Думаю я написать великий труд, в коем опишу способи определения ведьм и разние истязания, коими вирвется правда об их злодеяниях! Идите же! И пусть сломанное древо подаст вам своё благословение.
Ушли братья, а отец Патон к шкатулке метнулся, трясущимися руками да с пятого раза открыл замок. Вынул жёлуди:
— Вот они! Вот моя власть! Вот мой святой престол!
Схватил он ступку, бросил туда один жёлудь, растолок да есть принялся. Горький жёлудь ему попался, да путь к власти над миром сладким не бывает. Наконец прожевал, с трудом проглотил и стал ждать, когда знания ему даваться начнут. Вдруг спохватился да за бумагой побежал, перьев приготовил, чернил новых развёл, сел за стол и опять ждать принялся.
Ясна после купания сама не своя ходила, всё думала, почему душа у неё не на месте и из рук всё валится? Наконец решила разобраться. Села за печкой, ковшик достала, водицы в него налила, да в себя через воду вглядевшись, просила её тревогу-печаль свою показать… Вот прут раскалённый увидела, вот плеть, вот крик услышала, крик боли и страха. Знакомый голос кричал, родной! Кто кричит? Вот лицо Малька, болью искажённое. Вот палач ухмыляющийся. Вот отец Патон, что-то спрашивающий. Малёк что-то говорит, и опять крик… Вот Малька истерзанного в больницу несут. Вот перевязывают. А вот жёлуди появились, что Дуб ей дал, да почему-то в руке отца Патона, а рядом братья родные стоят Гудим да Потим — улыбаются… Очнулась Ясна, в кошель руку сунула и уже зная ответ, пошарила. Конечно, никаких желудей там уже не было…
Заплакала Ясна от тоски да предательства. И ведь не кто другой, а братья родные предали! Малька сгубили да её связи с Дубом лишили. За что? Почему? Эти вопросы и заставили её задуматься, а где дума, там плачу места нет. Отец Патон Малька пытал, ему братья жёлуди принесли. Значит, пастырю что-то надо было. Что-то с Дубом связанное. Через жёлуди Дуб знания ей даёт. Значит, отец Патон узнал про то и сам те знания получить хочет. Тогда почему просто не попросил к Дубу его проводить? Видимо, что-то мешает? Ведь к Дубу просто так не сунешься, давай учи мол. Не будет он таких людей учить. А знаний надо. Вот он и пытается найти обходные пути-дороги. Да как посмел Малька пытать? Значит, предлог придумал, да видно не простой. За ним стража храмовая да часть дружины княжьей, сломанному древу верная. Сила большая, да народ тут вольный, просто так обиды и князю не простит. Тоже сила немалая. Но если не разобравшись об обиде кричать, много крови зря прольётся. Надо самой сначала всё узнать.
— Может, сама и справлюсь. Нечего вместо своей чужие головы подставлять. А вот коли не по правде что пастыри сделали, так и народ кликнуть не зазорно.