Лев, видно, оставил сегодня свое долготерпение и доброе настроение в постели, уходя из дому с первым криком петуха. Поведение козы он принял за насмешку. Бросив антилопу, он одним ударом сломал хребет Бей-козе. Затем отнес антилопу во двор и вернулся за козой, которая еще хрипела. А Лёк-заяц, несший останки Н’Джугуп — летучей мыши, последовал за ним и был радостно встречен сыновьями льва.
— Дядя Лёк! Зайчик, зайчик пришел!
— Где Буки? — спросил отец.
— Она спит, — отвечали малыши.
— Пойдите позовите ее!
И львята побежали будить Буки-гиену. Потягиваясь и с трудом продирая глаза, она недовольно прогнусавила:
— Ну, что еще?
— Тебя отец зовет, — объяснили львята.
— Опять?..
— Буки! — зарычал Гаинде-лев со двора.
— Я здесь! — откликнулась Буки сонным голосом и, зевая, неторопливо направилась во двор.
— Буки! — повторил Гаинде.
— Слушаю, хозяин, — отвечала Буки уже поживее и чуть-чуть заторопилась.
— Раздели добычу! — приказал Гаинде.
— Хорошо, хозяин.
Буки посмотрела на антилопу, козу, летучую мышь и спросила:
— Разделить эту добычу?
— Да, попробуй, — предложил Гаинде-лев.
— Но между кем и кем? — спросила Буки, окончательно проснувшись.
— Между нами всеми, — пояснил Гаинде раздраженно, уже теряя терпение.
— Хорошо, хозяин, — сказала Буки. — Я думаю, что эта антилопа будет для тебя и твоих детей. Она достаточно велика и жирна для вашего обеда. Сама я давно уже не пробовала козьего мяса, и эта коза меня вполне удовлетворит. А дядя Лёк за труды возьмет себе Н’Джугуп — летучую мышь, потому что я не знаю, что делать с этим остроухим и зубастым чудищем…
Буки не докончила — правая лапа Гаинде ударила ее по пасти и вырвала левый глаз гиены, который пролетел перед трепещущим носом Лёка-зайца.
И Буки рухнула на землю с раскроенным черепом и оскаленной пастью.
— Дядя Лёк, — позвал Гаинде.
— Слушаю, владыка! — откликнулся Лёк-заяц.
— Раздели эту добычу!
— Хорошо, владыка! — согласился Лёк-заяц. — Я думаю, что на завтрак тебе и твоим детям еле хватит этой маленькой антилопы, — да что поделаешь, ведь у нас пока еще голодное время, почти голодное! За обедом вам придется удовольствоваться Бей-козой, которая пришла прямо сюда, чтобы предложить себя тебе в дар. Этого маловато, но малышам вечером понадобится немного: за день они наиграются и так устанут, что, конечно, им будет не до еды. Завтра день будет жаркий, и прежде чем идти на охоту, ты заморишь червячка, съев эту летучую мышь!
— Кто научил тебя так хорошо делить, дядя Лёк? — изумился Гаинде-лев.
И Лёк-заяц объяснил:
— Левый глаз Буки-гиены, который задел кончик моего носа.
Грязная ложка
Сирота Бинта жила в отцовском доме, где вторая жена отца не жалела для нее тяжелой работы, придирок, брани и колотушек. Сводная сестра Бинты, Панда, только играла да наряжалась, а Бинта собирала хворост, ходила по воду, толкла просо, стирала белье и стряпала. Иногда она тайком убегала из дому на кладбище — поплакать на могиле матери, но мать, неизвестно почему, никогда не отвечала на ее жалобы. И бедная сирота, всегда одетая в лохмотья, возвращалась домой еще несчастнее, чем прежде, чтобы снова слушать брань и терпеть побои мачехи, часто даже на глазах у отца. А отец ее был самым презренным из мужчин, — проще сказать: муж под башмаком у жены. Он не решался защитить сироту — ведь всякий раз, когда он пробовал повысить голос, жена грозила ему:
— Если будешь мне перечить, я тебя больше и близко к себе не подпущу.
Жалкий человек, отдав бедную дочь во власть злой мачехи, предоставил сироту ее горькой судьбе.
Как-то к вечеру, перемыв гору посуды и калебасов, которые ей приходилось чистить после каждой еды, Бинта до того выбилась из сил, что забыла вымыть одну маленькую деревянную ложечку. Увидев это, мачеха пришла в страшную ярость. Она орала, вопила и опять набросилась на девочку с кулаками, а устав колотить ее, приказала:
— Ступай вымой эту ложку в Данианском море.
— А где… — начала было сирота.
— В Данианском море! — взревела злая мачеха. — Пошла вон! — С этими словами она вытолкала бедную Бинту за дверь.
И сирота ушла в темную ночь.
* * *Она шла и шла, пока небо над нею не покрылось звездами. Шла, пока не остыла земля. Вот уже пропели первые петухи, потом вторые, а Бинта все шла. Вот ожили деревни, в домах застучали пестики, зазвенели детские голоса. Владения диких зверей и духов наполнил веселый шум дня. Ушли на покой ночные хозяева леса и саванны. Никто из них не тронул девочку.
Солнышко вышло на небо. Оно совершило уже половину своего каждодневного пути, а сирота Бинта все шла и шла.
Снова настала ночь, за ней — новый день, а сирота Бинта все шла.
Трижды солнце сияло над землей людей и палило ее, трижды уносило оно с собой ношу добрых и дурных дел людских. И вот сирота Бинта подошла к грудному дереву, которое само стряхивало на землю свои плоды. Девочка опустилась на колени и вежливо поздоровалась с ним.
— Куда идешь ты так поздно и совсем одна, дитя? — спросило дерево.
— Мачеха послала меня вымыть ложку в Данианском море.
— Бог да не покинет тебя в пути, — пожелало дерево и сбросило девочке целую горсть своих плодов.
Еще три ночи и три дня шла Бинта вперед. Чуть свет, когда солнце еще не умыло темное лицо ночи, девочке повстречались две лепешки, которые весело гонялись друг за другом.
Она опустилась на колени и вежливо поздоровалась с ними.
— Куда идешь ты так рано и совсем одна, дитя? — спросили лепешки в один голос.
— Мачеха послала меня вымыть ложку в Данианском море.
Лепешки отломили от себя по большому куску и дали девочке со словами:
— Бог да не покинет тебя на твоем пути.
И еще три ночи и три дня шла Бинта. Солнце стояло уже высоко в небе, когда ей встретился по дороге котелок, в котором сам собой варился рис. Она опустилась на колени и вежливо поздоровалась.
— Куда идешь ты на таком солнцепеке и совсем одна, дитя? — спросил котелок.
— Мачеха послала меня вымыть ложку в Данианском море.
Котелок дал ей полную пригоршню риса и пожелал:
— Да не покинет тебя бог на твоем пути.
Снова зашагала Бинта вперед и к исходу третьего дня увидела старую-престарую женщину перед хижиной. Соломенную кровлю ее хижины растрепали ветры со всех концов света.
Девочка опустилась на колени и вежливо поздоровалась.
— Куда идешь ты совсем одна, дитя? — спросила старуха.
— Мачеха послала меня вымыть ложку в Данианском море.
— Данианское море здесь, — сказала старуха, — здесь живут все звери бруссы. Все они мои дети. Положи свою ложку. Вот тебе просяное зернышко — истолки его в той ступе.
Бинта взяла зернышко и положила его в ступу. Едва она стукнула пестиком, как ступа наполнилась мукой, и одной горсти этой муки хватило на целый калебас кус-куса.
— Разведи огонь, — сказала Мать зверей, — принеси котелок воды и свари в нем эти кости.
Кости были обглоданы добела и наверняка лежали с незапамятных времен. Бинта развела огонь, положила кости в котелок — и он тотчас наполнился до краев сочными кусками мяса, жиром и мозгом. Бинта приготовила кус-кус и поела вместе с Матерью зверей.
Затем старуха дала ей длинную острую иглу.
— Спрячься теперь под кровать, сейчас вернутся из леса мои дети. Они лягут спать, а ты покалывай их потихоньку. Они подумают, что в постели завелись блохи и клопы, и встанут пораньше.
Первой пришла гиена Букп. Она повела носом, понюхала воздух и объявила:
— Здесь пахнет человеком!
— Человеком? — удивилась старуха. — Из людей здесь живу только я. Если ты, Буки, хочешь меня съесть…
— Ну, разве я посмею? — прогнусавила гиена. — Я просто пошутила, Мать.
— Хорошо, — сказала Мать зверей, — ступай теперь спать. — И покорная Буки-гиена, волоча зад, пошла спать. Затем Гаинде-лев, Сег-пантера, Тиль-шакал и все остальные звери один за другим вернулись домой и улеглись.
Тут Бинта стала осторожно покалывать их иглой, как велела старуха.
— Что это? Здесь, кажется, клопы! — проворчала Буки-гиена.
— Замолчи, не мешай нам спать, — заворчал Гаинде-лев. И в тот же миг он почувствовал укол в зад.
— Ты права, Буки, — согласился он, — постель полна клопов.
— Да, да! — сказали Лёк-заяц и Ниэй-слон.
— Ой, сколько клопов! — закричали другие звери.
Это Бинта продолжала свое дело.
Едва запел первый петух на крыше дома, где он ночевал, звери покинули свое неудобное ложе и вернулись в бруссу.
* * *Сирота Бинта приготовила завтрак для Матери зверей, поела вместе с ней и пошла вымыть свою ложку.
Когда она вернулась, старуха дала ей пять яиц и сказала: